- Серхетчилер - ганхорлар (пограничники - убийцы)! - ревела толпа, штурмуя ворота нашей пограничной заставы.
Застава «Баят-Хаджи» расположилась на окраине пыльного жаркого глинобитного посёлочка Баят-Хаджи, «пригороде» райцентра Кизил-Атрек.
Сюда, в далёкую-далёкую пУстынь, прожаренную жестоким белым солнцем пустыни, забросило меня в далёком 1989 году.
Году зелёной Змеи.
Меня, урождённого тоже в Год Змеи.
И вот - ЧП громадного масштаба!
Разъярённая вооруженная мстительная толпа местных туркмен штурмует пограничную заставу.
И злобно рокочет, как штормовое злобное море:
- Серхетчилер - ганхорлар (пограничники - убийцы)!
А что же мы, советские пограничники?
Солдаты, перекрыв ворота, спокойно-грозно поводили стволами автоматов поверх буйной многоголовой толпы.
Сдерживая толпу, что-то кричал по-туркменски военком района майор Хыдыров.
Военком кричал не только потому, что военкомат Атрекского района базировался совсем рядом, через дорогу от заставы.
Дело было совсем в другом, более серьёзном и опасном.
Политически опасном.
Эту опасность шкурой чувствовал начальник погранзаставы капитан Москаленко.
Стоя посреди канцелярии заставы, он поглаживал ствол автомата Калашникова.
И очень недружелюбно посматривал на меня, своего заместителя:
- Что будем делать, лейтенант?
- Товарищ капитан! - вздыхал я виновато, - опять мыши! Мыши виноваты!
Не успел капитан ответить, как снаружи громыхнул выстрел.
Затем - второй.
Затем - третий!
- Застава! К бою! - взревел капитан.
- Застава! К бою! - понеслась по заставе дублирующая команда дежурного.
Мгновение, и топот солдатских ног, грозный металлический лязг оружия заполнил заставу.
Мгновение, и солдаты заняли оборону по периметру заставы, у бойниц и в ДОТах.
-Щас начнётся! Будут тебе мыши, будут коты! - крикнул Москаленко, передёргивая затвор автомата.
Мы выскочили наружу и бросились к воротам.
Пока бежали, у меня мгновенно пронеслись в голове события сегодняшнего утра.
И вчерашнего жаркого вечера.
Везде фигурировал злосчастный угрюмый мрачный военкомат.
Тот, что через дорогу от погранзаставы.
Там служил мой давний друг, ветеран афганской войны, Миша Додхоев.
Точнее, не Миша, а Мухамматдин, бравый черноусый лейтенант Додхоев.
Мишей он звался потому, что в советские времена так было принято.
Кто жил в те времена, помнит такие панибратские перемены имён.
Курбан был Колей, Ташли - Пашей, Аташ - Наташей, Огульгерек - Олей.
Так вот.
Жарким ноябрьским вечером этого самого змеюшного советского перестроечного года я вышел за ворота пограничной заставы.
Зачем вышел?
Да чтоб совершить свою обычную пятикилометровую скоростную пробежку.
Вах! Соседнее, через дорогу, здание военкомата светилось огнём.
На деревянном потёртом крыльце стоял мой друг Миша и светил огоньком цыгарки.
"Хм! Он же не курит!" - подумал я,
"А! Понятно!" - дошло до меня. - "Дымом разгоняет москитов, этих злобных переносчиков пендинской язвы!"
Высоченная финиковая пальма, растущая у стены, шелестела огромными ажурными листьями. Шипасто-когтястые кактусы-опунции, лиловея грушевидными плодами, молча поджидали зазевавшуюся жертву. Красавцы олеандры хвастались белыми пахучими цветами.
К деревянному крыльцу военкомата был привязан белый ишачок.
- Махнул не глядя? - не сдержал я улыбку. - Ты ж хотел жигуль купить.
- Не-а! - выпустил Миша клуб дыма. - Это сторож приехал, Черкез.
- Сторож - понятно! А ты чего на работе? Что, жинка РанО выгнала?
- Не-е-е, не выгнала! - пуская дым в звёздное южное небо, молвил он. - Жена не может выгнать мужчину! Я - хозяин дома. Только я могу выгнать женщину.
- Это точно! - улыбнулся я, вспоминая недавний случай.
Несколько дней назад заглянул в военкомат, а Миша ходит с окровавленным кулаком.
- Что случилось? - спрашиваю.
Сделав грозное-прегрозное лицо, мой друг-мусульманин отвечает:
- РанОшка довела!
-Вах! Что случилось? - спрашиваю грозного мусульманского мужчину.
А сам думаю:
«Убил жинку!»
Мухамматдин гордо рассказывает:
- Прихожу на обед, а РанО чай не приготовила! Я ка-а-ак дал по столу! Ка-а-к переверну стол вместе с тарелками! РанО заходит. Орёт. Чай скоро будет. Тогда я разворачиваюсь и-и-и.
- И ударил РанО?! - восклицаю я.
Мой друг гневливо поднимает густые чёрные брови:
- Ка-а-а-к дал кулаком в стену! Видишь, вся рука в крови!
- Ах да-да! Мужчина! Хозяин дома! - похвалил я мужественного восточного мужчину-хозяина. - Так их, этих женщин, так их!
После этих воспоминаний мне стало весело.
Но вопрос всё равно остался:
- Так какого рожна ты здесь?
Оказалось, что сверхурочная работа лейтенанта вызвана срочными делами.
Из Ашхабада, военного комиссариата Туркменской ССР, поступила команда сдать штатное оружие, то бишь пистолеты.
Там, наверху, почувствовали опасность развала великого Советского Союза и последующей за этим неминуемой вооруженной смуты.
Вот и повезёт мой друг эти пистолеты в Ашхабад.
Завтра повезёт.
-А что, у вас, военкоматчиков, пистолеты есть? - округлил я глаза.
И тут же вспомнил доктора Чехова:
- Если на сцене висит ружьё, обязательно выстрелит!
- Тьфу-тьфу! Не каркай! - испугался суеверный Миша.
И неумело, слева направо, перекрестился.
- Ашхабад требует отчёт! Срочно! - вздохнул он. - Завтра повезу эту нудистику!
Судя по заваленному смятыми бумажками старому деревянному полу, отчёт действительно был очень муторно-тяжким.
Чтобы поддержать друга, я последовал в его кабинет, тускло освещенный маленькой лампочкой. Кабинет был такой же старый, как весь сараеподобный военкомат.
Когда-то в этом древнем глинобитном домишке, подпёртом для прочности кирпичными угловыми треугольниками, базировалась санэпидемстанция.
От неё даже остались древние носилки, притулённые к глинобитной стене коридорчика.
- Тс-с-с! - приложил я палец к губам. - Миша! Стой!
Мухамматдин остановился, как вкопанный.
Округлившиеся глаза выражали некоторый испуг.
- Слышишь? - шепнул я, показывая пальцем в дальний угол комнаты.
Там стоял книжный шкаф, заваленный бумагами.
Внизу шкафа, на полу, заваленному скомканными бумажками, слышалось шуршание.
- Мыши! - не сходя с места, шепнул Миша. - Тут полно мышей. Слышишь, бегают по чердаку? И вниз спускаются. На лифте!
Прислушавшись, я действительно услышал наверху слоновий топот и страшный писк. Впечатление было таое, как будто там, на чердаке, стая злых чёрных котов охотится на громадный табун мышей.
У меня, как у того кота, разгорелись глаза.
Я даже зашипел. Прям как тот котяра, предвкушающий мышиную добычу.
Миша, кстати, знал мою давнишнюю слабость до мышиной охоты.
Знал, что будучи каптёрщиком военного училища, я, так сказать, собаку съел на мышиной ловле.
Ловил всяческими, самыми хитроумными способами - и обычными мышеловками-прищепками, и трёхлитровыми банками, и вёдрами с водой.
Но самым прекрасным был случай ловли мышей обычными нашими курсантскими руками.
Дело было в 1984 году.
Захожу как-то в свою каптёрку, и настораживаю, как тот кот-котофей, свои котофейские чуткие уши.
В углу каптёрки стоит пустой посылочный ящик, в котором моему земляку прислали всевозможные вкусняшки.
Вкусняшки мы дружно, заперев каптёрку, продегустировали. А ящик закрыли крышкой и отставили в уголок.
Странным образом мыша отодвинула крышку и залезла дегустировать наше пропитание.
«Наверное, мышиный король! Обычная мыша не сможет отодвинуть крышку!» - мелькнуло в моей стриженой курсантской голове уважительное предположение.
Тут, как на грех, в каптёрку заглянул тот самый земляк Андрюха.
- Ш-ш-ш! - зашипел я, как змей-горыныч, молча указуя на посылочный ящик.
Андрюха тихонько, на цыпочках, зашел и мягко прикрыл дверь.
- Мыша! - тараща глаза, шепнул я. - Щас поймаем!
На немой андрюхин вопрос я молча показал место, где согласно боевого расчёта следует дислоцироваться земляку.
Молча, стараясь не шуметь, я вручил курсанту деревянную швабру и шепнул:
- Я уберу крышку, пугну! А ты сразу бей гадюку!
Тихо-тихо коснувшись крышки, я резко дёрнул её.
И громко-торжествующе рявкнул:
- Попалась, гадюка!
Андрюха, готовивший сокрушительный удар по гадюке, вдруг обмяк и рухнул на пол.
Мыша, здоровенная такая мыша, выпрыгнула из ящика так высоко, что мгновенно поцеловала морду лица курсанта.
Чем и шокировала моего нежного впечатлительного земляка.
Историю эту знал мой друг Миша Додхоев.
И часто вспоминал её во время дружеских застолий.
А сейчас, видимо, не вспомнил.
Иначе б не согласился на моё предложение поймать нынешнюю атрекскую кара-кумскую пустынную мышу.
Диспозицию сил и средств я использовал ту же, надёжную, испытанную когда-то юным курсантом.
Миша вооружился деревянной шваброй и мягко-безшумно, как леопард, прокрался к другому углу шкафа.
Тихо-тихо, как кот, я присел.
И резко, с диким тигриным рыком, бросил кисти рук под шкаф.
И намертво сжал какие-то мятые бумажки, надеясь ухватить за хвост наглую мышу.
Но!
Мышу схватить мне не удалось.
Но испугать, причём очень-очень сильно, удалось!
Правда, испугать не мирную пугливую домашнюю мышу.
Прямо на Мишу выскочила.... страшная змеюка.
[font=Times New
