– Поможешь, амиго? – с трудом оторвав взгляд от красавицы, повернулся Вилья к адъютанту.
Санчес молча исчез.
– Вы так и живёте одни?
– Мой старший брат помогает нам. Он по соседству живёт.
Женщина наполовину высунулась из развалюхи, крикнула:
– Луис, зайди-ка!
Но первыми появились гонцы Санчеса. Они тащили стол, стулья, чашки с какой-то едой и дымящиеся кружки с кофе. Тут же пришёл и сосед Луис.
– Давайте присядем, – Вилья снял тяжёлое сомбреро с серебряным позументом, усадил женщин, сам сел между ними, напротив удивлённо молчащего Луиса. – Перекусим и заодно решим всё по-мирному.
– Что решать? Что решать-то? – испуганно затараторила мать Луз.
– А я вот хочу посмотреть, сумеет ли она рубашку за ночь сшить. Если сумеет, то женюсь на Луз!
Все мгновенно смолкли. Панчо Вилья разглаживал пальцами свои пышные усы. Сидевшая справа от него девушка, опустив голову, похоже, улыбалась. Слева мать её, закатив глаза, пыталась что-то сказать. Луис с открытым ртом переводил глаза с важного гостя на сестру, племянницу и обратно. Он первым и пришёл в себя.
– Это что же получается – сватовство, что ли? Так со стороны жениха вся его семья должна присутствовать…
– Ну да, сватовство, – мягко согласился Вилья. – Времени на ухаживания у меня нет. Нет и семьи, сирота. А со стороны невесты, гляжу, все налицо…
Мать Луз, отдышавшись, хотела возмутиться, но тут в дверях появился Санчос.
– Вот нитки, иголки. Ткань ребята долго не могли найти, но я им сказал: «Материя не исчезает бесследно, она должна появиться». Нашли в доме портного – и швейную машинку, и целый тюк материи. Хозяин не хотел отдавать, так мы его тоже привели…
– Ты – портной? – строго спросил Вилья дрожащего от страха лысого мужчину. – Ты за революцию?
– Да, сеньор, я за революцию. Но я не портной. Я – закройщик.
– А какая разница?
– Я делаю выкройки, крою по фигуре, а на машинке строчить – это любой портной может. Верните мне «Зингер», сеньор, пожалуйста!
– Слушай, а это идея! – чему-то обрадовался Вилья. – Машинку можешь забирать. Завтра я женюсь на этой девушке, и мы уедем, а ты вернёшься сюда и научишь её мать строчить. Чтобы сеньора в поле больше не работала, а стала портнихой. Согласен?
Благодарный закройщик исчез, закинув «Зингер» на плечо.
– Ну что, дорогие женщины, уже первый час, майские ночи короткие, пора за работу, – распорядился Панчо Вилья. – Берите с собой лампы и всё добро, идите в ту комнатку, а мы тут с Луисом побеседуем…
Когда они ушли, Луис спросил тревожно:
– А вы правда не бандиты?
– Что тебе налить, дорогой мой? Текилы? Давай кружку! – Вилья налил соседу. – Сам-то я мескаль не пью, только кофе. И не курю. Нет, амиго, мы не бандиты. Мы революционеры, воюем за свободу Мексики. Свободу от помещиков, от американской зависимости. За землю крестьянам – тем, кто на ней работает. Вы с нами? Тогда на американцев не надейтесь, гринго здесь не помогут, самим придётся добывать свободу. Жизнь меня научила, что гринго – наши главные враги.
– И ты тоже пеон? Ты убирал когда-нибудь сахарный тростник?
– Я работал на маисовом поле. Но тот, кто хоть раз убирал кукурузу, никогда этого не забудет. Так ведь? Да, я пеон, родился в гасиенде, в помещичьем поместье. Никогда не ходил в школу, потому что отец рано умер, и защитить нас было некому. Сын помещика надругался над моей сестрой. Я убил его и убежал в горы. С тех пор воюю за справедливость. И что, похож я на бандита?
Луис покачал головой, но спросил:
– А ты не обманешь Луз? Ходят слухи, что ты любитель жениться.
– Я отвечу так. Неделю назад мы взяли один город, чуть меньше вашего. Я решил остановиться в лавке у одного старика. У него росли три дочери, красавицы-погодки, которых он держал взаперти на чердаке, так как боялся, что мои влюбчивые мучачос украдут их. Днём старик метался по лавке, отпуская товары покупателям, а вечером ходил с револьвером вокруг дома, отгоняя поклонников. И чем дело кончилось? Сыграли три свадьбы. Я на каждой был посаженым отцом, наверно, оттуда слухи и пошли.
– Ты же католик, сеньор?
– Как и большинство. Только в Иисуса мою веру подорвал год назад один священник. Он прихожанке молодой ребеночка сделал, а сам приказал девушке говорить, что её обманул Панчо Вилья, то есть я. Пришлось ехать в тот город. Собрал народ, заставил негодяя покаяться публично. Оплевали его люди, прогнали. И церковь пришлось закрыть. Разве это дело, скажи?
– А как же без веры-то?
– Я верю в президента нашей страны Франсиско Мадеро! Он пишет закон, хочет отдать землю крестьянам. Это друг всех мексиканцев, хотя и врагов у него много. Как и у меня, поэтому я…
Не успел он досказать, как на городской площади затрещали выстрелы.
– Панчо! – весь обвешанный патронными лентами, адъютант Санчос ворвался без стука. – Они перебили охрану в доме алькальда, думали, что ты там ночуешь! Сейчас мучачос с ними разбираются, никого живым не выпустят…
– Что это было? – спросил Луис, когда они снова остались вдвоём.
– Это колорадос, – коротко ответил Вилья. – Те, кто против революции, охотятся на меня. Мне приходится каждый раз ночевать в другом месте. Бывало, разобьём лагерь, я поставлю свою палатку, Санчос объявит, что командир лёг отдыхать, а я тайком отползу повыше в горы, там завернусь в одеяло – и сплю. Утром мне докладывают, что ночью опять палатку порезали. Раз десять уже пытались меня убить…
Выстрелы стихли. Кто-то затянул «Кукарачу» – победную песню повстанцев. Запахло жареным кофе. «Вива Вилья!» – волнами покатилось с площади. Земля начала подрагивать от сотен ног, пустившихся в пляс.
– Мексиканки, мексиканцы! Ваши песни, ваши танцы… – беззлобно проворчал Панчо Вилья. – Если долго слушать, речи станут слаще халвы. Но уже светает. Что там, за тряпичной дверью – отгадаешь, дорогой мой деверь?
Гадать не пришлось. Грязная занавеска приподнялась, и из комнаты две смуглые руки вынесли цветастую мужскую рубашку. Над открытым её воротом возвышалось улыбающееся, чистое лицо Луз, и выглядела девушка так, словно одета в яркое новое платье, потому что длинная юбка на ней была из той же материи, что и рубашка.
– Санчос! – только и сумел выдохнуть Панчо Вилья. – Скачи за священником! Пусть звонят колокола! Мы идём венчаться!
Три человека молча смотрели, как крупный мужчина, командир боевого отряда, торопливо снимает через голову пропотевшую, серую от пыли рубаху и просовывает голову в новый цветной ворот. И радостно вздохнули все трое, услышав, как довольный рот мужчины прошептал сквозь шикарные усы:
– Как раз! Такая женильная рубашка – ближе всего к телу!
И вчетвером они пошли к городской церкви, где их уже ждали.
– Сын мой, сначала вам надо исповедаться! – начал священник, опасливо глядя на Вилью.
– Рад бы, святой отец, – поправляя за поясом пистолеты, отчеканил Панчо. – Но одно перечисление моих грехов заняло бы неделю. А кто много грешил, тому много и прощается. Народ ждёт. Так что, падре, я каюсь и – венчаюсь! Ваше дело – сказать всё, что нужно в таких случаях.
И под сводами городского костёла было сказано всё, что нужно в таких случаях. И были объявлены мужем и женой Панчо Вилья и Луз Корраль. И молодожён вручил прекрасной своей жене голубые бусы «под глазки», а срочно прискакавший на торжество губернатор штата – традиционные тринадцать золотых монет, которые тут же были переданы плачущей от счастья сеньоре Корраль.
Свадьба пела, кричала здравицы «Вива Вилья!» и плясала. И, как пишут в газетах, все были рады друг другу. Рекой лилось пиво и мескаль. Танцевали до трёх часов ночи без перерыва, за столы садились только перекусить…
А с рассветом отряд Панчо Вильи ушёл, оставив «на хозяйстве» нового алькальда. Впрочем, это был уже не отряд: в городе к повстанцам присоединились пять сотен добровольцев. И теперь впереди этой армии ехал её командир в цветной рубашке. Сзади, крепко прижавшись к широкой спине, его обнимала девушка в такой же цветастой юбке – Луз Корраль.
[justify]Автор (из-за кулис): Через два года после этих событий заговорщики убьют мексиканского президента Франсиско Мадеро. Лидера повстанцев Панчо Вилью тоже арестуют и приговорят к смерти. В ночь перед казнью он сбежит из тюрьмы. Три верных друга помогут ему. Уже три месяца спустя он, почётный генерал, войдёт в Мехико с 65-тысячной армией. На предложение стать президентом страны отмахнётся: «Я солдат, а не чиновник; плохо придется Мексике, если во главе её правительства станет необразованный человек». Уедет
