его человек ни на минуту не усомнился бы, что перед ним ярый трезвенник. Но те, кто его знали, знали и этот тон, полный сарказма.
- Даааа…??? По тебе заметно!! – Ехидство плеснулось в ней через край, и, усмирив желание язвить дальше, она вновь перешла на спокойный тон: «Да и потом, что такое плохо или хорошо? Всё относительно, разве это не твои слова? Разве не ты ли живешь с этим девизом, и даже не спотыкаешься? Не лукавь, милый, со мной этого не стоит делать. Я не только всё о тебе знаю, но и тебя хорошо изучила. Или ты забыл, что я всегда была с тобой рядом - от самого рождения и буду с тобой до самой твоей, тьфу-тьфу, смерти?».
- То есть, я от тебя никогда не избавлюсь?
- И снова двадцать пять. – и она звонко рассмеялась: «Тебе проще избавиться от собственной головы, чем от меня. Поражаюсь, как до тебя не доходят простые истины».
- Какие?
- Да, не ты мне нужен, а я тебе. – И ее тон перестал быть игривым, он стал серьезен и полон некой грусти: «Ты же без меня не можешь ни жить, ни дышать. Ты же холишь меня и лелеешь. Ты же боишься, что однажды откроешь глаза – а меня… вдруг и нет рядом!».
- Не правда!! Я тебя постоянно гоню от себя, забыла?!?? - Переполненный несогласия, он вскочил с дивана, чтобы нервно и суетно сделав два круга по темной комнате, вновь опуститься на насиженное место.
- Ну, да, ну, да… гонишь, - ответила она, абсолютно не замечая его реакции. Она привыкла общаться с ним, как с капризным ребенком, и всегда знала, что нужно сказать, чтобы его успокоить.
- А ты вновь и вновь возвращаешь. Но почему?? – В словах было столько неподдельного любопытства, словно от ее ответа зависело всё – и день сегодняшний, и завтрашнее светлое будущее.
- Потому что ты меня ждешь!
- Неправда!! Это всё неправда!! – И он со всей силы ударил кулаком по подлокотнику, который отозвался глухим эхом.
- Милый мой, - она, слегка вытянувшись вперед, опустила свою кисть на его руку, что всё еще была сжата в кулак. Ее ладошка была мягкой и слегка прохладной. И это так успокаивало и расслабляло, да так, что он непроизвольно расслабил кисть, беспомощно уронив ее на мягкую обивку дивана. А она, как ни в чем не бывало, продолжала: «Я твоя лень, я родилась вместе с тобой, и предана тебе весь твой долгий путь по жизни. Я никогда и не в чем тебе не изменяла, поддерживая со всех желаниях. Именно я нахожу для тебе те самые слова, что, как спасательный круг, удерживают от лишних и пустых телодвижений, и при этом позволяют сохранять достоинство».
- ???
- Вспомни, разве не твоими устами я отвечаю на извечные вопросы о семейном положении? Разве не я убеждаю людей, что семья — это огромная ответственность, и, что ты, как честный человек, признаешь, что пока не готов взвалить ее на себя? Что дети – это великий долг перед миром, который ты еще не достоин исполнить? Разве не мои слова о том, что любовь – это чувство, которое требует не только взаимности, но и глубокого понимания, а для этого нужно время, падают на алтарь вожделений твоих дам и застывают, словно осенняя наледь, пока не отваливаются вместе с умершей надеждой? Разве не я повторю вновь и вновь о том, что нужно ждать и верить в лучшее, пока за теми, кто готов был сложить к твоим ногам свою любовь, не закроется дверь совсем? Разве не с моей подсказки ты убедил и себя, и всех, что амбиции и стремление к богатству — это истинный грех, коим не стоит засорять душу, стремящуюся к свету? И разве не ты однажды пришел со мной к согласию, что мир — это источник суеты, которая никак не исправит конечный исход, и, что сколько бы ты не свершил в этом мире, всё бренно и пусто по своей сути, так стоит ли тратить на это свои силы, данные тебе явно для чего другого? Просто найти и осознать это другое, нужно время. Вот мы с тобой и существуем во имя этих благословенных времен и моментов, которые когда-нибудь придут. И то, что они всё никак не наступают, разве наша с тобой вина?
Он заученным движением сменил позу, чтобы откинуться на подушку, и, уже лежа, придаться раздумьям. Легкая тень промелькнула у него между бровей, словно пытаясь переосмыслить всё услышанное. Складки у рта смягчились, погружаясь в согласие, а тело расслабилось, раскидав руки как плети вдоль организма, органически ленного и константно пассивного. Ему стало спокойно и мирно.
- Ну, да, ты права, – согласился он, а затем метнулся за последней искрой, чтобы хоть как-то спасти тлеющий огонь: «Но, знаешь, порой хочется разбежаться и создать что-нибудь этакое…». Но нега взяла свое, и его глаза затянула мечтательная дымка.
Она, бесшумно опустилась в кресло, что вновь утонуть в нежности плюша, и затихла, стараясь ни звуком, ни взглядом, ни мимикой рта не нарушать это удивительное состояние, когда они, объединившись в гармонии, вместе отлетали в мир грез. В доме наступила тишина. И лишь потрескивание свечи чуть-чуть нарушало эту благодать. Да и то ненадолго. Ибо лень бесконечна и бессмертна. И она всесильна над всем, даже легким пламенем свечи.
