Кладбище на окраине деревни возвышалось на низком холме. Вскоре вдали показались кривые, утопающие в высокой зелени, кресты. Вокруг пчелы жужжали, бабочки порхали, а птицы чирикали где-то – в этом кажущемся спокойствии вдруг всплывали воспоминания. Они хоть давно забылись, но призраками преследовали старика. С каждым шагом сердце все тревожнее стучало в груди. Ночное видение не давало покое и как бы скептически к нему ни относился Угрюмцев, оно пугало его. Ведь Маши не стало очень и очень давно.
Подойдя ближе, он остановился у трех могил. Память о родителях была горька и противна. Алкоголь быстро унес их в мир иной: мать, погрузившись в запой после исчезновения любимой дочери. Она сгорела, как свеча за год. Сергею Васильевичу не хватало ее. Эта женщина не была лучшим образцом матери, но любила своих детей как умела. Наверное, именно по ней больше всего скучал Угрюмцев. Отец же остался равнодушным. Ему были важны две вещи — это бутылка, к которой можно вечером присосаться, да компания кого-нибудь. Сергей рос с планами о побеге до убийства отца. Он ненавидел его за многое и винил во всем. Но хоть жизнь и была невыносимой: побои сменялись голодовкой. Сергей подрос и сбежал в колледж в ближайший город. Там и остался. А потом судьба сама расправилась с горе-папаней: один из алкашей, словил белочку, отправил отца на тот свет двустволкой.
Сестра пропала без вести. Спустя пять лет ей присвоили дату смерти – 23 августа день, когда она исчезла. Через три дня будет ровно как 50 лет ее не стало. На надгробии улыбалась счастливая девочка, всего лет четырех-пяти, с большими глазами, пока, наивно верящая в этот мир. Она прижимала любимого к себе плюшевого зайца, по имени Морковка. Маша бесила Сергея своей энергией, искренностью и простым существованием. Даже сейчас, когда ему было уже за шестьдесят, он не мог скрыть нарастающее раздражение, глядя на её фотографию. Как появилась сестра, он забыл, что такое беспечность. И справедливость. Делала что-то Маша, наказывали Сергея, ведь он не уследил.
Павла определенно тут поработала: сорняков не наблюдалось, как и во всех ближайших участках надгробий. Еще раз глянув внимательно на изображения семьи, старик положил цветы на могилу матери. Оглядевшись, Васильевич попытался найти надгробие друга. Вдруг сзади раздался тихий шорох. Он замер, охваченный внезапным предчувствием. В мистику Угрюмцев не верил, был ярым скептиком и реалистом. Но почему-то сейчас, в окружение крестов, фантазия подбрасывала образы призраков. Ведь, что тогда он увидел там под кроватью? Иллюзия, самообман? Он медленно обернулся, снова посмотрев на могилу Маши.
Солнце на мгновение скрылось за облаком. Все погрузилось в полумрак. Ветер подул, повеяло неприятно холодом. Сердце старика заколотилось еще сильнее. Время замедлилось, Васильевич глядел на улыбку сестры, и в его сознании замелькали образы из прошлого. Как девочка постоянно увязывалась за ним, когда мальчик шел гулять. Как Маша разговаривала с плюшевым зайцем, а Сергей мечтал его выкинуть, так чтобы не нашли. И, как всегда, доводя сестру до слез, она почему-то прощала. Все также продолжая любить брата несмотря ни на что. А он ее ненавидел.
Сергей Васильевич перевел взгляд на темноту около стоящего леса откуда неожиданно донесся звук.
— Где мой зайка? — отчетливо в ушах раздался голос Маши. Он звучал, как и прежде, будто и не прошло несколько десятилетий, и старик вернулся в детство. В тени деревьев Угрюмцев увидел грязного, с вырванными глазами и одним ухом Морковку. Именно таким маленький Сергей закопал его во дворе много лет назад.
— Да как же… — прошептал Васильевич, делая шаг по направлению к зайцу. Схватившись за сердце, которое словно готово было выпрыгнуть из груди. Его мелко потряхивало, не каждый день увидишь игрушки, восстающие из забытья.
Солнце из-за облака снова показалось, ветер поднял пыль заставив прикрыть лицо рукой. Когда старик открыл глаза на месте зайки стоял трухлявый пень, что отдаленно напоминал плюшевую игрушку. Несколько минут Сергей Васильевич не двигался. Он долго смотрел, после чего развернулся и пошел прочь. Для себя решил Угрюмцев две вещи: на кладбище больше ни ногой и тем более выпившим. От алкоголя мало ли что могло померещиться, а он чуть инфаркт не схватил. Захотелось закурить, но воздержался лишь мимолетным взглядом на сигареты.
За три дня Васильевич сделал по дому много чего. Соседи приходили кто чем мог помочь. Так они покрасили мебель, обновили стены, хлам перенесли в сарай. Старик уже и забывать все начал странные происшествия. Он наконец снова себя чувствовал живым и молодым. «Движение — это жизнь. Еще Аристотель это сказал. Умный мужик был.» — изрек как-то Угрюмцев сидя на стуле на крыльце. Он попивал привезенный коньяк с собой и наслаждался закатом, природой и тишиной.
Ему нравилось жить в деревне. Единственное, что омрачало это ухудшение памяти. Все чаще он замечал, что вещи лежали не на своих местах. Хотя старик точно помнил, что положил их на место. Два раза убирал фотографии куда подальше, на третий просто сжег наверняка. Вещи каким-то мистическим образом желали его смерти. Они падали прямо на голову, либо рядом. И Сергей Васильевич с ужасом подмечал, еще немного и лежал бы с раздробленным черепом пока не найдут. Ночью же относительно было спокойно. Иногда крысы шумели на чердаке. По крайней мере так думал он. А один раз Васильевичу вообще показалось, что будто кто-то тихо плачет. Но встав, чтобы проверить под ним скрипнула половица и тишина резко опустилась на дом.
Днем он упал со стремянки и теперь тело ныло. Голова гудела словно налилась чугуном и по ней бил кто-то. Выпив стакан воды, Сергей Васильевич улегся на диван, закрыв глаза. Уснуть не получалось, то казалось кто-то ходит под окном, то в самом доме, то слышался детский голос. И когда стало совсем невыносимо, Угрюмцев встал с намерением наказать нарушителя спокойствия как оцепенел. Перед ним стояла Маша. Живая.
— Сереж пошли, там ребята заждались тебя. Зовут, а ты не выходишь. — она смотрела на него все тем же взглядом полного восхищения и обожания. Девочка была в легком летнем платье, а в волосах торчали яркие заколки.
— Сейчас. — Васильевич резко утратил контроль над телом и голосом. Ему не верилось в происходящее. Он словно вернулся обратно в детство. Кинувшись к углу, он заметил, что стал меньше ростом. В углу был тайник безделушек, взяв рогатку он вышел наружу.
Угрюмцев вдруг вспомнил день, когда пропала Маша. Вместо ночи на улице почему-то стоял ясный летний день как тогда. Около двери на кортах сидели его друзья, грустно рисуя палочками на песке и о чем-то тихо переговариваясь. Будто все 50 лет канули в небытие, и он снова мальчик, готовый идти за приключениями.
— О, Серый! — сразу встрепенулись дети. Костя – главарь их маленькой банды посмотрел за спину ему и громко цыкнул. — Тц, опять с этой мелочью? Сколько можно в няньках сидеть, а Серый?
— Я не виноват, это все родаки. — Сергей с раздражением глянул на Машу, отдернув руку, за которую держалась сестра.
— Ладно, погнали в догонялки. А потом своруем яблок и пойдем на нашу базу. Без мелкой только, а то еще расскажет взрослым и все, накрылись наши похождения. — Костя скрестил руки на груди. — Без обид…
— Я не расскажу! Честно, честно! Клянусь игрушками! — Маша умоляюще посмотрела на ребят, те переглянулись и вопросительно уставились на Сергея.
— Если расскажешь или будешь мешаться… — он многозначительно глянул на сестру.
Девочка кивнула. События сменились на место перед заброшенным пансионатом. Васильевич даже не понял, как это произошло. Сергей стоял и оглядывался по сторонам. А старик все силился сказать, как-то подать знак, чтобы остановить ребят. «Нет, идиоты не лезьте туда!» — он знал, что дальше будет. Но все попытки были в пустую. Тело все также не слушалось. Зайдя в здание, их встретила разруха и только: выбитые стекла, обвалившиеся потолки и покрытые пылью половицы создавали атмосферу таинства. На стенах сохранились следы от старых плакатов. Обветшавшие двери скрипели от малейшего порыва ветра, а остатки мебели, безликими тенями украшали интерьер.
База ребят находилась на крыше пансионата, куда вся группа и направилась. «Я не хочу на это еще раз смотреть… Черт побери, остановите это кто-нибудь!» — надежда повлиять как-то на ситуацию таяла быстро. Он оказался пленником того самого дня.
Маша старалась не отставать от Сергея, но страх брал свое. Разрушенная лестница не внушала доверия. Мальчики без проблем шли дальше. В очередной раз, когда сестра схватила брата за руку, чтобы не свалиться он отдернул ее.
— Хотела с нами, сама иди, мешаешь только и все. — прошипел он с ненавистью, словно это она во всем виновата, и, не дождавшись ответа, ринулся к друзьям, оставив девочку одну на лестнице. «Возьми ее за руку обратно, идиот! Не отпускай!» — взвыл старик внутри мальчика.
Вдруг Васильевичу захотелось плакать. Теперь он смотрел на происходящее от лица младшей сестры. Слезы подступили к горлу и до боли сдавили его. И как ни старался сдержать порыв, сжав маленькие кулачки, щеки стали мокрыми. Взгляд упал на пол первого этажа и страх снова сковал тело. Ребята и брат убежали вперед. А Маше было даже страшно дышать, не говоря о продвижение дальше. Она хотела позвать мальчиков, но вспомнив с какой неохотой брали ее в свои игры они, девочка прикусила губу. На негнущихся ногах Маша развернулась и как можно осторожнее пошла обратно вниз. Шаг за шагом. Старик попытался закрыть глаза, чтобы не видеть происходящее, но продолжал все также наблюдать.
— Машка, сколько ждать тебя еще?! — раздался грубый голос Сергея. Мальчик показался в дверном проеме лестничного марша. Это вызвало в ней короткий порыв надежды. Забыв о страхе, она запрокинула голову, чтобы ответить.
[justify]Одно неосторожное движении и ее нога соскользнула в пустоту. Маша с криком полетела вниз. Она успела ухватиться
