взором солнца. Ну и пусть. Предвкушение познания чего-то сокровенного, крайне важного, и оттого чарующего, сопровождаемого пугающим и прекрасным одновременно голосом надежно отвлекает сознание от мысли о неизбежности жутких мук хлипкого тела в звериных лапах и клыках каждого хищника, образы которых не менее таинственны и ужасающи. Оттого понимает сознание всю бессмысленность стремления отступить, пока еще есть возможность, и навсегда утратить даже вероятность открытия той истины, что так близка и недостижима уже сейчас.[/b]
Шумит земля. И шум ее безголосый, похожий на мелкую дрожь, вибрацию, вступающую в приятный резонанс с телом. С сознанием. Все верно: пронзает синусоида землю, оставляя свой четкий незримый след. И не сойти с него даже при очень сильном желании, будто надежно привязано к нему тело, будто тело часть его и потому неотделимо.
Приятная мелкая дрожь охватывает с ног до головы, проникает в сознание целиком, не оставляя ни малейшей части его нетронутым. Все равно, что озноб при простуде с повышенной температурой тела на открытом холодном воздухе, расслабляющий и отправляющий укутаться теплым одеялом как можно плотнее. И не придает легкая дрожь земли так необходимых телу и сознанию сил, но и не отнимает. Она всего лишь есть как реакция касания синусоиды, проходящей через нее.
И каждый шаг приносит необыкновенные ощущения какой-то легкости, даже прыгучести. Будто каждый шаг отталкивает тело от земли, заставляя как бы парить совсем короткие мгновенья до того как нога вновь коснется, казалось бы, прежде прочной тверди. И будто воспоминания о былом овладевают сознанием и заставляют сердце биться сильнее.
Шумит небо. Накатывают мощные волны на землю с равными интервалами. Струятся из бесчисленного множества мелких точек, расширяясь до фантастических размеров у самой земли. Будто где-то за ширмой небесной бесконечности огромные меха, раздувающие давящую энергию. И невозможно поднять голову к небу, взглянуть на облака, на лазурную синеву, будто не хочет небо испытать прежние чувства, хранимые им, приобретенные однажды, оставшиеся в воспоминаниях земли. Будто прижимает небо к земной тверди, требуя от тела оставаться как можно дальше, в глубине синусоиды. Будто понимает небо, что вот-вот утратит оно прежнюю власть, что совсем близок тот миг, когда воспоминания сознания обретут ясные формы подобно словам в некоем могущественном заклинании, которым осталось подобрать необходимые буквы…
3. Циклоида: x = r t − r sin t / y = r − r cos t (10мин. 00сек.)
Несмотря на то, что это река, остается водная гладь непорочной: идеально ровной и тихой. Успокоилось течение в одном конкретном месте, окруженном толстыми древесными стволами. И лишь одна тропа сквозь высоту и густоту вечнозеленой плотоядной травы ведет откуда-то из глубин лесного лабиринта прямо на каменистый речной берег.
Плюх… Плюх… Плюх…
Это отскакивают камешки от воды, бросаемые с определенной скоростью под определенным углом. Именно для этой цели и существует это место – тихое, потаенное, скрытое от посторонних глаз высокой густой травой, способной причинить серьезные физические увечья при соприкосновении с ней.
Плюх… Плюх… Плюх…
Чуть ли не с десяток отскоков проделывает каждый бросаемый камешек, прежде чем пойти, наконец, на дно. И прыжки его высокие, идеально дугообразные, по циклоиде, будто обладают камешки какими-то особыми свойствами, какой-то особой, упругостью, не позволяющей им так быстро уходить под воду. Будто веселятся они, играючи сопротивляются совсем не твердой поверхности воды, будто знают некий особый секрет своему умению.
И секрет их только на благо. Секрет их успокаивает, приводит сознание в состояние равновесия, очищает от сомнений и неприятных предчувствий и опасений. Быть может, обладают камешки собственным сознанием, способным взаимодействовать с сознанием тела, благодаря чему знают о том, что должны они избавить от дурных мыслей и чувств. Будто знают камешки, что по тропе в жестокой плотоядной траве приходят к ним за помощью. Быть может, заключен между камешками и водой особый союз, заведена самая настоящая дружба, и по окончании своего развлечения, когда останутся они одни, вернутся камешки с речного дна, выпрыгнут из самой глубины обратно на берег.
И все это совсем неважно, слишком малозначительно, чтобы думать об этом, поскольку все происходящее на воде устроено именно так изначально. С одной единственной целью существует это место, за пределами которого будто больше ничего нет, непроглядная черная Бездна, самый настоящий Хаос, в котором нет ни света, ни тьмы, ни холода, ни тепла, и тропа, скрывающаяся в жестокой густой зелени, в конечном счете, обрывается на самом краю Бытия.
Плюх… Плюх… Плюх…
Кажется, что в камешках, скачущих по воде, куда больше смысла, чем в осознании все сущего, на которое возможно воображение, в осознании самой сути его. В осознании своего собственного места в окружающей действительности. Здесь, на каменистом берегу одиночество обретает дополнительное значение, о котором сознание никогда не задумывалось прежде, но требовало чего-то отличительного, совсем индивидуального, казалось бы, совсем невозможного. По этой причине сама собой напрашивается мысль о наличии в сознании некоего дара, возможности которого никогда не изучались, даже не предполагались, но который предчувствовался на интуитивном уровне, где-то на уровне предположений и вероятности одной на бесконечное множество.
Плюх… Плюх… Плюх…
Где и когда еще могла бы представиться возможность быть здесь, сжимая в руках особый круглый камешек, не желающий быть утопленным на глубине после резкого уверенного броска? И кажется, что стремление оказаться в этом месте на самом деле было всегда, заглушаемое бытом и иллюзией важности самых бесполезных деяний и помыслов. Даже кто-то близкий, о котором все мысли день и ночь на протяжении длительного периода времени меркнут с каждым новым броском камешка по воде.
Не только течение приторможено в эти минуты, но само время, само Бытие существенно замедлило свой ход по воле сознания, желающего взять паузу в круговерти мирских событий, в хаосе опасений и лихорадочном поиске всевозможных решений задач, кажущихся чрезвычайно важными и трудновыполнимыми, от исхода которых может зависеть существование целого мира.
Плюх… Плюх… Плюх…
Тяжелые по весу камешки в своем множестве имеют серые и темные оттенки под стать тем проблемам, которые отягощают и будоражат сознание, приведшим тело на каменистый берег через полный опасностей лес. Кажется, это и есть тот секрет, что хранят камешки, не спешащие утонуть с первого раза. И вроде сознание должно быть раздраженным при виде циклоиды, описываемой ими на поверхности воды, должно ненавидеть циклоиду за одно лишь существование ее, за то, что так устроено Бытие этого места со всеми его законами физики. И тот, кто создал его, должен понести заслуженное наказание за свое творение (определенно это чей-то (воспаленный, между прочим) разум). И это должно стать вполне нормальной реакцией на каждую новую циклоиду, творящуюся на воде.
Но нет никакой ненависти, нет никакого раздражения. Достаточно присмотреться получше, вглядеться в твердые круглые камешки не только лишь глазами, но позволить сознанию взять всю полноту власти над телом. И тогда становится ясно, что камешек за камешком, скачущие по воде, постепенно убывают они, очищая речной берег до самой холодной сырой земли. И нет никакого желания остановиться пока ВСЕ ДО ЕДИНОГО камешки не останутся на дне реки до следующего посещения каменистого берега. Будто овладевают они вроде бы ясным и сильным сознанием, взявшим тело под свой жесткий контроль, и не хочет сознание остановиться от понемногу рутинного бросания их по воде. И в какой-то момент время просто исчезает из воспоминаний, и вернувшись из некоего забытья, сознание обнаруживает, что больше нет ни одного камешка, оставшегося на берегу.
И кажется, что они сами стремятся оказаться в твердой и уверенной хватке рук, крепко сжатые в пальцах, и нет понимания, как именно тело подбирает их из-под ног один за другим.
Плюх… Плюх… Плюх…
Вот неприятные воспоминания о недавнем конфликте с руководством. А вот стресс из-за какой-то небольшой бытовой неудачи. А это вечерние трения с женой, из-за которых пришлось спать в разных комнатах. Какие-то подозрения, недомолвки, откровенная ложь, обиды. Все в самых подробностях заключают в себе спасительные камешки на берегу тихой реки.
Плюх… Плюх… Плюх…
Плюх… Плюх… Плюх…
Плюх… Плюх… плюх…
4. Кардиоида: (х2 + у2 + 2аx)2 – 4a2(х2 + у2) = 0 (10мин. 00сек.)
Бытие кардиоиды – романтика, невесомость, свет, цветы. В форме сердечка ее Бытие. Очень хрупкое мироздание открыто сознанию, с четкими границами, будто образующими защитный купол, нет, сферу, полностью скрывшую его от разрушительного Хаоса по ту ее сторону. Очень хрупкое мироздание, требующее держать сердце открытым, чтобы испытать всю силу, сокрытую внутри кардиоиды. И без кардиоиды невозможно все прочее, и потому она занимает свое место среди прочих мирозданий, хранимых сознанием в памяти. И, наверное, для кардиоиды необходимо чуть больше сил в сравнении со всеми прочими временем и пространством.
Нигде больше невозможно почувствовать себя настолько открытым, настолько слабым, можно сказать, ничтожным, настолько раздавленным и униженным, настолько нуждающимся в тех возможностях, что таятся внутри изолированного от всей сокрушительной мощи Хаоса Бытия, которое подобно песчинке света в безграничном океане Тьмы. Нигде больше невозможно почувствовать сильное биение сердца, обнаженного перед всеми фрагментами мироздания – пугающими и восторженными. Возможно, кардиоида самая замечательная из всех замечательных кривых, доступных для представления и начертания, самая осмысленная, самая важная, ключевая. Самая живая.
Бьется сердце в унисон с невидимой глазу и неосязаемой телом пульсацией внутри кардиоиды. Захватывает невесомость нутро, заполняет мягкий приятный свет каждую клеточку тела, пронзает сладостными ароматами цветов обоняние. Сам собой возникает в расслабленном сознании образ той, которая, оказывается, никогда не стиралась из воспоминаний, погребенная под нагромождением мирского малозначительного, но всецело отвлекающего от подлинных целей мусора. Той Самой, Единственной, Подлинной, которая не предназначена высшими силами никому другому. Которая уготована в качестве дополнения имеющимся в сознании мыслям, вообще, мировосприятию, неповторимому и индивидуальному.
[b]Возможно, что подобные предположения обычная чушь, радующий глаз цветастый фантик, внутри которого
