Диагноз

 

Пётр Николаевич был поражён. Он задержался на этом свете лишних два месяца, поправ самые оптимистические медицинские прогнозы. Как ни крути-верти, выходило, что тот образ жизни, который он вёл последние месяцы, помог ему избавиться от заболевания, считавшегося до сего времени неизлечимым. Было чему удивляться.

«Значит, всё, - лихорадочно думал Пётр Николаевич. – Значит, будем жить! Не совсем, правда, понятно на какие средства».

 

Нетрадиционный метод лечения оказался весьма эффективным, но чертовски дорогостоящим. Следующее предположение, посетившее его отупевший от алкоголя мозг, не на шутку испугало. А излечился ли? Надо бы сбегать в поликлинику перепроверить. Пройти повторно флюорографию. Она уж точно покажет – или подтвердит, или опровергнет страшный диагноз.

 

 С трудом пережив ночь, показавшуюся полярной, Пётр Николаевич бросился в поликлинику, едва забрезжили первые проблески рассвета. Доктор, не приложивший и пальца к исцелению больного, страшно удивился, обнаружив возле себя человека, которого уже не надеялся встретить на этом свете и пребывал в лёгком недоумении. Чудом исцелившийся человек бестолково суетился вокруг него, бормотал какие-то удивительные истории и тенью следовал за белым халатом по всей поликлинике, хотя по всем законам медицины должен был лежать в могиле надёжно придавленный большой кучей грунта. При этом несостоявшийся покойник клялся, что знает верный способ лечения рака, проверенный лично на нём. Он предлагал доктору организовать «небольшой кооперативчик на пару», поскольку богатый его, Петра Николаевича, опыт да плюс врачебный диплом компаньона – и таких дел наворотить можно...

 

Наконец, после долгих хождений по длинным больничным коридорам, отупевший от общения с беспокойным пациентом лекарь решился на повторную флюорографию. Та показала полное отсутствие какой-бы то ни было патологии в лёгких обследуемого. Пётр Николаевич торжествовал, доктор отказывался понимать и принимать происходящее. Собранный по данному медицинскому казусу небольшой консилиум, состоящий исключительно из местных больничных светил, ясности в вопрос не внёс. Подняли предыдущие снимки. Внимательно исследовали. Снимок-приговор с нацарапанной в нижнем правом углу фамилией Петра Николаевича опытный заведующий отделением за таковой признать отказался.

 

Пётр Николаевич горячился, тыкал пальцем в нацарапанную фамилию и клялся, что он не спутает свои лёгкие ни с какими другими в мире. Упрямый заведующий отделением был непреклонен, настаивая, что на снимке изображён женский организм, аргументируя свою правоту округлыми контурами, ясно просматривающихся сквозь угольно-чёрный фон лёгких. При этом он имел нахальство утверждать, что молочные железы таких размеров могут принадлежать только женщине и то не каждой. Настаивая  на этом бесспорном медицинском факте, он уверял, что даже при самом хорошем отношении к Петру Николаевичу его сморщенные атавистические соски ни при каких обстоятельствах не могут претендовать на подобные объёмы.

 

- Так как это понимать, - в лоб задал нелицеприятный вопрос Пётр Николаевич лечащему врачу. – Помнится, Вы мне гарантировали месяц – полтора жизни и всё. Так, что там у нас не склеилось со сроками и перемещением душ, я Вас спрашиваю? В чём же, извините, дело, уважаемый доктор? Почему я ещё на этом свете?

 

Под бдительным контролем Петра Николаевича, проштрафившийся коллектив районной больницы вяло приступил к процедуре установления истины. Были подняты все снимки, сделанные в день прохождения Петром Николаевичем флюорографии. Тщательно проанализировав все сорок три снимка, сделанные в тот роковой день, медперсонал больницы обнаружил грудную клетку Петра Николаевича под фамилией Синякова Варвара Петровна.

 

- Вот теперь всё встало на свои места, – подвёл черту заведующий отделением, – просто медсестра перепутала снимки. Такое редко, но бывает, случается.

- Не знаю, что там у кого встало….  На свои места или куда там ещё, но лично у меня появились вопросы, – принялся загибать пальцы несостоявшийся покойник. – Во-первых, гроб дубовый за триста долларов; во-вторых, элитное место на кладбище. Ещё двести зелёных. Куму на поминальную вечеринку отвалил сто пятьдесят условных единиц, не торгуясь. Я уже не говорю о траурной одежде. А примите во внимание моральное состояние человека, пришибленного смертельным диагнозом. Как может чувствовать себя человек на смертном одре? А я скажу как. Весьма и весьма неуютно!

 

- Что Вы такое говорите, больной? Да Вам радоваться надо, что так  благополучно всё обошлось! Вот Синякова, Варвара Петровна, чей снимок за Вами по ошибке закрепили, та уже не радуется. А ей обещали долгую и счастливую жизнь. Представляете, каково ей было слышать ободряющие слова, стоя на краю могилы. А доктор твердил, что со здоровьем у неё всё в порядке?

 

- Интересная у Вас больница я вам скажу, - обиделся Пётр Николаевич. – Одним обещаете долгую жизнь, и они, успокоившись, благополучно отправляются на небеса в полной уверенности, что лёгкое недомогание, беспокоящее их последние год – полтора, вот-вот пройдёт. При этом они даже не догадываются об истинном положении дел. Другим прочите верную смерть без всякой надежды на выздоровление, а они продолжают долго жить, но уже без всяких средств к существованию. Короче решим так, уважаемые. Перед отходом в вечность я был обладателем капитала на сумму четыре тысячи триста двадцать долларов, каковые были израсходованы на психологическую перестройку организма, связанную с переходом в иной мир. Аккуратно погашаете мне указанную сумму, и я снимаю все финансовые и моральные претензии к вашему медицинскому учреждению. И радуйтесь, варвары, что Синякова, которая ещё недавно была Варварой Петровной, уже не в состоянии до вас, паразитов, из могилы дотянуться.

 

Почтенный консилиум, услышав цену врачебной ошибки, пришёл в столь неописуемое негодование, что вышиб Петра Николаевича из больницы, тут же обещая исправить свой промах, назначив в следующее его посещение настолько эффективное лечение, после которого скандальный пациент вряд ли выживет. В Горздраве также, с непониманием отнеслись к претензиям Петра Николаевича. И, действительно, что надо человеку? Жив, здоров – ну и радуйся! А вопрос о деньгах даже обсуждать не захотели. Больше всех веселился прокурор, выспрашивая подробности забавного приключения, но помочь вернуть деньги отказался, ссылаясь на отсутствие состава преступления и хлипкость улик.

 

С работы Петра Николаевича уволили за прогулы. Так что перебиваться ему, бедняге, и по сей день приходится случайными заработками. Но нет худа без добра. Он, всё-таки, нашёл своё призвание. Теперь большую часть свободного времени Пётр Николаевич посвящает борьбе с чиновничеством и волокитчиками. Произошедшую с ним историю, изложенную на бумаге, он регулярно рассылает в разные ответственные инстанции, взывая к справедливости. У него даже появился свой литературный стиль. Толку, правда, пока маловато, но есть твёрдая уверенность, что при хорошей усидчивости и относительно сносного владения литературным словом таких дел наворотить можно…