Когда они въехали в деревню, все ожидали расправы за то, что совсем недавно давали постой красным. Но ничего не было. Сразу разбрелись по избам, выставив караул. Видно, устали очень. Неужели это они и есть, белые? О которых столько разговоров. Крестьяне их себе иначе воображали. Большинство — просто подростки. Много юнкеров. Думали, холёные будут. Богатые. Особенно деревенские девки были разочарованы. Разве можно с матросами этих барчуков сравнить? Лошади полудохлые, изнурённые. Сами худющие. Форма засаленная. У кого сапоги бечёвкой перетянуты. Голодные. Как волки на еду набрасывались. Правда, при этом платили за неё. Думали, генералы будут. Но у этих главным полковник. И мало их, очень мало. Как они вообще в таком числе воевать могли? Красных по сравнению с ними тьма.
Четверо заняли избу Матвеевых. Самому старшему было лет 19. Чахоточный, он после каждого приступа кашля, прикладывал ко рту платок и осматривал, проверяя много ли крови вышло. Всё молока себе требовал. Явно, не жилец. Другой, почти подросток, но уже с «георгием». Ещё один постоянно руку придерживал. Значит, ранен был. Четвёртый, контуженный, лёжа спать не мог. Так, сидя на лавке, и спал. На всех них словно лежала незримая печать смерти, обречённости.
Хозяйка, в 14-м сына на войне потерявшая, винила во всём офицеров. И белые, значит, ей тоже были виноваты. Она не ворчала, ничего не говорила, но только с ненавистью глядела на них. Дождавшись, как белые спать улягутся, тайком послала своего безропотного мужа в соседнюю деревню, где стояли красные. Так часто бывало: в одном селе красные, в другом белые. Муж вдруг характер обнаружил. Не хотел идти. Советовал стороны держаться. Долго она убеждала его за сына отомстить. Мужик всё-таки сдался и пошёл. Более из-за неё, чем из-за погибшего сына.
Когда ворвалась красная конница, белые не смогли организовать серьёзной обороны. Обессиленные, они с трудом отбивались.
Как началась стрельба и белые повысыпали из домов, чахоточный тоже выскочил, но вдруг вернулся. «Выдал нас, гнида», — прохрипел, заходясь в бешеном, предсмертном приступе кашля. Мучаясь, он полночи не спал. Видел, должно быть, как мужик с бабой во дворе шепчутся. Или просто чутьём каким-то понял. Не давая возможности оправдаться, он вышиб мужику мозг из своего нагана. Взревела жена, завопила. Да только поздно было, и напрасен плач её. Потеряла сына да ещё и мужа сгубила. Чахоточный выбежал на улицу. Успел сделать несколько выстрелов, пока сам не был сражён. Валяющегося в луже крови его ещё и шашкой рубанули. Мало ли.
Некоторым удалось бежать. Самое сильное сопротивление оказывали мальчишки-юнкера. Сражались до последнего патрона, до рукопашной схватки. Недёшево отдали они свои жизни.
Зато как отыгрались потом на их трупах победители. Как дали нагуляться своей злобе. С диким хохотом волочили тела по земле, подвешивали за ноги и стреляли по ним, как по мишеням. Устраивали любимую затею — прибивали ненавистные погоны гвоздями к плечам. Живьём ни одного взять не смогли, вот и пришлось довольствоваться трупами. Как только ни оскверняли тел павших. Многие деревенские тоже поучаствовали. Особенно неистовствовали бабы, потерявшие кого-нибудь на войне. Они топтали ногами благородные юношеские лица, прыгали на них. Плясали ужасный танец смерти. Радости не было предела. Выбили, наконец-то, белых. До продразвёрстки ещё далеко было. К красным в деревне пока хорошо относились.
