Сны сатаны

его, передав по селектору секретарше, чтобы на полчаса она его от всех отключила. Затем с тем же вниманием и озабоченностью принялся дальше Ленчика выслушивать. Но, собственно, что было рассказывать? До бесконечности, но об одном и том же. Наконец Ленчик замолчал. Наступила тягостная тишина. Однако глава быстро вышел из неловкого положения.
–  Знаешь, а давай выпьем! – предложил он неожиданно. – Так, чисто символически, по наперстку.
Он достал из сейфа початую бутылку коньяка, два резных металлических стаканчика, тарелку с бутербродами, закрыл входную дверь на всякий случай. Ослабил, наконец, узел галстука, затем вообще его снял и аккуратно положил на край стола.
–  Не квась носом, Леонид Алексеевич, – медленно проговорил он, махнув стопку. – Не у тебя одного так. Ты думаешь, мне легче? Думаешь, мне не хотелось бы по-человечески пожить? Но нельзя распускать нюни, понимаешь? Ты же мужик, в конце концов. Что же тогда женщинам, детям остается, если мы руки опустим? Петлю на шею? Погибать?
–  Но что же делать? Надо ведь что-то делать, – прошептал в отчаянии Ленчик, глотая покорно коньяк, но даже не ощущая его вкуса.
Глава помолчал, пожевал бутерброд с рыбой, затем распрямился в кресле.
–  Делать? А ничего не надо делать, – проговорил он со злостью. – Потому что ничего сделать нельзя. Ты не понимаешь, это система, мы против нее бессильны, ни тебе, ни мне, ни тысяче таких, как мы, ее не раздолбать. Шаг влево, шаг вправо – и пуля в лоб. Никаких разговоров. Надо просто ждать.
–  Но чего  ждать? – вскинулся  Ленчик. – Все – страна, душа, совесть, все в пропасть катится. Чего ждать?
–  Хорошо, а что ты предлагаешь? В полный рост, наизготовку? Ну, подскажи, может, ты самый умный? Что молчишь? Ну, одного, другого ты на тот свет отправишь, а что дальше?
–  Дальше – ни одного подлеца не останется, если мы все встанем как один.
–  Ой ли? – Глава усмехнулся. – Ты хоть сам-то веришь в то, что говоришь? Своих не останется, вон их сколько – желтеньких, черненьких, горбоносеньких. Как мухи слетятся... Уйду я, уйдет другой - можешь себе представить, кто на наше место придет?
Он махнул рукой, убрал коньяк и закуску и подсел к Ленчику поближе.
–  Ладно, хорош сопли распускать, Леонид. Ну что, поплакались мы с тобой друг другу в жилетку? Но ты ведь не за тем пришел, правда? Тебе помощь нужна.
Ленчик отошел немного от горячности, пожал плечами.
–  А что, это разве не помощь? Слово тоже может в трудную минуту, ой как поддержать.
Александр Иванович вздохнул, покачал головой.
–  Тоже верно, только где найти слова такие? Чтобы люди сразу все поняли. Если бы такие слова были. А пока... давай-ка лучше по существу. Как я понял, главное для тебя сейчас квартира. Но тут как раз я ничем не могу тебе помочь, сам можешь представить себе, как сейчас с этим. Комнату в коммуналке – и то не надейся. Даже если и подмахну тебе какое-нибудь заявление, меня накажут потом, у тебя отберут.
Он задумался. Затем щелкнул пальцами.
–  Вот что я тебе могу предложить: место в общежитии. Нет-нет, погоди, не морщись скептически. Я не паршивая овца, но тут определенно шерсти клок.
–  Да  кто же мне его даст, это «ме¬сто»? – усмехнулся Ленчик.
–  Это моя забота, – махнул рукой глава. – Я же все-таки власть, или ты забыл? Да, придется тебе опять на завод оформиться. Будешь числиться, даже суетиться немного. Там по полгода сейчас людям зарплату не платят, кто на тебя будет наседать? Занимайся ты, сколько влезет, этим своим плодово-овощным... бизнесом. Кому ты нужен? Там половина людей так живет. Подожди, я сейчас.
Он нажал кнопку селектора и тотчас преобразился. Лицо его приняло начальственное, беспрекословное выражение. Он раздраженно махнул рукой напрягшемуся было Ленчику: сиди, мол.
–  Людмила Григорьевна, соедини-ка меня с Селивановым.
Александр Иванович зажал трубку ладонью и успокоил Ленчика.
–  Не бойся, на твой завод обратно я тебя не пошлю. Понимаю. Подберем что-нибудь другое.
В трубке откликнулись, «глава» усмехнулся довольно:
–  Да-да, это я, Виктор Прокофьевич. У меня к тебе дело, парень тут сидит хороший, надо бы ему помочь. Койку в общежитии, зачислить куда-нибудь.
Он терпеливо выслушал ворчание на другом конце провода и добавил жестко.
–  Я понимаю, все понимаю. Но надо помочь. Это личная просьба, считай так. Нет-нет, не в твои заместители. Он вообще-то инженер, но кем угодно. Зарплата? Тоже не важно. Лишь бы числился. До лучших времен. Своих таких хватает? Тем более... Не бойся, он вас не объест.
Ушлый Виктор Прокофьевич тут же забубнил что-то о нуждах, о трудностях, он и с самого начала ничего не имел против хоть сотни Ленчиков, лишь торговался, минут пять ушло на какую-то занудную болтовню.
Александр Иванович гримасничал, качал головою, делал знаки Ленчику обождать, наконец, со вздохом облегчения положил трубку. Тотчас поскучнел, посерьезнел.
–  Ну вот, Леонид Алексеевич, сделал, что мог.
Ленчик понял, что пора ему и честь знать, встал, поблагодарил, направился к двери.
Глава проводил его, легонько похлопал по плечу.
–  Держись, Леонид Алексеевич, не сдавайся. Шанс я тебе дал, если и там сорвешься, пальцем не шевельну больше, чтобы тебя поддержать. Не подведи, одним словом.

Да, ну и сволочь, ну и мужик! Сразу за дверью наступило отрезвление, Ленчик ощутил себя как после гипноза. Как красиво ему зубы заговорили!
Ленчик с достоинством прошагал мимо стола с недоумением рассматривавшей его секретарши. Без заискивания, холодно поблагодарил, сказал: «До свидания!»
У двери в коридор он немного помедлил, сунул руку в карман куртки, сжал там проведенное через специально проделанное отверстие кольцо. Хитрый мужик, кому он на самом  деле звонил, интересно? Может, и в самом деле на завод?
Однако в коридоре никого не было. Ничего не значит, стало быть, просто выдержал свою роль до конца, а сейчас трясущимися пальцами тыкает в телефон, кричит во все горло: «Вы что там, совсем расслабились? Спите, а у вас бомбисты-террористы по городу разгуливают. Немедленно ко мне, да ребят поопытнее».
Если учесть, что тут совсем рядом, и машина наготове, то как раз у входа его и встретят.
Он шел медленно, прислушиваясь, не подкрадывается ли кто сзади, замедляя шаг у каждого кабинета. От лифта отказался, неспешно спустился в вестибюль по лестнице, прошел мимо зевающего милиционера, вышел на улицу.
Как обычно, много машин у подъезда, поджидать его могут в любой. Куда теперь? Ленчик вдруг резко забрал вправо, оказавшись во дворе смежного здания. Зачем, он и сам не понял, теперь его могли блокировать сразу с двух сторон.
Хотя к чему, собственно, достаточно проследить за ним и взять тепленьким, врасплох. Тем более что он полностью расшифровался. Имя, фамилия, отчество – вот для чего, оказывается, понадобился тот звонок.
Он не стал садиться в трамвай, там не составило бы труда зажать его, скрутить ему руки, пошел напрямик, дворами. Иногда пережидая, оглядываясь. Нет, никому он, по всей вероятности, не нужен. Плут, хлюст еще тот, этот Александр Иванович. Заметил сразу Ленчикины выпуклости, моментально обо всем догадался, смекнул, если хоть чуть не так себя поведет – в рай, сиюминутно. Впрочем, в ад, скорее. И тихонечко, нежненько себя от смерти, в глаза заглянувшей, уводил, его, Ленчика увещевал, обезвреживал. Да и потом наимудрейше рассудил: глава-герой, раскусил, задержал террориста – на кой ляд ему подобные лавры? Медаль дадут, премию выпишут? В Москву переведут? Боже упаси! Здесь-то он – голова, а там кто будет? Там своих таких пруд пруди. Не хамит, ворует с толком, с чувством, с расстановкой – комар носа не подточит, такой пенек ничем не выкорчевать. А он еще перед ним душу раскрывал, сопли по столу размазывал.
А впрочем... Ничего не скажешь, молодец мужик, ума палата. Потому он и там, наверху, а ты, Ленчик, здесь, внизу. Все справедливо,  как говорится, по Сеньке и шапка. Завод, общежитие, как он его ловко! Да на кой хрен ему, Ленчику, эти общага, завод? Облагодетельствовал, отец родной! Самого бы тебя хотя бы на недельку в цех какой-нибудь погорячей – в обрубку,  например! Нельзя? Почему нельзя? Кто ты, барин? Голубых кровей?
Опять обман, опять правда за ними, за этими сволочами. Эх, Ленчик, куда тебе против них! А может, просто ты сам себя обманываешь, накачиваешь? Может, ты просто... струсил? Так, покуражился, чтобы перед самим собой покрасоваться, оправдаться?
«Трус? Нет, я не трус. Я вам покажу, вы меня еще попомните».
Он расстегнул куртку, завел часовой механизм, засек время. Полчаса, пожалуй, хватит. Ему стало страшно и больно, последние в жизни полчаса. Как в калейдоскопе закрутились в памяти наиболее яркие впечатления. Школа, первая любовь, как диплом после окончания института обмывали. Подрабатывали перед этим в каком-то совхозе, и там деньги им выдали одними рублями, почему-то его и троих его друзей это тогда оскорбило, они сложили все деньги в ведро и, недолго думая, заявились с ним... в «Метрополь». Сейчас бы номер не прошел такой, наверное, а тогда всем было весело, официант долго морщился, конечно, но, как говорится, деньги не пахнут, даже если только что от навоза.
Смешно! Дурь такая от смерти в двух шагах вспоминается. Господи,  до чего дойти надо, чтобы было... смешно!

Все пути в их проклятом городе ведут либо к Вике, либо к рынку, что на пересечении трамвайных путей. Там ворье, рэкетиры,  алкашня, вся  рвань человече¬ская – проехать можно, но пройти никак мимо не дадут. Тут же окликнут, потащат к палаткам, где водка ну просто задарма. Тем более его, Ленчика. Ведь он вдвое, втрое добавит, лишь бы не «Особую техническую», не «Русскую метиловую», не «Столичную посинюшную», а хотя бы «Березку», хотя и в «Березке» той, почитай, все тот же осиновый кол…
Нет, лучше не рисковать, тем более что времени было предостаточно. Ленчик обошел подальше кругом и приблизился, наконец, к цели: череде неказистых частных домиков по правую от рынка сторону. Так  и есть, тут они, братцы. Сидят человек тридцать, да не по-людски – на корточках, как в сортире, что-то между собой обсуждают. Саранча! Какого рожна вам здесь надо, кровососы задрипанные, своего отечества, что ли, нет? Лопочут что-то по-своему: шурум-шурум, бурум-бурум. Будет вам сейчас шурум-бурум! На рынках негде встать, хозяйничают, как дома и в голову не придет. Как можно терпеть такое, не татарское же иго? Вроде бы, свободный народ! Попробовал бы он у них так куда-нибудь сунуться! В какой канаве его потом с отрезанной башкой было бы искать?
Ленчик все больше распалял себя, подошел совсем близко. Сунул руку в карман, продел палец в кольцо.
–  Эй, ребята, – проговорил он нарочито грубо, хрипло, – закурить не найдется? Угостите, чего вам стоит?
Они тотчас же замолчали, подобрались, кто смотрел с интересом на Ленчика, кто в сторону. Да, вы всегда вместе, друг за друга, в этом ваша сила, но сейчас в этом ваш гроб.
Ответил тот, конечно, кто за старшего. У них иерархия и тщательно, ревностно соблюдается.
–  Отчего не найдется? Кури, брат, угощаю, – спокойно ответил Ленчику полноватый пожилой мужчина и протянул ему пачку «Мальборо». Щелкнул зажигалкой. Помахал рукой в ответ на «спасибо» и повернулся к своим как ни в чем не бывало: снова шурум-шурум.
Как ни накручивал себя Ленчик, а злости не было: конкретный обидчик, виновник –