А жил себе Тимофей Ильич очень даже тихо и благостно.
Никому не мешал. Ничего не совершал. Ну, то есть вот, - вообще ничего: ни хорошего, ни плохого. Таких никогда не замечают. И нигде: ни в школе, ни в институте, если, конечно, продолжат образовывать себя, ни потом уже, на работе.
И замуж выходят за таких либо старые девы, ухватившиеся за последний шанс, пусть даже и такой вот пресный и безликий, либо некрасивые толстоногие девицы с крепкими, как умывальники, задами, на эти ноги насаженными.
Конечно, если присмотреться к Тимофею-то Ильичу, особенно в те времена, когда был он просто Тимохой, то прямо очень даже ничего себе мужичок. Высокий, статный. Подбористый такой: до старости брюха так и не нажил.
Ну, так ведь это в любом так, если присмотреться. Только люди ведь разные. К одному хочется, присматриваться в смысле, а по другому скользнёшь взглядом и даже не заметишь, что скользнул. Даже не узнаешь, что хоть на миг, а побывал он в твоей жизни. И живёшь себе дальше. Так ведь и он живёт тоже и миром вокруг интересуется.
И Тимофей интересовался тоже. И жил. Но жил робко как-то. Это, наверное, потому, что мама с детства его никогда не хвалила. Ни за то, что был он синеоко-большеглаз, ни за то, что застенчив был и добр всегда, словно русская речка, притаившаяся где-нибудь в буераке. Журчит она себе тихо, неслышно для проходящего мимо. Однако травы и цветы, по берегам её растущие, поит щедро и бесхитростно.
Тимоха с мальства такой был. Кто бы о чём его ни попросил, всегда брался и делал. Мама, в детстве ещё его наказала за что-то и в доме оставаться велела, не выходить во двор. На пороге уже обернулась и говорит:
- А чтоб без дела не сидел, мух вот бей.
И ушла себе свои дела делать. И забыла на какое-то время про сына. А когда вернулась вечером, то видит: на столе на кухне, на самом краешке, кучка мух тех лежит, а Тимоха их ловить продолжает и аккуратненько так складывает.
Когда он школу окончил, то учиться дальше не стал, потому как у матери его ноги опухать стали и ходила она уже тяжело. Хоть учителя и говорили, что большой у него талант к математике был. Но мать-то кормить, значит, надо было. Он и начал кормить, потому что работать пошёл. И работал так же тихо и благостно, как и жил.
А когда мать умерла, схоронил её незаметненько так, опять никому не помешав своим горем, и дальше жить продолжил.
Когда у соседей по улице Звонковых дом среди ночи полыхнул, то Тимофей на улицу тоже выскочил, а там Лёльку-девчонку увидел, как она плачет, потому что в сенях лукошко осталось. А в том лукошке кошка с котятами, вчера народившимися, была. Тимоха макнул тогда мешок в ведро с водой, прикрылся мокрым-то и побежал в сени за кошкой и её семейством. Ну, и спас, конечно. Себя вот только до конца не сберёг: руки у него сильно обгорели, потому что двери в сени уже полыхали сильно, и их всё никак открыть он не мог. Открыл, однако, но обе кисти ему потом в больнице отрезали, чтобы жизнь спасти.
И спасли. Спасибо докторам сердобольным. И жил дальше Тимоха так же, как когда-то с матерью и руками.
А Тимофеем Ильичом стал постепенно так. И не в насмешку, потому что руки его, не до конца целые, были на вес золота. И все в округе про то знали. Печку переложить, чтоб не дымила? Это - к Тимохе. Крышу перестелить худую, сгнившую? К Тимофею. Колодец вычистить так, чтобы в нём снова вода, свежая да прозрачная, плескаться почти до краёв начала? К Тимофею же Ильичу.
А когда из города Лёлька назад воротилась… Ну, та, помните, у которой в детстве кошка чуть не сгорела? Так Тимофей Ильич её к себе жить взял, потому что родители у неё уже поумирали, а дом, который после пожара вновь отстроили, перед смертью продали. Потому и возвращаться Лёльке оказалось некуда. А она, как на грех, с двумя ребятишками, двумя их отцами брошенными, прикатилась. Сами и посудите, куда же ей было деваться? Так и стали жить в Тимофея-то Ильича доме все они втроём до тех пор, пока дети не выросли.
А когда выросли, то в город снова уехали, потому что не было здесь для молодых никаких перспектив. Ну, а то, что мать прибаливать к тому времени начала, так ведь она же не одна, а с дядей Тимофеем оставалась. Он-то не бросит, доглядит всегда.
Он и доглядывал Лёльку до самой её смерти… от туберкулёза, кажется.
Дети на похороны приехать не смогли… почему-то. Заняты, наверное, были очень. Через месяц, кажется… ага – через месяц… Надька прикатила – дочь Лёлькина, которая помладше брата была. И, как когда-то Лёлька, с двумя же детьми, отец которых угорел от пьянства. А потому жить в городе было им уже никак не возможно. Потому и воротились в деревню.
Тимофей Ильич рад был такому событию, случившемуся в его жизни.
|