Сергей Иваныч Журавлёв собирался жить долго, хоть месяц назад и стукнуло ему шестьдесят пять. Ага, значит, шестьдесят пять, но он начал строить дом. На самом краю села. Сам строил. Один. Никого не просил о помощи. И очень торопился. Даже если сыновья или кто из соседей предлагали ему эту самую помощь, он супился, глаза под брови прятал и говорил, что им с Аней никто не нужен, сами как-нибудь обойдутся.
Аня – это Сергей Иванычева жена, с которой вместе прожили они уже сорок три года и двух пацанов-сыновей нажили, которые уже оба были женаты, а жена младшего, Ильи, на днях должна была родить первенца.
Ага, так мы же не об Илье, а об Анне, жене, говорим.
Вооот, стало быть… Прожили они вместе уже сорок три года. А следующей годовщины могли уже не дождаться. Это потому, что как-то уж очень быстро Аня постарела, высохла и слегла. Но умирала медленно. Это потому, наверное, что аккуратно пила все таблетки, которые ей фельдшер Нефёдова прописала и за которыми Сергей Иваныч, если заканчивались, ездил в райцентр, а если там нужных не находил, то и в область. За тем, чтобы жена про таблетки не забывала, Сергей Иваныч следил лично и три раза в день, даже если и был на постройке дома, торопился к своей Анюте и давал ей, надев очки и рассматривая надписи на коробочках, которые сам же и сделал, хоть коробочки те уже наизусть знал.
Когда возвращался с очередной порцией лекарств, то, прежде чем идти домой, заходил к фельдшерице, стучал в окно и громко говорил:
- Нефёдова! Выдь на миг, глянь, те ли микстуры для бабки своей привёз, нет ли…
Хотя и знал, что перепутать ничего не мог.
Нефёдова окончательно убеждала его в отсутствии ошибки, и Сергей Иваныч шёл домой, где Анюту свою никогда бабкой не называл, а только «мать», «Анютка» или «красавица». А она ждала своего Сергей Иваныча и всякий раз, поглаживая почти прозрачными руками одеяло, которым тот прикрывал ей, прежде чем выйти из дому, и говорила:
- Сергуня? Быстро ты нынче обернулся, я и уснуть ещё не успела, тебя ждала. Вооот… И в этот раз дождалась, значит…
А с домом Сергей Иваныч затеялся потому, что младший с женою жили с родителями и однажды вечером, когда спать ложились, Анюта сказала:
- А я, Сергунь, хотела бы жить в избушечке. Маааленькой такой, но с высокими окнами, из которых чтобы речку нашу и лес видно было. Там бы только ты да я. А Илюшке с Натальей мы бы и не мешали в этом просторном доме семью разводить…
На следующий после этого разговора день Сергей Иваныч и затеял строительство. А торопился понятно вам почему?..
Воот, стал быть, раз понятно, то дальше слушайте…
Дом сложил он деревянный, крепкий, на высоком фундаменте, чтобы из окон речку их Синявку, прихотливо вилявшую и несшую тёплые мелкие воды свои обязательно в какой-нибудь океан, хорошо видно было. И крышей его покрыл уже, и крыльцо поставил с перилами фигурными.
Это его отец ещё научил так балясины вытачивать, чтобы каждая другую не повторяла, а все вместе слагались они в диковинную картину, где в лесу будто деревья стоят, за которыми звери прячутся, а над ними птицы и бабочки летают.
Тот же узор, только про другое, повторялся на изголовье их с Анюткой кровати, которую тоже успел уже сделать Сергей Иваныч. Здесь рисунок был про то, как по лугу, навстречу друг другу бегут молодые и руки вперёд тянут. И видно сразу было, что это же Сергуша и Анюта. Только давно. Когда ещё младше Илюшки своего с Натальей были.
Торопился Сергей Иваныч. Иногда даже ночью вставал и шёл в их с Анютой новый дом и там, при свече, потому что электричества провести в дом ещё не успел, резал узор и наверное знал, какой в том узоре следующая травинка будет.
Когда дом был уже почти совсем готов, рано утром как-то открыл Сергей Иваныч глаза, а Анюта на боку лежит и на него глазами синими своими, так до старости и не слинявшими, смотрит. А когда он проснулся, заулыбалась Сергуше своему как молодая и говорит:
- А я давно не сплю уже. Всё смотрю на тебя, дорогой ты мой, и жду, когда проснёшься… Пойдём, Сергунь, в наш новый дом, я хоть увижу, где душа моя успокоится.
А он и спрашивать не стал, что и как. Вскочил, взял свою Анютку на руки и понёёёс в дом их последний…
Ещё только чуть светало, и на улице никого не было, а то бы всё село видело, как босой старый мужик в чёрных сатиновых трусах до колен несёт дорогую свою, облачённую в ситцевую белую ночную рубашку, в тот дом, который сам для неё построил…
|