Бесы. Огни большого города

далась вам эта Большая Медведица? — закончил рассказывать гость.
            — Да-а-а! Провалы в памяти-с, провалы! — добавил гость.
            И этот случай Петр помнил и помнил опять же только начало. Они заказали по две кружки пива. Оно оказалось теплым. Возмутились. Принесли еще по две, оставив, как подарок от бара, теплое на столе... А затем была водка.
            Петр уже не подставлял свой стакан, а сам регулярно наливал себе вина — бутылка удивительным образом не заканчивалась.
            — У вас странная речь, — снова переходя на «вы», сказал молодой человек.
            — Извольте, любезнейший, объясню, — с готовностью подобрался гость. — На классике воспитаны-с, на классике: Гоголь, Достоевский... В отличие от вашего поколения терпеть не могу всякой мистики: ведьм, вампиров, зомби и прочее – тьфу, гадость какая!
            — А сегодня-то что?
            — А сегодня, в общем-то, тоже ничего оригинального не было, — продолжил гость. — Накануне вы решили, что, раз уж с пива тянет на водку, перейти на сухое красное вино. С него, мол, и на водку не тянет, и врачи говорят, что красное полезно пить каждый день. Ну, так после очередной бутылки сухого вина вы и оказались опять в той же самой канаве. На этот раз вы решили дойти до дома пешком, но... сил не хватило.
            — И заметьте-с, мой друг, я ведь за вами не ходил, под локоть вас не толкал, из-за левого плеча не нашептывал, а просто сидел и ждал на этом самом месте, у этой самой канавы, — сказал гость, с усилием изобразив на лице непогрешимую честность.
            — Откуда же ты знал, черт тебя дери, что будет именно так? — спросил Петр.
            — Все просто, уважаемый, все просто, — охотно ответил гость. — Ты думаешь, что идешь своим и только своим путем? Нет! Дорожка к канаве задолго до тебя протоптана!
            — А я брошу! — твердо сказал Петр.
            — Нет, Петюня, от алкоголизма в одиночку не убежишь. А в большом городе что? — Никому ты не нужен, — гость самодовольно и с горящими глазами наливал себе очередной стакан.
            Пете почему-то вспомнился недавний телефонный разговор. Он тогда неожиданно для себя набрал номер домашний номер. Раздались длинные гудки. Что он хотел сказать, он и сам не знал. В трубке послышался до боли родной голос:
            — Алло, алло! Ничего не слышу, алло, — произносил отец.
            — Алло, алло!.. — повторял он опять и опять.
            И тут Петю прорвало:
            — Пап, это я, Петр.
            — Петя, Петя, это ты? Ты же по воскресеньям всегда звонишь, а сегодня еще четверг. Случилось что? Вон у матери сердце ноет со вчерашнего дня. Мать, слышь, Петя звонит. Как там у тебя, Петя? — скороговоркой выговорил отец.
            — Пап, плохо мне здесь, устал я страшно, — проговорил Петр, и глаза защипало от слез.
            — Ну и плюнь ты на эти огни большого города, возвращайся. Работа и у нас в городе найдется. Возвращайся, а? Вот и мать рядом стоит, тоже говорит: «Возвращайся». К деду в деревню съездишь, проведаешь старого, да и отдохнешь, выспишься на сеновале.
            И такое родное близкое растеклось по душе Петра, что потянуло его домой, туда, где его всегда ждут самые любимые люди.
            — Па, да не могу я, — сквозь слезы проговорил Петя, — У меня работа, там трудовая книжка! И кредит я взял...
 
            — А хочешь, скажу, что дальше будет? — продолжил гость, гадливо улыбаясь. И, не дожидаясь ответа, начал говорить:
            — В конце концов, начнешь бутылочкой пивка поправляться перед работой, в обеденный перерыв бегать пивка попить. Как-нибудь придешь на работу в темных очках, чтобы синяк под глазом скрыть. А на каком-нибудь очередном корпоративе напьешься так, что будешь кричать, что уволишь всех. А затем, весь в долгах за наемную квартиру, со стаканом в руке, будешь сидеть у компьютера и рассылать резюме, ища очередную работу, а затем…
            Петя сразу же вспомнил, что в темных очках ему уже приходилось выходить на работу, и закричал в отчаянии:
            — Стоп, хватит! Иди к черту! Я не алкоголик! — голова начала кружиться, мысли путались.
            — Да подожди ты, подожди, не надо так кричать, — сказал гость, — я еще не закончил. Успокойся и закрой глаза на минуточку.
            Петя, как в гипнозе, подчиняясь словам гостя, закрыл глаза. Он ощущал свое «я» и в то же время видел себя со стороны... Он падал спиной вниз — быстрее, быстрее, быстрее... Весь сжался в ужасе; падение казалось ему бесконечным; вот-вот, еще немного – и остановится сердце, не выдержав напряжения, и... он очнулся. Он лежал и боялся открыть глаза: боялся увидеть... Большую Медведицу и снова проснуться в канаве. Наконец, запах, похожий на аптечный, немного успокоил его, и он медленно стал открывать глаза. Вокруг все оказалось белым: потолок, стены... «Больница?» — мелькнула мысль, и, повернувшись на другой бок, он затих. Виделся ему длинный коридор и отец, стоящий рядом с человеком в белом халате.
            — Сегодня к нему еще нельзя, — сказал лечащий врач, — и вот что я хотел сказать вам... – Отец молча выслушал слова доктора и, сгорбившись и как-то сразу постарев, медленно и устало пошел по длинному больничному коридору.
            Петя снова закрыл и открыл глаза. Гость стоял на том же месте и с любопытством смотрел на Петю. Глаза Пети медленно стали наливаться кровью.
            — Так ты на белую горячку намекаешь? — злобно и тихо спросил он гостя.
            — А что? Ты думаешь, это так уж невозможно? Ошибаешься, Петя, ошибаешься! Стоит два-три дня воздержаться после хорошего подпития, и поползут «постенные», — ответил тот.
            — Я не алкоголик и запоев у меня нет! — выкрикнул Петя и стал с угрозой надвигаться на гостя, перекрыв тому путь к двери.
            Черт, не ожидая такого поворота дела и видя решительность Пети, стал отступать все ближе и ближе к стене и, упершись спиной, стал блекнуть, все более и более превращаясь в мираж; цветочки на обоях проявлялись сквозь его тело все четче, и, наконец... он растаял совсем.
            В дверь постучали.
            — Петя, у тебя все в порядке? — раздался голос хозяйки.
            — Все нормально, — сказал он, лихорадочно ища что-то вокруг себя, — просто сон плохой приснился, Марья Федоровна.
            — Костюм-то сними, дай почищу.
            Он ничего не ответил и упал на кровать. В голове крутилось: «Это сон! Сон!» Провалялся два дня — до вечера воскресенья. Очнулся оттого, что его мутило и сильно болела голова. Что-то показалось ему не так, как будто чей-то взгляд непрерывно следил за ним. Уличный фонарь создавал в комнате полумрак. Петр привстал с кровати, оглянулся вокруг, прислушался и, ничего не заметив, с облегчением повернулся набок, закрыл глаза и... вновь почувствовал на себе чей-то взгляд и тут же услышал слабый звук, похожий на постукивание. Он весь сжался и, медленно-медленно протянув руку, включил ночник возле кровати. Он снова оглядел комнату и уже готов был снова облегченно вздохнуть, как неожиданно заметил какое-то пятно на стене. Он встал с кровати, осторожно подкрался к стене, и... мурашки пробежали по всему его телу. На стене сидел паук, и его ножки постоянно шевелились и отстукивали копытцами какую-то очень знакомую дробь. На месте паучьей головы была голова черта. Черт был в той же шляпе и смотрел на Петю. Брюхо паука было непомерно раздуто и шевелилось, как будто кто-то елозил внутри него.
            В бешенстве Петя бросился к стене и хлопнул ладонью, со всей силы по гадкому существу. Брюхо лопнуло, и брызги разлетелись по стенам комнаты на множество мелких паучков, заменивших собой цветочки на обоях. Пауки ползали по обоям и каждый раз, встречаясь друг с другом, произносили «Здрасьте», и именно через мягкий знак, отчего слово звучало особенно противно. Злые глаза чертей со всех сторон смотрели на Петю. Слышались голоса:
            — «Калинку», «Камаринскую»...
            Вдруг все застыли на месте, смолкли, и непонятно откуда послышался тонкий жалостливый голосок, пропевший тенором:
            — Полюби же ты-и-и ме-э-э-ня-а-а, — долго вытягивая последний звук.
            Нервный тик страшно исказил лицо Пети. Он схватил первое, что попалось под руку, — это был мокрый ботинок — и стал соскребать в него со стены пауков. Но те тут же вылезали из ботинка и по его рукам расползались по всему его телу. Отчаявшись, он издал вопль, упал на пол и закрыл глаза. Ему виделась его комната; по стенам что-то шевелилось, мелкое и уже почти не противное, – он начинал смиряться с судьбой... и голос — знакомый голос, с издевкой, но уверенно повторял и повторял: «Нет, Петюня, в одиночку не выкарабкаешься...»
            В дверь стучались, раздавались голоса, но Петр уже ничего не слышал.
            — Не-е-е-т!!! — собрав последние силы, крикнул он. Вспышка озарила комнату, и «мелкие» рассыпались по стенам и потолку