Пахомов, или Прыжки пингвина

Специальность?
-Инженер-электронщик.
-Звание?
-Капитан. Запаса.
-Вы нам подходите, - сразу подвёл решительный и бесповоротный итог подполковник. Он и сказал-то это таким уверенно-твёрдым тоном, словно следующими его словами должен был быть приказ Пахомову выйти в коридор, взять уже приготовленные для него рюкзак и автомат и срочно отправляться на войну.
-Отлично, отлично! У вас документы с собой?
- Я ведь, собственно, лишь узнать… - промямлил Пахомов (в этот момент он был противен самому себе).
- Я понимаю, понимаю! – энергично сказал подполковник. Даже чересчур энергично. Так - нельзя. ТАК - выдаёт его истинные намерения.      
- Что? – спросил Пахомов. Разговор всё больше напоминал диалог немого с глухим.
- Документики свои покажите, - сказал-приказал подполковник. И, чуть помолчав, этак вкрадчиво добавил. – Уж пожалуйста.
- Ну вот и ладушки, - продолжил он через пару минут, возвращая Пахомову паспорт, военный билет и диплом о высшем образовании. - Всё нормально. Всё так и должно быть… -  и, прищурив глаза, неожиданно засмеялся. – А я ведь вам сначала не поверил! У нас здесь, знаете ли, этих контрактных шутников…Нет, я не то чтобы совсем, а так…засомневался. Что-то, думаю, здесь не то! И чего этому человеку, то есть вам, на самом деле надо? А сейчас вижу – да нет, действительно надо именно то. Как раз то! Молодец! (почему я молодец, подумал Пахомов. Почему он сказал, что сначала не поверил? И почему сейчас разоткровенничался? Что здесь, в конце концов, происходит? Где я?)
- Медкомиссия собирается как раз сегодня с двух до пяти, - сказал подполковник. – Вот направление, -  и теперь уже откровенно хищно посмотрел ему в лицо. – Пожалуйста.
- Да я, может, ещё и не соберусь, - проблеял, собравшись духом, Пахомов. – Я вообще сюда пришёл… с ознакомительной целью.
Он ожидал, что полковник в ответ нахмурится, рассердится, может быть, даже будет ругаться самыми грязными солдафонскими словами -  и опять ошибся. Тот опять широко и приветливо улыбнулся (он вообще любит улыбаться, подумал Пахомов. Таких людей надо опасаться. Это опасно, когда такие частые улыбки. Это навевает на мысль.) и понятливо кивнул.
- А сюда… -  и многозначительно похлопал ладонью по столу, - …все приходят ознакомиться. Человек, он вообще существо любопытное. Вот придёт такой, сядет, спросит, а потом смотришь -  и всё…
- Что «всё»? – почему-то шёпотом спросил Пахомов. У него, кажется, пересохло во рту.
- Просто – всё, - ответил подполковник и опять (да что же это такое на самом деле!) улыбнулся. – Но вы не думайте! Как говорится, не принимайте близко к сердцу! Всё - и точка! Вы поняли насчет медкомиссии?
-Могила, - кивнул будущий несчастный военный герой. – Но пасаран. Нихт шиссен. Найн эсэс. Спасибо большое. Можно я пойду?

Он, словно загипнотизированный, машинально вернулся в общежитие, машинально поставил на журнальный столик кастрюлю с недоеденными пельменями, не видя кресла, уселся в него и включил «ящик».  
- Уважаемые мужчины! – заговорил «ящик» таким торжественно-радостным рекламным голосом, словно уже и не надеялся снова увидеть своего хозяина живым и здоровым. – Приглашаем вас на службу по контракту в Вооружённые силы! Заработная плата… Единовременное пособие… Полный пакет социальных льгот… И совсем не обязательно, что вы будете служить в «горячих точках»! (Нет, не было сомнений: именно в эти самые «точки» вы, ребята, и поедете!) Ждём вас по адресу: переулок Миномётчиков, городской военный комиссариат, комната номер тринадцать. Ежедневно, кроме воскресенья, с девяти до восемнадцати без всякого перерыва на обед. Родина ждёт! А сейчас  - песня! «И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная тишина!»
- И Родина щедро поила меня берёзовым соком, берёзовым соком! – послышался из коридора отчаянный в своём хмельном веселье голос Гришки-водопроводчика. Гришка был соседом Шварценгольда, имел жену Маньку, детей Пашку, Паньку, Петьку и Польку, и старую, глухую и слепую тёщу Марию Остаповну, бывшую многолетнюю заведующую баней в женской колонии строгого режима, награждённую почётным знаком «Заслуженный работник жилищно-коммунального хозяйства, которая не выговаривала букву «гэ», и, прожив всю свою взрослую сознательную жизнь в России, всё равно по-хохляцки громогласно «хэкала». До водопроводчика Гришка служил на военном полигоне за городом в должности заведующего подсобным хозяйством воинской части аэродромного обслуживания. Это было хорошее место, там было много возможностей для воровства. Гришка этими возможностями, конечно, пользовался (что он, дурак, что ли?), а поскольку делал это очень умело, и так же умело прогинался перед вышестоящим командованием, то оно, командование, Гришку хотя и не уважало, но всё-таки ценило и даже ласково называло «нашим сукиным котом», что совершенная нелепость с физиологической точки зрения. Впрочем, на физиологию гришкиному командованию было глубоко наплевать, и какой он там кот, и от какого животного произошёл – это уже тонкости, но случился некий недопустимый и непонятный казус: то ли Гришка перестарался с облизыванием командирской ж…пы, то ли облизал как всегда умело, но она оказалась не командирской… В общем, всё случилось по классической театрально-криминальной схеме: то ли он украл, то ли у него украли, но что-то нехорошее там было наверняка. В результате этого непонятно чьего объекта облизывания Гришку с треском прогнали от жирной кормушки и велели говорить спасибо, что не отдали под уголовную статью. Он сначала просто буянил, потом жутко запил, отчего разбуянился ещё больше, довыёживался до того, что попал в наркологию, откуда вышел мятым, бледным, с горящими глазами и угомонившимся лишь на самую малость.
- И Родина щерда-а-а…! – взорвался коридор очередным патриотическим куплетом.
-Хрыша, прекратите, - услышал Пахомов сердитый маривановнин голос. – У меня же двести на сто двадцать!
- А мне пое…ть! – легкомысленно ответил «Хрыша». Он уважал тёщу, но оставался по-армейски крут. – «Берёзовым соком, берёзовым соком!». А сами, козлы, как будто не воруют! Волки позорные! А ещё в галифе!
Скоро голос его потух где-то в переплетеньях общежитских коридоров.
-Добавлять пошёл, - пояснила Ленка, когда Пахомов появился на кухне, чтобы поставить чайник. – Пахомов, у тебя масло есть?
- Нет, - сказал Пахомов. Он соврал, но это не имело принципиального значения.
- Ну, ладно. Давай, - ответила Ленка, победно сверкнув начинающим желтеть фингалом.
Пахомов сходил в комнату и вернулся с начатой пачкой маргарина.
- Скучно ты живешь, Пахомов, - неожиданно сказала вечно подбитая соседка. – Неинтересно.
- Мне нравится, - пожал плечами он. – Во всяком случае.
- В каком случае? – насмешливо произнесла Ленка и отчекрыжила от пахомовой пачки неслабый кусок. – У тебя и случаев-то никаких нет. Так, одни недоразумения. Тебе, Пахомов надо бабу завести, - вдруг сказал она и выпятила не него неожиданно расширившиеся от такого нелепого предложения глаза. – И обязательно хорошую. И чтобы пила не много.
- Заводят собаку, - ответил Пахомов. – Или глистов.
- А мы, бабы, думаешь лучше? – неприятно засмеялась Ленка. – Хуже, гораздо хуже! Потом никаким лекарством не выгонишь! Только ты и бабу-то завести не можешь. А чего ты можешь а, Пахомов? Вообще?
Могу не пойти на медицинскую комиссию, подумал Пахомов. Могу, и очень даже запросто. Я вообще много чего могу. Могу вот сейчас напиться чаю и завалиться спать. А в ближайший выходной сесть на велосипед японско-корейского производства стоимостью двенадцать тысяч рублей и поехать кататься вокруг городского кладбища. Тем более, что я уже давно думал освоить этот заманчивый маршрут. И отцепитесь вы от меня абсолютно все. Надоели. Я действительно спать хочу. Под рокот телевизионного космодрома.

- Это я, - сказал Парамонов, снимая ботинки. Люба не ответила, молчала, только смотрела – и во взгляде этом не было ничего, кроме самой констатации факта его прихода. Это было неприятно, но вполне терпимо.
- Поесть бы, - сказал Парамонов. – Сегодня целый день на ногах.
-Картошку будешь? – спросила Люба.
-Буду.
- Сейчас разогрею.
Она ушла на кухню, а Парамонов отправился в ванную мыть руки. Он, Парамонов, был образцово чистоплотным человеком. Руки он мыл долго и тщательно, потом так же тщательно вытирал их большим вафельным полотенцем. Такие продавались в комиссионном магазине на вокзальном рынке по сорок пять рублей одна штука. С такими симпатичными розовыми попугайчиками по краям… Идти на военкоматскую медкомиссию он решительно и бесповоротно передумал. Сам на неё иди, мысленно послал он военкоматского подполковника. Заманила хренов. Пусть тебе голову отрезают. А я не хочу. Она у меня одна. Мне и с ней неплохо.
Через пять минут он сидел на кухне и жадно пожирал разогретую картошку. Люба достала из трёхлитровой банки большой мягкий огурец. Огурец был один, а Пахомову хотелось ещё, но он промолчал. Один всё-таки лучше, чем совсем ничего.
-Ешь, - сказал она. – В нём витамины. Я недавно прочитала, что есть такая старинная примета: если человека укусит волк, то со временем этот человек сам становится волком.
- Интересно. Познавательно. А меня в детстве укусила корова.
-Ну?
-Чего «ну»?
-К чему ты это сказал?
К тому, что укусила.
-К твоему сведению, коровы не кусаются. Они жуют. Жвачные животные.
- Интересно, - задумчиво сказал Пахомов. -  Нет, всё правильно! В этом действительно что-то есть!
- В чём?
- А хотя бы в том, что я молоко очень люблю. Обожаю! А равно и другие молочные продукты.
Он тщательно вытер сковородку куском хлеба, сунул его в рот и пошёл спать. Люба вздохнула и уставилась в окно. И чего она там нашла интересного?
Совершенно непредсказуемая женщина.