Кн.2. Глава 5. Секретная лаборатория на Лубянке

  Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов никогда не был противником смертной казни.
  Более того – он считал ее полностью справедливым возмездием за особо тяжелые преступления. Негодяй должен нести ответственность за свои деяния в полной мере. Это даже обсуждению не подлежит.
  Так-то оно так. Но…
  Андропов, наверное, был единственным человеком в мире, который на первое место в этой проблеме ставил не самого преступника, заслужившего высшую меру, а его близких.
  Если не считать совсем уже отпетых уголовников, «родства не помнящих», то остальные приговоренные – чьи-то сыновья, мужья и отцы. И в подавляющем большинстве случаев их родные к совершенному преступлению отношения не имеют. Но получают жестокое наказание. Каково тому, у кого самого близкого человека выдергивают из жизни? Каким бы плохим он ни был! И теперь им всегда с этим жить, с этой невозвратной потерей.
  А за что им это?
  Легче всего женам, то есть теперь уже вдовам. Погорюют, а потом другого найдут. Или не найдут, это уж как получится. Гораздо хуже родителям. Вполне возможно то, что тот, кто для общества – опасный преступник, для них – единственная опора в жизни. Конечно, старики после его казни начинают быстро угасать.
  Но хуже всего детям. Рано или поздно они все узнают. И вряд ли получатся из них строители коммунизма и патриоты своей страны, если в их детство когда-то однажды ворвалось понимание жестокой правды: «Папу казнили».
  Андропов знал о тех фактах минувшей войны, которые официально как бы не существовали. К генералу Власову примкнули не только отпетые уголовники и отщепенцы. Были и вполне обычные люди, у которых родители ранее подпали под каток репрессий. Отсюда – яростная жажда мести в сочетании с наивным предположением, что немцы «восстановят справедливость».
  Но потом наступало отрезвление. Когда новоявленные власовцы вместе с частями вермахта проходили по разбомбленным городам и деревням, они видели на улицах множество трупов женщин, стариков и детей, которые никакой вины за репрессии не несли. И приходил в голову запоздалый ужас: что же я натворил?! Почему, сочтя что-то главным злом, в результате, стал сообщником неизмеримо большего зла, во много раз большего?!
  И бойцы РОА, осознавшие, что содеянное ими уже необратимо, кончали жизнь самоубийством, либо сходили с ума: тогда их достреливали другие власовцы или немцы.
  А в нынешнее время? Если вдруг сын казненного уголовника-убийцы, повзрослев, как-то соприкоснется с уголовной средой, ему там за стаканом самогона такое нашепчут… Вылепят из его отца образ героя. И ты, сынуля, иди по его пути.
  Но отменять смертную казнь, считал Андропов, все равно нельзя. Замена пожизненным заключением? Но для родных это ничем не лучше. Они знают, что близкий человек, хоть и жив, но навечно где-то замурован, и никогда они его больше не увидят. Нет. Не выход.
  Как решить эту дилемму, если у нее нет решения?
  Однажды Андропов разоткровенничался на эту тему с одним из своих хороших друзей и поделился своими сомнениями на этот счет.
  Тот внимательно выслушал и неожиданно сказал:
  - Нет решения, говоришь? Вот тут бы тебе Шаркевича пригласить на беседу.
  - Какого еще Шаркевича? – не понял председатель КГБ.
  - Да есть один… Энтузиаст от науки. Уж не знаю, как его назвать: то ли изобретатель, то ли экспериментатор. Меня с ним случайно познакомили, он-то себя не афиширует.
  - И что он такое изобретает?
  И хороший приятель рассказал такое, что Андропов просто не знал, как реагировать.
  Оказывается, некий Валерий Шаркевич в свое время получил два высших образования. Первое – биологическое, специализация – нейрофизиология. Но потом еще и окончил Университет стран Азии и Африки. В Подмосковье в частном доме Шаркевич и несколько его единомышленников создали лабораторию для проведения опытов над человеческим сознанием.
  - Что?! А разрешение есть? Да за это прокуратура…
  - Зачем им разрешение? – рассмеялся приятель. – Они посторонних людей не привлекают. Экспериментируют только на самих себе. Хозяин – барин.
  - Ну, и что за хренью они там занимаются? – усмехнулся Юрий Владимирович. – Пальцы над блюдечком держат? Вызывают дух Николая Второго?
  - Близко, но без блюдечка. Они проникают в «Информационное поле Вселенной», выдергивают копии сознания людей, умерших две тысячи лет назад и более, и проецируют его на себя. Притом – успешно.
  - Это называется «медиум», - блеснул эрудицией Андропов. – Тему того, как соотносятся между собой такие категории, как «сознание» и «умершие», я даже обсуждать не стану. Меня лишь одно удивляет: как они себя до психушки еще не догнали.
  - И не догонят, - уверенно сказал приятель. – Эти люди совершенно вменяемые. Используют в своей лаборатории какие-то самодельные приборы, а еще что-то из фармацевтики. Разумеется, без наркотиков, упаси Боже. И их эксперименты вполне успешны. Узнают о Древнем мире такие подробности, что археологические раскопки становятся особо и не нужны.
  - Слушай, я не понял, мы же с тобой о другом говорили, а ты вдруг перевел разговор на каких-то шизиков, - вдруг рассердился Андропов.
  - Так тут связь прямая.
  Друг развил свою мысль. Если эксперименты Шаркевича и его команды имеют под собой реальную основу, то это и есть решение дилеммы со смертной казнью.
  Заменить ее «искусственной реинкарнацией». Сознание приговоренного преступника необратимо стирается и замещается сознанием какого-то другого человека, жившего и умершего две тысячи лет назад и более.
  - Почему именно две тысячи? А одна тысяча, пятьсот лет? – спросил Андропов.
  - У них получается работать только с таким диапазоном.
  Приятель продолжил развивать свою мысль. Члены семьи преступника получают своего родного человека обратно целым и невредимым физически, но с замещенным сознанием. То есть, поначалу он будет себя вести так, словно он сильно повредился в уме, но постепенно к новой действительности привыкнет. А они, члены семьи, воспринимать-то его все равно будут как прежнего! И, скорее всего, примут в свою жизнь, исходя из логики: «Лучше свихнутый, чем расстрелянный».
  - А вот не факт, - возразил Андропов, незаметно втянувшись в дискуссию. – Могут такого и подальше послать.
  - Так надо их заранее спрашивать. Дают ли письменное согласие на замену ему смертной казни или пожизненного заключения замещением сознания, то есть - «искусственной реинкарнацией». Им и решать.
  Вдруг Юрий Владимирович тряхнул головой и ошарашено посмотрел на друга.
  - Слушай, Леша, если кто-то сейчас действительно свихнутый, так это мы с тобой, сидящие и всерьез обсуждающие какую-то псевдонаучную фантастику. Заморочил ты меня совсем.
  - Ладно, Юра, - поднялся с места приятель. – Засиделся я с тобой. Ничего я тебе не навязываю. Если вдруг надумаешь с Шаркевичем побеседовать, я тебе подскажу, где его искать.
  Они распрощались. А скоро пришло время ложиться спать. Но у Андропова заснуть не получалось: не шел из головы этот странный разговор, хоть и хотелось такую ерунду из этой самой головы выбросить. Почему-то председателю КГБ вспомнилась известная в номенклатурных кругах история. Дело было еще при Хрущеве. Психически больной двенадцатилетний мальчик убил своих родителей: ночью, когда они спали, размозжил им головы молотком. Случай был нетипичным, и информация дошла до Политбюро.
  Хотя мальчик был несовершеннолетним и невменяемым, Хрущев начал давить на суд, требуя его расстрела. Брежнев и остальные члены Политбюро пытались Хрущева переубедить, но не смогли. Глава государства настоял на своем.
  Прокручивая в голове эту историю, Андропов не пытался принять чью-то сторону. Он думал о другом: а вот что стало с психикой исполнителя приговора после того, как он выстрелил в затылок ребенку?
  Вот бы где решила проблему эта «искусственная реинкарнация» с замещением сознания!
  И тут же Юрий Владимирович на себя разозлился. Опять лезет в голову эта мистическая чушь!
  Но она все лезла и лезла. Навязчивая идея какая-то.
  Промаявшись так половину ночи и с трудом заснув, председатель КГБ утром позвонил своему приятелю:
  - Знаешь, я с тобой точно скоро стану невменяемым. Организуй привод ко мне этого Шаркевича. Пусть только его не пугают сильно. Ничего плохого я ему не сделаю, просто послушаю из интереса.
  Через пару дней Валерий Шаркевич был принят Андроповым и подробно отвечал на вопросы, которые с нарочитым безразличием бросал ему глава КГБ.
  Итог этого разговора оказался совершенно неожиданным.
  - Допустим, я посещу эту вашу «лабораторию» со своими сотрудниками и приведу своего добровольца для вашего эксперимента. Но тогда вам придется написать расписку, что берете на себя ответственность за то, что его физическое и психическое здоровье не пострадает. Потому что если пострадает – будет вам на то статья УК. Ну как – возьметесь или отыгрываете назад?
  - Возьмусь и расписку напишу, - спокойно ответил Шаркевич. – Замещение сознания будет краткосрочным, с психикой добровольца ничего не произойдет, готов письменно взять на себя за это ответственность.
  С кандидатурой волонтера проблем не возникло. Был в штате Управления некто Вадик, умудрившийся изрядно накосячить. Андропов хотел выкинуть его к черту, но Вадик чуть ли не в ногах валялся, упрашивая его не увольнять и дать ему шанс исправиться. Типа – на все готов. А раз так…
  Вместе с группой сотрудников Управления, Вадиком и охраной Андропов приехал в небольшой подмосковный поселок, въезд в который тут же перекрыла милиция, как и выезд из него.
  «Лаборатория» занимала две комнаты в деревянном доме. Ее оборудование состояло из нескольких странноватых на вид приборов, один из которых был соединен с наушниками, и кое-какого медицинского инвентаря, включая капельницу. Так и напрашивалась статья за «незаконное врачевание». Что-то придавало одной из комнат сходство с физиотерапевтическим кабинетом: помимо приборов, там была и кушетка, застеленная белой простыней и даже с подушкой. «Персонал» состоял из самого Шаркевича и двух его ассистентов.
  Писать расписки принялись сразу двое: Вадик – о том, что в эксперименте участвует добровольно, без принуждения, Шаркевич – что берет на себя ответственность за физическое и психическое здоровье испытуемого и в случае чего осознает последствия для себя в полной мере.
  - И каков будет сценарий? – спросил Андропов.
  - Мы внутривенным уколом вводим его в состояние неглубокого наркоза, потом минут двадцать с ним работаем. Состояние замещения сознания после этого продлится тоже минут десять, после чего мы восстанавливаем статус-кво, и Вадим снова становится самим собой.
  - Что от нас требуется? – поинтересовался Юрий Владимирович.
  - Пока мы будем с ним работать, посторонних в комнате быть не должно, - твердо ответил Шаркевич. – Мы позовем вас в лабораторию тогда, когда замещение сознания уже будет достигнуто. И потребуются два ваших сотрудника покрепче, чтобы посадили его на стул и зафиксировали в таком положении. Потому что возможны непредсказуемые реакции, опасные для окружающих.
  По знаку Андропова сопровождающие вышли вслед за ним. Остался только Вадик, который уже