В дверь квартиры Николая раздался неожиданный звонок. Был уже довольно поздний удушливый летний вечер, а поскольку гостей не ожидалось, то он находился, прямо скажем, практически в неглиже. Накинув халат, он подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Марина, его давняя подруга, еще со школьных времен. Вскоре после окончания института у них случился бурный роман, все шло к свадьбе, по крайней мере, так казалось ему. Но, как оказалось, не ей. В один из вечеров, она спокойным тоном, ничуть не смущаясь, заявила, что их отношения это ошибка и они должны расстаться. На все его расспросы ответ был один:
- Я полюбила другого.
Через общих знакомых Николай узнал, что на нее обратил внимание какой-то начинающий олигарх, их местного, районного масштаба. Ну и связать свою жизнь с простым начинающим инженером ей показалось совсем не интересным. Тогда для него это был сильным ударом, от которого он оправился только через несколько лет. Потом до него доходили слухи, что ее ухажер так и не предложил ей выйти за него замуж, а женился на другой, нужной для бизнеса, девушке. А она в течение нескольких лет, пока не надоела,оставалась в ранге «постоянной любовницы». Кое-какое благосостояние ей это принесло, но все когда-то кончается. Жена, наконец, прозрев, поставила ультиматум – она или эта «потаскушка». Ну и конечно, он выбрал жену и детей. После некоторой передышки, все-таки не каждый день бросают, у нее началась новая интрижка с уже женатым, но тоже весьма не бедным, субъектом. Больше он о ней ничего не слышал, как-то пропала она из круга его общения.
И вот сейчас она вновь стояла перед ним, постаревшая конечно, все-таки почти тринадцать лет прошло, но все еще до чертиков красивая и, что уж скрывать, по-прежнему соблазнительная.
- Ты? - с растерянностью спросил Николай.
- Я, можно войти?
Он молча отступил в сторону и жестом предложил ей входить. По кафельному полу прихожей процокали каблучки и вокруг разлился тонкий аромат герани и нарцисса. Он вспомнил этот аромат, это были духи «Chanel Coco Noir», те самые первые, настоящие французские духи, которые он, копя понемногу, купил ей когда-то на двадцатилетие. Находиться рядом с красивой женщиной в халате и шлепанцах было явно «не комильфо» и он, попросив ее располагаться поудобнее в кресле, заскочил в другую комнату и быстро нацепил джинсы и приличную рубашку.
Войдя в комнату, где в кресле расположилась Марина, он на секунду остановился в проеме двери, настолько соблазнительная картина открылась перед ним. Она сидела в кресле положив ногу на ногу, расположив, иначе не скажешь, свое летнее платье таким образом, чтобы открыть как можно больший, конечно, в пределах разумного, обзор на свои ноги, практически идеальной формы. Глубокий вырез летнего платья, да еще, если смотреть на него в четверть оборота, скрывал совсем небольшую часть по-прежнему сохранивших свою соблазнительную форму грудей.
Увидев входящего Николая, она медленно, так чтобы он успел рассмотреть все, что она хотела показать, изменила позу на более целомудренную. Он сел напротив нее и как можно спокойным тоном спросил:
- Чему обязан таким поздним визитом? Неужели через столько лет ты захотела меня увидеть просто так, без определенной цели?
Марина, явно не ожидавшая такого начала разговора, немного смешалась, но быстро взяла себя в руки.
- Коля, пожалуйста, выслушай меня не перебивая, мне и так было слишком тяжело после всего придти сюда. В общем, как-то так получилось, что единственным мужчиной, которого я действительно любила, был ты. Подожди, я же просила, не перебивай, остановила она пытающегося вставить хоть слово Николая. Я пришла совсем не для того, чтобы попытаться восстановить давно ушедшие в небытие отношения.
- А для чего тогда, - не выдержал все-таки, Николай.
- Ты понимаешь, как-то у меня жизнь не очень-то сложилась. Все искала что-то, хотелось достигнуть всего побыстрей, да полегче, не затратив особых усилий. Ну и вот, вроде у меня все есть – квартира, машина, дача, кое-какие деньги, а счастья как не было, так и нет.
Спутника жизни мне уже не найти, да, честно говоря, и не хочется. Насмотрелась я на вашего брата, на всю оставшуюся жизнь хватит. Единственное мое желание – это ребенок. Ведь мне уже 38 лет, критический возраст для женщины. Еще год, два и о ребенке можно будет забыть.
Выслушав эту тираду, Николай растерянно спросил:
- Слушай, а зачем ты мне все это рассказываешь?
- Ну а что ж тут не понять, у меня к тебе просьба – сделай мне ребенка. Видя, что Николай порывается что-то сказать, она сделала умоляющий жест – мол, помолчи. Я не хочу делать ЭКО и заиметь ребенка неизвестно от кого. Я хочу иметь ребенка от человека, которого когда-то любила и который любил меня. Не беспокойся, никто и никогда не узнает от кого этот ребенок, скажу ЭКО и все.
Ничего не узнает и ребенок, он будет моим и только моим. Я повторяю – от тебя нужно только действие, я обещаю, что никогда не попрошу у тебя помощи в воспитании ребенка, могу вообще переехать и навсегда исчезнуть из твоей жизни. Если хочешь, могу даже расписку написать, что никаких претензий к тебе не имею, и иметь не буду. Ну что скажешь?
Сказать, что Николай растерялся, это ничего не сказать. Он просто на минуту впал в прострацию. Он молчал, молчала и Марина. А в голове Николая в этот момент крутился рой мыслей, сталкивающихся одна с другой и разбивающихся при столкновении вдребезги.
С одной стороны, ему тоже уже под сорок, детей нет и, поскольку, после гибели его жены Наташи, претенденток на выполнение этой святой для каждого мужчины миссии, даже на горизонте не наблюдалось, то идея, хоть таким способом, продолжить свой род, привлекала. Но с другой стороны, знать, что где-то там живет твой ребенок и не иметь возможности общаться с ним, воспитывать, наконец, помочь в трудную минуту? Нет, это не для него.
Через пару минут он, наконец, прервал затянувшееся молчание:
- Нет, я не согласен.
При этих словах Марина вскинулась, видимо она совсем не предполагала возможность такого ответа.
- Почему? Что тебя смущает в моем предложении? Чем плохо. Провести несколько ночей с красивой, ты же не будешь этого отрицать, женщиной, без всяких обязательств и условий.
- Вот это мне и не подходит, - ответил Николай. Видишь ли, я не могу представить, чтобы где-то рядом рос мой ребенок, и я не был для него родным человеком, не мог воспитывать его, общаться с ним.
Тут Марина, перебила его:
- Я же тебе говорю, я хочу, чтобы этот ребенок был моим и только моим, в его метриках против графы отца должен стоять прочерк. Я хочу, чтобы он носил мою фамилию, а отчество было – как у моего отца, Петрович или Петровна. Потом она вдруг замолкла, и ему показалось, что к ней пришла какая-то мысль, какое-то решение проблемы. Чуть помолчав, она сказала:
- Единственное, что я могу предложить – это статус «старого друга семьи», то есть ты сможешь часто приходить к нам в гости и общаться с ребенком. Но ты должен поклясться, что никогда не откроешь ему тайну его рождения. Я знаю, если ты поклянешься, то выполнишь обязательство.
Немного помолчав, Николай, молча встал, подошел к Марине и, смотря прямо ей в глаза, сказал:
- Клянусь! Но и ты поклянись, что выполнишь свои обязательства.
- Клянусь! Произнесла Марина и с какой-то плотоядной ухмылкой грациозно «стекла» на колени перед стоящим Николаем…
Через три с половиной недели, после десятка «встреч», она по телефону сообщила, что то, чего она так долго хотела, произошло и пока она прекращает с Николаем любое общение.
****
Однако перерыв в их общении продолжался не более четырех с половиной недель. Вечером пятницы, едва Николай пришел с работы, раздался телефонный звонок, звонила Марина. В трубке раздался ее раздраженный голос:
- Ну, наконец. Я тебе звоню уже пару часов через каждые двадцать минут.
- Вообще-то я работаю, - растерянно произнес Николай, не ожидавший такого напора. Ты же сама не захотела записывать мой мобильный телефон и не дала свой номер.
Тон в трубке сменился на какой-то жалобно просящий:
- Коля, ты не мог бы сейчас придти ко мне, нам надо поговорить.
Через двадцать минут Николай входил в квартиру Марины и растерянно остановился на пороге комнаты. Куда девалась эта красивая, ухоженная, всегда так следящая за собой женщина? Она стояла перед ним в каком-то довольно замызганном халате, в шлепанцах на босу ногу, с волосами, которых явно сегодня не касалась расческа. А выражение лица – лицо идущего на казнь человека уже смирившегося с предстоящей страдальческой смертью.
- Ну что смотришь, красивая? – с раздражением произнесла она. И вдруг, схватясь обеими руками за лицо, пробежала мимо него и скрылась в туалете, откуда раздались звуки рвотных позывов. Когда через пару минут она вышла из ванны, где приводила себя в порядок после туалета, Николай в растерянности спросил:
- Что с тобой?
- Токсикоз, проклятый, совсем замучил. Все время тошнит, часто рвет, сам видел, хотя вроде и нечем. Есть совсем не хочется, а то, что через силу запихиваю в себя, имеет вкус мокрой ваты. Но это можно было бы пережить, но, по-видимому, начинается желтуха, а это уже серьезно. Я больше не могу так, не выдержу, просто сдохну тут одна и все. Давай, пока не поздно, прекратим все это!
- Что это? Не понял Николай.
- Ну, эту затею с ребенком, можно я сделаю аборт?
Пока она говорила, в Николае стало постепенно накапливаться раздражение:
- Марина, ты же сама так хотела ребенка, что затеяла всю эту историю и вот сейчас, при первых же трудностях, ты хочешь все бросить. Давай сделай это, действительно, какая же ты будешь мать, если не можешь перетерпеть обычного токсикоза, который должен пройти сам собой через два, три месяца. А что будет после рождения ребенка? Какая же ты будешь мать, если не готова ко всем предстоящим сложностям и лишениям.
При этих словах Марина, мешком, как-будто из нее выпустили воздух, безмолвно упала в кресло, закрыла лицо руками и разрыдалась. При виде рыдающей женщины все раздражение Николая куда-то исчезло. Он подошел к Марине и взял ее за плечи, а она, подняв на него заплаканное лицо, жалостно и растерянно посмотрела
У меня дэжавю или этот абзац уже мелькал в одной из предыдущих миниатюр?