человека в общественные процессы, и не более того.
К настоящему времени возникли соображения об отделении личности от управления историческим движением, роль которой была сведена к сосуществованию в своем разнообразии в некоем кастовом пространстве из разных общественных практик.
Все эти воззрения опять же сводят действия личности в истории именно к роли, которая, правда, связывается то с волей, то с коллективизмом, то с кастовыми пространствами, что само по себе означает блуждание по поверхности, а не попытку проникнуть в ту глубину, из которая и выплывает сценарий данной роли.
Поэтому они, в сущности, уклоняются от поиска основания и причин, из которых действительно исходят поступки личностей в истории.
В частности, желания и инстинкты, исходящие и животного сознания, вряд ли могут привести к великим свершения для блага общества, поскольку они, что прекрасно демонстрируют животные, ограничиваются лишь стремлением к выживанию, размножению, улучшению собственного положения и, желательно, неплохому питанию.
Воля и переживания всего лишь сопровождают действия индивида.
Коллективизм, вопреки историческим фактам, вообще отрицает влияние личности на ход истории.
Любое пространство, в котором находятся личности, хотя бы и кастовое, отнюдь не запрещает им действовать по собственным соображениям, так как они не роботы.
*
По-видимому, наиболее адекватно к проблеме личности в истории по сравнению в предшествующими и последующими исследователями подошел Г. В. Плеханов, хотя и он не обнаружил ту или те силы, которые скрываются за действиями личностей.
Противоречие между признанием, с одной стороны, за личностью наиболее широкой роли в истории, и, с другой стороны, утверждением о подчинении исторического движения неким общим законами он пытался разрешить в своей работе «К вопросу о роли личности в истории» [5].
Плеханов указывает: «Столкновение этих двух взглядов приняло вид антиномии, первом членом которой являлись общие законы, а вторым – деятельность личностей. С точки зрения второго члена антиномии история представлялась простым сцеплением случайностей, с точки зрения первого ее члена казалось, что действием общих причин были обусловлены даже индивидуальные черты исторических событий» [5, с. 32].
В своей работе он предполагал в некоем синтезе не только разрешить эту проблему, но найти основание, обусловливающее ход исторических событий.
Критикуя признание роли личностей в истории главенствующей, Плеханов на примере французской революции 1789 года совершенно справедливо отмечает: «…бури, еще недавно пережитые Францией, очень ясно показали, что ход исторических событий определяется далеко не одними только сознательными поступками людей. События совершаются под влиянием какой-то скрытой необходимости, уже одно это обстоятельство должно было наводить на мысль о том, что эти события совершаются под влиянием какой-то скрытой необходимости, действующей подобно скрытым силам природы, слепо, но сообразно известным непреложным законам» [там же, с. 17].
Пытаясь диалектически сочетать некие «непреложные законы» с определенным влиянием на ход исторического процесса личностей, Плеханов ставит на место движущей силы исторического процесса развитие производительных сил, полагая, что именно ими «…обусловливаются последовательные изменения в общественных отношениях людей» [там же, с. 33], но вместе с тем приписывает влияние на ход исторических событий особенных причин.
Эти причины, по его мнению, есть «та историческая обстановка, при которой совершается развитие производительных сил у данного народа и которая сама создана в последней инстанции развитием тех же сил у других народов, то есть той же общей причиной» [там же, с. 33].
Вместе с тем Плеханов влияние особенных причин дополняет еще и влиянием единичных причин на ход движения истории, «…то есть личных особенностей общественных деятелей и других «случайностей», благодаря которым события получают, наконец, свою индивидуальную физиономию. Единичные причины не могут произвести коренных изменения в действии общих и особенных причин, которыми к тому же обусловливаются направление и пределы влияния единичных причин. Но всё-таки несомненно, что история имела бы другую физиономию, если бы влиявшие на нее единичные причины были заменены другими причинами того же порядка» [там же, с. 33].
Тем не менее, Плеханов полагает, что «…личности благодаря данным особенностям своего характера могут влиять на судьбу общества. Иногда их влияние бывает даже очень значительно, но как самая возможность подобного влияния, так и размеры его определяются организацией общества, соотношением его сил. Характер личности является «фактором» общественного развития лишь там, лишь тогда и лишь поскольку ей позволяют это общественные отношения» [там же, с. 23].
Плеханов полагает так же, что такие качества личности, как таланты, знания, решительность, храбрость и т. п., которые могут играть значительную роль в жизни общества, объясняются не одними только общими законами развития, но, в любом случае «…личные особенности руководящих людей определяют собою индивидуальную физиономию исторических событий, и элемент случайности, в указанном нами смысле, всегда играет некоторую роль в ходе этих событий, направление которого определяется в последнем счете так называемыми общими причинами, то есть на самом деле развитием производительных сил и определяемыми им взаимными отношениями людей в общественно-экономическом процессе производства. Случайные явления и личные особенности знаменитых людей несравненно заметнее, чем глубоко лежащие общие причины» [там же, с. 31].
Если свойства общественных отношений, как полагает Плеханов, определяются состоянием производительных сил, то и состояние этих сил зависит от талантов и особенностей тех или иных лиц в той или иной их способности к открытиям и изобретениям.
В качестве комментария к влиянию талантов на ход событий, Плеханов указывает: «Чтобы человек, обладающий талантов известного рода, приобрел благодаря ему большое влияние на ход событий, нужно соблюдение двух условий. Во-первых, его талант должен сделать его более других соответствующим общественным нуждам данной эпохи… Во-вторых, существующий общественный строй не должен заграждать дорогу личности, имеющей данную особенность, нужную и полезную как раз в это время» [там же, с. 28].
Подобных подход к влиянию личности на ход истории привел Плеханова к следующим выводам относительно выдающихся личностей: «Великий человек велик не тем, что его личные особенности придают индивидуальную физиономию великим историческим событиям, а тем, что у него есть особенности, делающие его наиболее способным для служения великим общественным нуждам своего времени, возникшим под влиянием общих и особенных причин» [там же, с. 34].
Он добавляет к этой характеристике великого человека то, что его деяния заключаются не в том, «что он как бы может остановить или изменить естественный ход вещей, а в том, что его деятельность является сознательным и свободным выражением этого необходимого и бессознательного хода» [там же, с. 34].
Все эти соображения Плеханова о роли личности в истории, несмотря на их внешнюю убедительность, привлекательность, а местами и достоверность, являются, по сути, поверхностными.
Дело в том, что он, например, утверждая следствием развития производительных сил общественные отношения, не открыл нам, по какой причине возникли производительные силы и вследствие чего они стали развиваться в одном месте, а в другом так и остались неразвитыми.
Плеханов так же не прояснил, почему введенное им понятие особенных причин, которыми он полагает историческую обстановку, то есть условия, при которых происходит развитие производительных сил, вызываются производительными силами.
Иначе говоря, он, считает как бы беспричинные производительные силы источником как общественных отношений, так и исторической обстановки, забывая о том, что, например, за несколько сотен лет господства капитализма, несмотря на существенные изменения всех элементов производительных сил – от паровой машины и механиков при ней до операторов компьютерных сетей, общественные отношения не претерпели существенных изменений, оставшись на уровне хозяин и работник, а историческая обстановка в странах развитой демократии не превратилась в иную, хотя, конечно, строй жизни различных странах может быть довольно своеобразным, но он скорее связан с национальными, религиозными и бытовыми особенностями, нежели производительными силами. То есть развитие технологий отнюдь не заменяет эти особенности и большей частью не коррелирует с ними.
Фактическое приравнивание личных особенностей общественных деятелей к случайностям, благодаря которым события получают свою индивидуальную физиономию, удовлетворяя нуждам своего времени или противодействуя им, было бы более адекватным, если бы Плеханов объяснил, что он понимает под личностью, а также индивидуальностью, и на основании чего эта случайная личность иногда так фатально противодействует необходимости, что обращает в прах целые народы, вовсе не желая этого, чему в истории имеется масса примеров на разных континентах в разные времена.
В частности, адвокат А. Ф. Керенский, ставший главой правительства России после Февральской революции 1917 года, явно понимал необходимость демократических изменений в России, но его действия, напротив, остановили для России этот естественный ход вещей почти на век, приведя Россию к краху с многочисленными жертвами.
Кроме того, крайне неудачно выражение Плеханова «ход вещей», так как в истории происходят события, а вещи при этом могут оставаться на месте.
Вообще же, значительные фигуры истории - не теоретики, следующие тем или иным схемам. Таких среди них практически не имеется. Разве что В. И Ленин пытался внедрить в практику теории Маркса, несколько модернизировав их, но это ложное представление исторического движения потерпело крах, поскольку быстро выродившийся в бюрократическую распределительную машину социализм был поражен через исторически непродолжительный период времени в соперничестве с более инициативным и эффективным капитализмом.
Все эти якобы великие личности во главе государств, как правило, ищут собственную выгоду, воображая часто бог весть что, но, на деле, они стремятся сначала захватить власть, а потом удержать ее ради того, что она дает, а не для блага попавших под их крыло народов.
Тем не менее, их действия могут совпадать или нет с естественным ходом событий, соответственно ускоряя или замедляя развитие всей цивилизации или локального сообщества вплоть до его исчезновения, в чем и состоит их воздействие на этот ход, который они не понимают, но подверстывают под него разные правдоподобные для них самих гипотезы, хотя, в целом, все их усилия, крайне редко оправданные и большей частью вызванные не идеями, а желаниями, к удивлению потомков не смогли остановить развитие цивилизации. Правда это легко объясняется нарастанием информационных потоков, производимых расширяющейся
