Африканский цугцванг или интервью

– Мне обязательно делать это, господин Милла? – писательница пытается придать беседе официальный тон. – Мы договаривались только на интервью. Мне кажется неуместной подобная просьба.

– Вы прекрасны, Анна, позвольте же и мне полюбоваться вами, – бизнесмен рассыпается комплиментами, – раздевайтесь и начнём нашу беседу; поверьте, я сделаю всё, чтобы удовлетворить ваше любопытство. Удовлетворите же и вы мою скромную просьбу.

Женщина понимает, что так или иначе, но этот пожилой, похотливый негр получит своё, она находится в его доме и в его власти. Анна нехотя поднялась с кресла, и смущаясь оголила загорелые плечи, лёгкое платье послушно соскользнуло на пол. «Чёрт с ним, пусть смотрит, от меня не убудет», – убеждает себя писательница, пытаясь унять внутренний трепет и нахлынувшее волнение.

Абрафо пленён: мужчину восхищает зрелая красота обнажённой белой женщины. Его сладострастный, липкий взгляд ощупал тяжёлые, чуть отвисшие груди с крупными ареолами розовых сосков, спустился на пухленький животик и зарылся в рыжем треугольнике кудрявых волосиков.

– Очаровательно, – елейно пропел африканец.

Милла, несмотря на свою комплекцию и возраст, удивительно легко поднялся с кресла и подобно Сатиру приблизился к новоявленной Нимфе. Широкие «чёрные» мужские ладони нежно и в то же время по-хозяйски прикасаются к телу женщины. Так, вероятно, коллекционер гладит дорогую сердцу фарфоровую статуэтку, боясь уронить драгоценность на пол. Или, возможно, именно так прикасается к своему творению богом поцелованный ваятель, прощаясь в последнюю бессонную ночь, прежде чем утром её, Богиню (намоленную усердным трудом скульптуру), заберёт пошлый и жадный ростовщик.

Противоречивые переживания мучают женщину. С одной стороны, стыдно и унизительно стоять голой посреди комнаты, перед едва знакомым похотливым самцом. Дама понимает, что, скорее всего, она не отделается сегодня простыми поглаживаниями. С другой стороны, Анна ещё не остыла после массажа, распалённая плоть требует продолжения. А ладони Абрафо Милла такие ласковые, по-хорошему настойчивые. Женщина и страшится, и желает чувствовать сильные мужские руки.

Вычурный эстет изучает тело Анны, как слепой ощупывает шрифт Брайля, старается запомнить каждую впадинку, боясь пропустить ложбинку или округлость. Чернокожий Сатир обвил руками полные широкие бёдра, самозабвенно сжимая пышные, мясистые ягодицы. Ладони вспорхнули по спине, и вот они уже откровенно мнут волнительные груди, играют затвердевшими сосцами, то слегка оттягивая, то сжимая чувственную плоть между пальцев. Правая рука легко скользнула вниз по животику и окунулась в кудряшки рыжих волос. Указательный палец, нежно коснувшись затвердевшего клитора, без усилий раскрыл отвисшие, налившиеся кровью малые половые губы и беспрепятственно проник в полное амурных соков горячее лоно.

– О-о-ох… Пожалуйста, не делайте этого, – чувственно взмолилась писательница, скорее машинально, в то время как наэлектризованное сексуальной энергией тело убеждает в обратном.

Женщина содрогается, властный перст мужчины елозит в сокровенном. Как предательски хлюпает мокрая вагина. Анне стыдно в эти мучительные и сладостные мгновения, она противна сама себе. Течёт, как последняя сучка, готовая задрать хвостик для первого попавшегося кобеля.

Абрафо извлёк палец из раскрывшейся дырочки, его обильно обволакивают липкие выделения возбуждённой человеческой самки. Милла поднёс руку к лицу и с видом знатока и ценителя вдохнул слегка терпкий, чуть сладковатый и пьянящий аромат женщины, готовой к соитию.

– Какая же ты мокрая, и пахнешь великолепно, – Абрафо смотрит в слегка затуманенные похотью глаза писательницы. – Завтра ты станешь звездою шоу, публика будет в восторге.

– Публика? – Анна хотела продолжить уточняющий вопрос, но в этот момент чувственных, слегка приоткрытых уст коснулся, склизкий от соков, указующий перст африканца.

– Оближи его, – мягко, но требовательно повелевает Милла.

Анна и не заметила, как приняла в рот. Проворный язычок, сам старательно слизывая тягучий амурный нектар, стремится угодить чернокожему господину.

Милла поудобнее расположился в кресле, повыше задрал свою национальную рубаху, обнажая пухлые ляжки, и раздвинув ноги, обратился к так и стоящей посреди холла обнажённой даме.

– Анна, дорогая, давайте же не будем терять время, и начнём наше интервью, – Абрафо говорит проникновенно и просто, – вы будете ублажать меня своим сахарным ротиком, а я буду зачитывать ваши вопросы, и отвечать.

Женщина смотрит на заросший пах африканца. Его толстенький член призывно подрагивает, как бы приглашая Анну продолжить пикантное знакомство, а его хозяин уже приготовил листок с вопросами и нетерпеливо поглядывает на даму. Ноги кажутся ватными, и продолжать стоять невыносимо. Сделав пару шагов, женщина покорно опустилась на колени, оказавшись как раз между полноватых ног бизнесмена. Анна пытается скрыть ощущение стыда, неловкость в движениях и трепетное волнение, так некстати охватившее всё чувственное естество. «В конце концов, я здесь нахожусь, чтобы взять интервью, – внутренний голос успокаивает писательницу, – так что же я медлю, надо брать…».

Дама приподняла нежными пальчиками член, и колечко влажных губ плотно обхватила чёрную мясистую головку. Пока Анна, причмокивая, ласкает язычком и посасывает вздыбленный орган, африканец зачитывает приготовленные накануне вопросы и умозрительно отвечает, пытаясь не потерять самообладание окончательно. Женщина старается, вкладывая в минет весь свой накопленный опыт, но всё равно интервью даётся писательнице непросто. Когда мадам пытается вникнуть в ответы бизнесмена, она невольно отвлекается от своего непосредственного, сладостного занятия. В то же время, когда женщина с упоением и страстью сосредотачивается на оральных ласках, смысл сказанного господином Милла необратимо ускользает от понимания. Анну мучает эта дихотомия, наконец она решает окончательно и полностью отдаться процессу ублажения мужчины. Тем более что ответы бизнесмена становятся всё более путаными и аллегоричными. А когда Абрафо предложил даме не сдерживать себя и ласкать истекающее лоно, женщина и вовсе поплыла, позабыв о первоначальной цели визита. Нежные пальчики легко скользят в склизкой, горячей от похоти щёлке, уверенно подталкивая к вершине наслаждения. Женщина чувствует язычком, каким твёрдым и несгибаемым сделался чернокожий уд. При этом его размеры не кажутся гигантскими, и толщину Анна определяет как вполне допустимую. Писательница старательно пытается заглотить член полностью, и после второй или третий попытки даме это удаётся. Теперь женщина целиком, под самый корень насаживается головой на распалённый орган, чувствуя, как горячая головка проскальзывает в самое горло. Анна ритмично заглатывает фаллос, упираясь зардевшимся лицом в жёсткие волосы чёрного паха. Писательница входит в раж, ловит себя на суждении: банальный минет и так будоражит; чувствовать вздыбленную плоть – особенная приятность. Боже, ласковые пальчики словно обезумев, обретя волю, собственную свободу с остервенением гонят – понуждают пылающее лоно. Анна находится на самом краю, последний шаг до вершины или шаг в пропасть, сладостное предвкушение воздаяния.

Deep throat окончательно сломил бизнесмена, он отбросил листок с вопросами, поднялся с кресла и обхватил широкой ладонью готовый вот-вот взорваться распалённый орган. Анна гостеприимно распахнула чувственный ротик и, высунув язык, сама пребывает на пороге разрядки. И вот когда первые тягучие капли оросили язычок, когда женщина, сглатывая, чувствует, как терпкое семя медленно обволакивает гортань, Анну накрыл продолжительный оргазм.

Писательница медленно сползает на пол, прижимая ладони к жаркому лону, ноги мелко подрагивают, и разгорячённое тело бессознательно принимает позу эмбриона. Ещё несколько сладостных минут Анна находится в пленительной власти блаженства.

– Синьора Венгер, налить ли вам что-нибудь из напитков, – деликатно осведомился влиятельный господин.

Абрафо Милла, как и прежде вольготно раскинувшись в кресле, и закинув ногу на ногу, попивает новую порцию аперитива. Мужчине нравится свысока наблюдать за белой дамой; обнажённая и опустошённая, она сидит на полу после яркого, глубокого оргазма. Взгляд женщины всё ещё мутный, и почтенный синьор читает в потухших глазах патриархальную покорность. Абрафо Милла наслаждается моментом, переживает его смакуя. Анна находится в его власти и готова исполнить любую прихоть, и даже похоть. И это чувство рафинированного превосходства пленительней и слаще животного акта; Милла предвкушает завтрашний вечер и продуманное до мелочей Эротическое представление.

Женщина и правда желает запить липкий, специфический вкус африканского семени.

– Налейте мне вина, пожалуйста.

Когда Милла протягивал бокал с напитком, Анна невольно зацепилась взглядом за одинокий серебряный перстень на указательном пальце правой руки. Женщина наблюдает украшение вблизи лишь несколько мгновений, но их вполне достаточно, чтобы узнать. Оправа в виде глаза включает в себя круглый камушек жёлтого янтаря – радужка, в который искусно вставлен чёрный бриллиант – вертикальный зрачок. А само драгоценное око заключено в объятия Уробороса.

Писательница утолила жажду. И, собравшись с мыслями, хотела расспросить бизнесмена о странном украшении на руке. Но африканец демонстративно поднялся, давая понять всем своим видом, что аудиенция окончена.

– Синьора Венгер, будем считать, что наше интервью удовлетворило обе стороны, – Милла одарил Анну лучезарной улыбой, – но я вынужден откланяться. Приятных сновидений. Да, в апартаменты вас проводит слуга.

Абрафо Милла чуть склонил голову и не оглядываясь вышел из холла.

Опять всё закончилось как-то не так, как планировала писательница. Она тяжело поднялась с пола и натянула на вспотевшее тело национальное платье. Женщина подошла к зеркалу. Лицо – в белёсых потёках семени, блудливый взгляд кажется отрешённым. Воспользовавшись салфетками, Анна наспех стёрла следы эксклюзивного интервью. Дама осушила ещё полбокала прохладного вина. Пробежалась прощальным взглядом по многочисленным зеркалам холла. Женщине кажется, что отражения переглядываются и с осуждением косятся на растрёпанный оригинал. Чертыхнувшись, писательница покинула залу. В коридоре Анну терпеливо дожидается надменный слуга, пренебрежительная ухмылка прячется в уголках губ.