Легко забыть всё доброе, что окружило нашего рабочего и колхозника, тракториста и марксиста, красноармейца и бог знает кого ещё, всё это очень легко.
Сами посудите, лес мы наш родной забыли, весь покрытый был веснушками из коричневых шишек и жёлто-матовых ежиков. Всё шебуршилась, расцветало и пахло густыми нотками весеннего инея, коллегия травы росла по среди сосен и дубов, речки журчали посиневшими от забвения капельками тогдашнего снега и мочи.
Вспомните, когда только солнышко вставало, как резво и звонко кружила ребятня по закоулком больших городов, где не темно, не страшно и не дрёмно, всё только хорошо. Как фонари уличные гасли как только бросишь в них камень, как только прилетит ответный камень прямо в лысую черепушку, все только гавкали и рычали, а мы всё молчали, могилы не пускали говорить.
И ещё же, само важное, какие же были прекрасные лазареты, я там однажды лежал. Один в палате кусал меня за ноги, обгладывал мои осиротевшие стопы, всё превращал на своём пути в предмет прелюбодеяния, никто не оставался в стороне. А второй, как сразу вспомню, без лица был, морщиниться не мог, всё только опускал свою окровавленную челюсть и елозил ею по тарелкам, ложкам и медсёстрам. Третий, конечно, не был таким прозаичным и мрачным, больше он походил на белый шарик с железной окантовкой. Всё время грезил взорвать все знаменитый города, Ростов-на-Дону, Куйбышев, Вологду, Ленинград, Сталинград, ну и, конечно же, номером один в его ужасном списке была Москва. Как же он её ненавидел, всей душой и сердцем, лёгкие от его злости выпрыгивали прямо из груди. Готовил план - как возьмёт в охапку пару нелётных досочек, спичек коробок и самолёт Ил-20 и этим сим тандемом влетел бы в одну из Сталинских высоток, и чтоб людей было побольше, человек сто иль триста, а лучше, как он сразу подчёркивал, вся Москва.
Ирония вся в том, что человек тот скорее всего умер в ненавистном для него городе, так и не одолев злость. Умер прямо у Мавзолея, истекая фонтаном жизненного сока, как второй, и с той же безнравственностью к человеческим частям тела, как первый, у стекольного, обитого воском и брынзой тела - у Ленина. Лопнул шарик.
2024, 5 июня
Легко, как килограмм железа в сточной канаве,
Легко, как кораблик в бескрайней пустыне,
Легко, как пластилин на дурацкой плотине,
Просто, как жеод в термической оправе.
c