Дело было в восьмидесятом, олимпийском. Шестой класс средней
школы. Критический возраст. Осознание, неприятие, агрессия, стремление
сбиться в стаю и рвать на куски слабых. Ты рвешь тем сильнее, чем
неувереннее чувствуешь, что не станешь следующим.
Вера в светлое будущее исчезла, уступив место неясному ожиданию,
что все очень нехорошо закончится. Слвное прошлое содержало
слишком многобелых пятен, подрывая веру в устойчивость и стабильность
завтрашнего дня. Выходило так, что придется либо отстаивать добытое,
либо платить по счетам. Не хотелось ни того, ни другого.
Спасало одно, дикий черный юмор. Про детскую жестокость и
невезучесть. Про детей, игравших в подвале в гестапо, про девочку,
наступившую на ржавую мину, про пулемет, найденный в канаве.
Смех создавал ощушение силы, вседозволенности, безнаказанности.
После девяти вечера дворы пустели. Наставало время шпаны или
хулиганья. Их путь в дальнейшем, вел за решетку. А те, кто невольно
становились жертвами, готовы были из ярости, вызванной унижением, к
самому жестокому насилию и убийству. Насколько это страшно, многие
осознавали потом.
А шестой класс средней школы искал новую жертву. После того,
как извели несчастного второгодника, страдающего расстройством психики,
доведя, наконец, дело до психиатрической лечебницы, нехватка адреналина
заявила о себе. Стая уже начала проверять членов внутри себя, выискивая,
кто послабже, как случилось счастливое событие.
В класс пришла молодая учительница. Наивная, близорукая, с тонким,
писклявым голосом. Одним словом, готовая жертва.
Жутко стеснительная, все боялась сделать что-то не так. Не понимала,
что все не так здесь давно уже сделано. Она лишь знакомилась с классом,
фамилий и имен толком не знала, и от этого очень стеснялась.
Вела она географию, и возможно, прекраснознала предмет, но
не успела раскрыть перед нами свой талант.
Заполняя в классном журнале фамилии и имена, она несмотртельно
довериась Гене Пятакову, круглому отличнику, мальчику исключительно
приятного вида, не распознав, по наивности, волка в овечьей шкуре.
- А это кто? - спрашивала она у него на перемене, сверяя фамилии
в журнале. И Гена бескорыстно помогал, жертвуя личным временем.
- А здесь одного не хватает, - внезапно указал он на список фамилий
и имен, - К нам три дня назад новый мальчик пришел, а его не вписали.
- Как же так? - покраснела учительница, - Недоглядела.
- Да вы не беспокойтесь, его еще ни разу кдоске не вызывали, -
успокоил Гена, - Прямо, сейчас и вписать можно.
- Конечно, - обрадовалась учительница, - Как его звать?
- Валик, - убедительно произнес Гена.
- Странное имя, - удивилась она.
- Так он не здешний, - поясил Гена.
- А фамилия?
- Торсионный, - и рука доверчиво вписала название технического
элемента машины.
На следующий день первым уроком была математика. Вела ее
школьный зывуч, женщина строгих правил и образцового порядка.
Началось, как обычно, с проверки учеников.
- Валик Торсионный, - громогласно объявила она.
Гомерический хохот был подобен взрыву бомбы. Смеялись до
колик в животе и никак не могли отановиться. Это превратилось в массовую
истерику. Завуч побагоровела лицом и метнулась к выходу из класса.
Мы так и не узнали, как хорошо знает предиет молодая учительница
географии. В школе ее больше не видели.
Какими же поганцами мы были тогда.
