Канат

Все.  Устал. Не  могу  больше  проникать в  глубины  подсознания,
развязывать   узелки  комплексов   и  фетишей,  помогать  тем,  кто   с  собой
справиться  не может.
           Десять лет,  как  обнаружил  в  себе  этот дар,  спасибо  молнии,  
шибанувшей,  но  не  убившей,  а  сделавшей   сильнее  многих.   Как  почуял  силу,
оторопел,  сперва.    Потом  привык,  ну и  сделал   исочником  заработка.
А  что?    Людям  помогаю.     И  где,  по  нынешним  временам,   бескорыстие  
живет?   Это  заранее  на  незаданный  вопрос  отвечаю.    Все официально
офрмлено,  подтверждено.   И  дар,  и  право   помогать окружающим, и  иметь
с  этого   на  жизнь.     Прежде  всего,  на  восстановление  сил.
          Такие  случаи  бывают,  неделю  пластом  лежишь,  встать не  можешь.
          Кто  бы  мог подумать,   что  из   неудачника,  лишившегося  работы  и  
семьи,     выйдет  уникум  человеческой  природы.    Сверкнула  молния,  и  началась
новая  жизнь.
          Правда,  в  последнее  время,   голова тяжелая  стала,    мысли  путаются,
рассеянность  появилась.   Отдых  требуется.  Хорошо, что  все  заказы  отработаны,
никому  ничего  не  должен.    Поеду  на  Бора-Бора.   Гроши    есть.   Расслаблюсь,
побалдею.  Отойду  душой,  психику  в  порядок  приведу.   Через   три  недели
снова  буду всех   спасать.    
          Только,   не  от того, что  герой.  Всего  лишь,  профессиональный  спасатель,
весьма  специфический.
          Звонок  телефона   застал   за  посмотром    туристических   рекламных
проспектов.     Взволнованный   женский  голос.    Мягкий  и  приятный.   Сорока,
точно,  нет.  
          -   Моему  сыну  семь  лет,    и  он   впал  в  кому, -  слеза   в   голосе,  -
Помогите.    Врачи  ничего  не   могут  сделать.
          Подозрительно  быстро   заболела  голова,  и  навалилась   привычная
тяжесть.    Не  нужно  предупреждений,  сам знаю.
         -   От  чего это  произошло?   -    где-то,  в  глубине  души,   дремлет   во  мне
тайный   самоубийца.
         -    Опухоль  мозга.    Выявили  в  три  года.    Пытались  лечить,  как  могли.
Сейчас   настало  время  операции.    Опухоль  удалили.  Когда,  казалось,   все
позади,    кома,  -    точное  изложение  и  никакой  слезы.    Молодец,  держит
себя  в  руках.
         -   Отец  ребенка  знает  о  вашем  звонке?  -   спрашиваю  для  прформы.
         -   Сбежал,   как   узнал   о   болезни   ребенка, -   никакого  сожаления,
только    констатация  факта, -  Одни  мы   друг  у  друга.    Поможете?
         -  Говорите  алрес,   сейчас  приеду,   -    я обязательно  помогу  им,   пусть
это  будет    моя  последняя   битва.
          Именно,  битва.    Пару  раз приходилось  делать  такое.    Оба  раза  спасал,
но   отходил,  вначале  месяц,   затем   полгода.     Столь тяжкое  предстоит  
сделать.
         Открывает.   Милая,  уставшая, с опухшими  глазами.  Лицо,  как  сердце
на  детских  рисунках.  
          -   Спасибо,  -   так и  прижалась  к  груди.
          -   Чаю  бы?   -   тихим  шепотом    выражаю  намерение  продолжить
романтический  вечер.
          Мы пьем  чай,  она  рассказывает  о  Сашеньке.   Его   поразительном  уме.
рассудительности,     понимании.
         Так  бывает,  в  предчувствии   скорой  смерти.    Дети    становятся  
взрослыми,    а  их  дар     прорывается  наружу,  не  стасненный   более
рамками   обыденности.
           -  Дело  сложное,  -    стараюсь  говорить  точно,  но  не  пугать   до  паники, -
Понадобится    вся  ваша  любовь  к  ребенку,   вплотьдо  страсти  исступления,
и   мое  умение.    Нужно   заранее  предупредить  врачей,   их  содействие  
необходимо,  как  и  готовность,   начать  реанимацию,    как    выведем  из  комы.
          И она  улыбнулась,    доверчиво    накрыв  мою  руку     ладонью.
           -  Тепло  здесь,  -   невольно  вырвалась, -  Уходить не  хочется.
           - Так  оставайтесь,  -   столь  невинно  прозвучало  предложение,  -  Места  
хватит.
           -  Не  могу,  - пришлось  развести руками,  -   Завтра  будет   трудно.  
Подготовиться   надо.    Выспаться.  Силы  потребуются.  Мои  и  ваши.
          Как  у  нее  хорошо.    Ради  такой,  даже   в  последнее  сражение,  не   жалко.
          Наступило  утро.      В   больнице  нас  ждали.     Смотрели  с   нескрываемым
любопытством,    обещали  полное  содействие.
           Палата.   Кровать,  где  лежит  ребенок, опутанный  проводами,  Сашенька.
Мигают  показания  приборов.    Прерывистые  сигналы  датчика   говорят,
что    жив  маленький  человек.  Держится.  Пусть  из  последних  сил.  Не  хочет
покидать  мир,  где  его  любят.
           Хорошо.  Значит,  есть за  что  зацепиться.     И  не  таких  вытаскивал.
Здесь  шансы  есть.    Спасем.    
           По  моей  просьбе    рядом  с   кроватью   Сашеньки  ставят    еще  одну,
для меня.    И  другую,  для  мамы.    Ложимся,  каждый  на  свою.    Беру
ладонь  ребенка  в  свою  левую,   а  ее   ладонь  -  в правую.
         - Пора,  -   говорю  и  проваливаюсь   в  темноту.
         Туман.   Я  на  краю  обрыва.     У   ног   канат,   перекинутый   через
пустоту,  закрепленный    на    другом  конце  пропасти.     Канат  натянут   до
звона.     Нужно  ступить  и  идти.     Где-то     на  нем     застыл   ребенок.   Нужно
пойти    и  привести  его.     По  канату.  
         Вперед.    Канат  - обман.    Под    ним    узкий  мост,  не  видимый  глазу.
Как  гимнастическое  бревно.    Я  уже  ходил   по  нему.  Два  раза.    Забирал
и  возвращался.    И  сейчас   заберу.     Путь   долог,  туман   сгущается.
Ребенок   возникает  внезапно,  я едва  не  натыкаюсь на  него.
         Отрешенный,  оцепеневший.    Беру  за  руку.  Ледяная.   Пытаюсь   сдвинуть
с  места.  Бесполезно.  Примерз.
         «Что? Не выходит?»,  -   какая  мерзкая  мысль.
         -   Отпусти,  -  пока  предлагаю  по-хорошему.
         «А нет,  то  что?»
         -  Все  равно,  заберу,  -   стараюсь   быть  спокойным,   -   Без  него  не  уйду.
         «Какой  упрямый,  два  раза  мне  обед  портил, -  продолжает  насмехаться,-
Силы  еще остались?»
          -  На  ребенка  хватит,  не  получишь  ты  его,   -   как  же  растопить,
сковавший    маленькое  тело   холод?
         Сильно  прихватила,  зараза.    Напрячься   нужно.  Помоги  мне, Сашенька.
Хоть  чуть-чуть.    Тебя  же  мама   ждет.  Чудесная, замечательная.
           Как   молнией,  передернуло.    И  потеплела  ладошка.
           «Нечестно. На  маму  ссылаться.  Слабеешь»
           А  ладошка   теплеет.   Поворот  головы.    Детский,  наивный,   но  какой
осмысленный  взгляд.  
           -  Пошли,  - говорю.
          Он   повел    плечами,  словно, сбросил  тяжкий   груз,сдвинулся  с  места, и
мы   направились   туда,  где  любят   и   ждут.  
        Канат   исчез  внезапно.    И  мальчик  пропал.    Вернулся.   Врачи  вовсю
трудятся.   Только я  почему-то   до  сих пор  в  тумане.
         «Молодец.  Уважаю.  Пошли?»
          Снова  не  канате.    Посреди  пропасти.
          -  Что же  сразу  не головой вниз?
         «Не  спеши.  Дай  помучить  немного.   Застудить  до  камня,  пока  сам  не  
свалишься.   Тебе    рассчитывать  не  на  кого. Уникум-изгой.  Не жалеешь?»
           - Нет!   -  и  так  холодно  стало,  до боли,  до хруста  в  костях.  А  говорят,
что  гибель  отхолода  на  сон   похожа.
          «Не  в  твоем  случае.    Для  тебя  ледяное  пламя  припасено.  Слишком
часто  дорогу  переходил».
           Словно  тысячи  иголок    вотконулись  в  каждый миллиметр  кожи,  каждый
орган.    Захотелось  вывернуться  наизнанку.
          От  этого  ужаса  не  сразу  заметил   медленно  приближающуюся  
маленькую  фигурку.   Сашок.
          «Глянь,   спасать тебя  пришли,-   скрежещет  со злобным  смехом,  -
Пищи  мне  теперь в  два  раза  больше  будет».
          Пытаюсь  предупредить,  отогнать,  ничего не  могу.   А он   подходит,
как  ни  в чем  не  бывало  и  за  руку  берет.
          Как  яростным  огнем  хлестнуло.   Крик  ужаса  и  вой  отчаяния    пронесся
в  голове  и  затих.   Стало легко  и  просто.
         -  Пойдем,  -  говорит  Саша, - Мама   ждет.