Произведение « Маленький роман (9, 10)» автора Николай Тарсов

9
Непонятной, невозможной была ещё одна странность у нашего героя: приверженец высокопарного стиля – всяких там «нимф и эльфов», «о, мой рок, ты исподволь меня заводишь в дебри», «к чему твои рыданья, милый принц», «тем, кто отмечен божией печатью»… и прочей анахронической хренью, Фима Серый странным образом сочетал его с любовью к хулиганской группе «Rolling Stones».
К примеру, песенка Fingerprint File, даже не Angie – это можно было бы объяснить меланхолической мелодией и относительной лиричностью текста, – ввергала его в мир звуков, действовавших на него подобно наркотику…
Странные телодвижения, за пластикой каких легко угадывалось эротическое начало; безмолвные языческие мольбы неизвестным никому, кроме него, богам; отрешённость и ярость одновременно… нет, в такие минуты он не был ни Серафимовым, ни Фимой Серым! Переводя со словарём тексты их песен, насколько в них можно было вникнуть, разобрав гортанные, гнусавые вопли на отдельные слова, поэт всё больше склонялся к мысли, что не только его маленькой родиной, но всей вселенной движут животные инстинкты. Поэзия же, лишь прикрытие, туман. Или – серпантин, иллюминация, маска…

10
Ночью ему почти не спалось; Серафимов ворочался с боку на бок, вздыхал, курил. На столе под лиловым абажуром горела старая лампа, в кругу её света порхало неизвестное Серафимову насекомое, иногда с треском падающее на тонкую, сухую бумагу и любопытствующее текстом раскрытой тетради…
С утра зарядил мелкий дождик, сначала пробарабанив по стеклу самбу, а потом повиснув туманной взвесью испарённого пота вчерашнего жаркого дня. Из окна потянуло сырой прохладой, запахло жарящейся где-то рыбой…
Серафимов сегодняшний день начал с физзарядки. Всякий раз, ложась на пол, чтобы потом, скрипя суставами, отжаться от него, поглядывал физкультурник на старый чемодан под кроватью, в котором жили его коричневые друзья-спортсмены. Отчего-то ему, с усилием напрягающему мышцы, мягкотелому и слабовольному, хотелось сейчас же перенестись на берег той коричневой реки и бежать, взявшись за руки, вместе с ними, – туда, к белому солнцу, поднимающемуся над горизонтом.
Потом, когда придёт следующий день, – сквозь пелену, потрясение, взрыв, — Серафимов в деталях вспомнит нынешний; разом постаревший, изменившийся, будто перелистывая новый журнал: все мгновения этого дня станут для него фотографическими картинками.

Ровно в час мужчина выйдет из дома; четыре остановки трамваем, сотня шагов по двору мимо детской площадки – к дому, где библиотека…
На скамейке, словно нахохлившиеся воробьи, сидела компания опухших субъектов. Он пройдёт мимо, и, против обыкновения, взглянет в их одинаковые, синюшные маски, – без брезгливой боязни и с тенью улыбки на лице (улыбка, — вот чего не наблюдалось за ним, так это улыбки… если Фима Серый и мог иногда улыбнуться за своим столом самому себе, то гражданин Серафимов в жизни не улыбался вовсе).
В это время терзающаяся виной и неопределённостью положения Виктория Сергеевна, решившись, неоднократно набирала телефонный номер избегающего встреч друга, и, не дозвонившись, караулила его – то на улице, то на лестничной площадке.

Волшебным, неправдоподобным оказалось то, что из-за двери квартиры номер 33 послышалась ему знакомая и любимая музыка «Rolling Stones»! Это помогло его задрожавшим рукам пригладить волосы и нажать кнопку звонка. Крашеную чёрным металлическую дверь с телескопическим глазком чуть ниже алюминиевых цифр открыла незнакомая ему женщина в красном халате и красных туфлях. Растерявшийся Серафимов, лишь увидев знакомую золотую цепочку на лодыжке, узнал свою богиню. И потому как она с ним заговорила, понял он, что его ждёт что-то необычайное.
— О, мой вчерашний раб! – совершенно серьёзно сказала его повелительница, – иди пока в ванну.
Серафимович хотел было заявить о том, что мылся этим утром, но подчинился. Далее с ним происходило нечто такое, где безропотность его играла какую-то необходимую роль и пока он не мог понять, какую. В ванной его раздели, обмыли горячей струёй воды; снявшая халат женщина оказалась в кожаном, тесном белье…
— Хочешь мои ножки? ну? — это «ну» повергло гостя в почти бессознательное состояние, поэтому и следующее предложение лишь увеличило скорость звездопада, не насторожив его и не образумив:
— Я сейчас завяжу тебе глаза, мой большой раб, хорошо? ты должен мне во всём подчиняться! – добавила она ласки в голосе. Она завязала ему чёрную повязку, затем надела ошейник и вывела из ванны.
Серафимова никогда не били в детстве; кроме боли зубной, никакая другая боль не была ему знакома – разве что душевная, сходства с физической не имеющая… Его завели в комнату, где громко звучала музыка, было душно, накурено и странно пахло; дали выпить коньяку. Он сделал глоток, не более, но голова его закружилась.
Голос его богини, приобретший металлический окрас, скомандовал ему встать на колени, он подчинился… Потом он долго лизал её ноги, но почувствовать вчерашнее ему мешало то, что его били… Били по спине – наверное, плёткой, не больно, но хлёстко, в такт дьявольским песням Джаггера. Перекрывая дёргающегося голосом, причмокивающего певца, хрипло, со стоном, выкрикивала непристойности женщина, и всё это время его били, щипали и теребили. Он бы мог сообразить, наконец, что одной его повелительнице не с руки было проделывать с ним всё это, но у него получалось только терпеть. Давно уже он целовал пальчики, ей не принадлежащие и не только пальчики – множественные касания, поцелуи и щипки являли собой труд компании совокупляющихся голых людей, в которой ему определена была роль агнца. Музыка скрывала стоны оргии; бедный поэт был пятым участником – бесправным и слепым.
Ему влили в рот ещё коньяку, далее могло статься прискорбное: кто-то уже взялся за него, как соседка Виктория Сергеевна, а кто-то прижался сзади…
Почувствовав это, Серафимов вдруг упал набок и резким движением сорвал повязку с глаз. Он увидел то, что и должен был увидеть, и от увиденного не смог удержать мочеиспускание; крича, брызгая мочой во все стороны, раскидывая голых и пьяных развратников, бросился несчастный в ванную за одеждой, а оттуда, одновременно одеваясь и возясь с замками – на свободу.

-------------------------------------------
продолжение следует