поговаривали:
— Как она с ним живёт?
Но дождавшись очередной полной фазы луны, у соседей просыпался тот же вопрос, только теперь в нём эту пару не сговариваясь меняли местами.
— А не созвать ли нам совет? Там все мы соберёмся, посмотрим друг на друга и решим, как дальше с этим жить.
Слова Виталия Трофимовича были сказаны по-домашнему мягко и слышалось в них что-то надёжное. Бывшие за столом гости одобрительно закивали, мол давно пора и Верочке стало немного легче. Такое облегчение обычно приходит, когда не очень послушной, но всеми любимой дочери родители возвращают дорогую игрушку, не так давно утерянную ей самой.
Когда Верочка добралась обратно домой то повстречала прежнего Ефима в человеческом своём обличии и ей показалось, что любимая игрушка снова куда-то исчезла.
Очень скоро по всему посёлку пролетел слух о том, что в Елоховке завелось нечто инопланетное. Возле клуба всё чаще стали собираться недовольные. Многим хотелось узнать, как выглядит пришелец. Всего-то и нужно было, что найти очевидца способного пролить свет на неведомое. Как не сложно догадаться, им оказался старый знакомый, с виду вполне приличный образованный, но сказать по правде, очень пьющий человек. Оставаясь философом, Родион объяснял свои регулярные дремучие запои по-разному, но всякий раз слова его звучали убедительно и даже аппетитно. Никто не сомневался в том, что Родион знает куда больше, чем говорит. На любой вопрос о том, что он видел, Родион готов был дать развёрнутый ответ, но прежде, чем заняться этим делом требовал угощений. Приняв дары, философ брался замысловато буровить о неразрывной связи каких-то энергетических начал, в которых между собой сталкивались земные и небесные токи. А сами эти токи, если кто не знал, протекали внутри длинного хобота. Что касалось подробностей общего устройства этого хобота, состоявшего по мнению Родиона из квазиполярных магнитных вихрей, то в нужный момент лектор умолкал, многозначительно приложив указательный палец к сомкнутым губам. Сперва к нему наведывались парами, позже стали приходить целыми семьями, а спустя ещё немного времени гостеприимное жилище Родиона с трудом вмещало всех жадных до истины елоховцев. Пожилая мама Родиона не могла больше вытерпеть такой наплыв посетителей и вскоре выгнала всех во двор, где теперь это мероприятие напоминало ежедневные образовательные лекции в городском саду. Слушали его всегда внимательно. Плохо понимая, что к чему одни стеснялись задавать глупые вопросы и лишь досадливо почёсывали затылки, тогда как другие делали задумчивые лица мысленно улетая куда-то далеко за край доступного. На самом важном месте своих откровений, Родион, как правило наклонял голову к груди, от чего густая прядь волос небрежно спадала ему на глаза и теперь можно было услышать лишь тихое посвистывание ноздрями вперемешку с мелким отрывистым храпом. Жёлтый аксельбант слюны, бравший начало из края улыбки, тянулся до самого плеча придавая образу рассказчика аристократическую небрежность.
В конце концов все согласились с тем, что от философа толку не будет и перестали его поить. Узнав об этом, Родион сильно огорчился, но пить не перестал. На последней лекции он сурово ударил кулаком по столу. Стакан испуганно подпрыгнул и тут же перевернулся, сделав возле себя продолговатую лужу, от которой тонкая мутная струйка трусливо потекла на пол.
— Он среди нас.
Сообщил очевидец, после не спеша поднялся в дом, добрёл до кровати и упал поперёк неё, но прежде, чем заснуть успел погрозить кому-то пальцем. Трудно было разобрать, кому он угрожал, тем более зная строгий нрав пожилой мамы Родиона не очень-то хотелось этим заниматься.
Между людьми стали возникать споры. Почему-то некоторые для себя решили, что их края посетил корабль пришельцев, но между тем, будто забыли о содроганиях земли, вызванных именно падением кометы. Такое положение дел заводило в тупик.
На этот счёт у Родиона скопились свои мысли.
— Одно дело, когда запускаем мы, но совсем другое, когда запускают в нас.
Родион грудью стоял против мрачной перспективы падения на землю разного рода комет, метеоритов и прочих малых небесных тел.
Вскоре он вышел на площадь перед клубом и устроил открытую забастовку с плакатом на котором неумело намалёванную зелёной краской морду пришельца перечёркивала ярко-алая полоса. Краски он взял у Верочки. Его смелый протест был так же обречён, как и митинги по телевизору с участием некрасивых девушек в защиту каких-нибудь японских стрекоз или австралийских лягушек, или бразильских пауков. Казалось, они были заняты одним делом, с той лишь разницей, что некрасивые девушки стремились своими акциями сохранить исчезающие виды в то время, как Родион требовал гнать всякое непонятное обратно туда откуда оно взялось. Откровенно говоря, девушкам из телевизора было всё равно за какие невзгоды драть глотку, хотя бы потому, что им за это платили. Пусть самую малость, но им хватало на губную помаду и колготки.
Родион бунтовал даром.
— В таком деле неважно, какой плакат держать в руке, важно чья рука его держит.
Это и многое другое пытался втолковать Родион глупой толпе, не оставляя попыток пнуть любого, кто хотел подойти к его одиночному пикету слишком близко.
— Я видел, понимаете, своими глазами видел.
Говорил Родион, разводя руками перед собой, при этом пальцы шевелились так, как если бы играли на баяне. Руки плохо помогали объяснить, что он там видел, но смотреть на философа всё равно было интересно и даже весело. Вообще, Родион умел привлечь к себе внимание. Раздвинув локтями собравшихся, вперёд выступила женщина в тельняшке.
— Конечно, какие глаза с утра залил, такими и видел.
Хохотнула Антонина и подойдя к нему совсем близко спросила:
— Интересно, а я по-твоему, какая?
— Вот такая.
Родион повторно развёл руками, но вышло очень похоже на вариант с пришельцем и теперь смех в толпе был слышен отовсюду. Родион яростно принялся разгонять злорадных зевак, саму же Антонину обидеть не посмел. Владычица морская, как он уважительно её называл, жила в доме чем-то напоминавшем маяк и ходила в полосатой футболке. Ну, владычица она морская или обычная камышовая русалка, дело такое себе, надо заметить спорное, тем более, что пожилая мама Родиона видела в ней всего лишь простую дождевую жабу. Приводил Родион владычицу к себе нечасто и сам бывал у неё наплывами. Причину их редких встреч отыскать не сложно, ведь Родион постоянно пил, а в этом состоянии, он мог найти себе занятие поважнее, чем легкомысленно плескаться в ванночке с приторными ароматами семейной идиллии. Так ему казалось. Антонина молча взяла в одну руку плакат с перечёркнутым пришельцем, в другую Родиона и потащила всё это к себе домой, потому что кое-кому давно уже спать пора.
На следующий день.
Собрания у клуба возобновились, они имели стихийный характер, и все ждали, когда появится тот, кто возглавит людей, поведёт за собой и откроет глаза. На правах председателя, Виталий Трофимович организовал добровольную дружину и первое место, куда он повёл народ, стал дом Козявиных.
Верочка была такой за долго до падения кометы, поэтому подозрения сразу обошли её стороной. Совсем другое дело Ефим.
Ефим вышел во двор в домашнем халате. Выглядел он вполне по-земному, что касается инопланетной сущности, со слов Верочки коварно проникшей в мужа, то внешне она увы ничем себя не выдавала.
Подняв руку, мужчина мирно приветствовал собрание.
Кто-то из толпы выразил сомнения в том, что планетянин, пусть даже самый раззелёный не может оказаться внутри хорошим человеком. Председатель резко возразил:
— В глубине души он сколько угодно может оставаться хорошим и зелёным, но какую пользу Ефим принёс обществу? Неужели вы не видите, что ему до наших земных дел нет никакого интереса. А сколько вреда своим равнодушием он может принести?
— Между прочим, мы тоже не очень-то приносим пользу.
Вступился другой недовольный голос. Председатель изменился в лице, и опасаясь потерять инициативу решил смягчить эмоциональный накал.
— Согласен, но мы ничего не делаем дружно, как единый слаженный организм, он же валяет дурака сам по себе. Пусть Ефим ознакомится с заявлением составленным мной, и подпишется под ним.
Ефим Козявин взял бумагу, бегло прочёл текст, улыбнулся чему-то давнему и оставил внизу свою козявистую роспись на документе не имевшем юридической силы. Вернув листок председателю он ещё раз поднял руку:
— Я свидетель.
Этими словами Ефим отвлёк внимание елоховцев от персоны председателя, после чего Виталия Трофимовича уже не слушали и потянулись к человеку, знавшему правду о пришельце.
— Скажи какой он на вид? Сколько у него лап? Он очень зелёный?
Вопросы сыпались один за другим, Ефим попросил тишины и взялся давать первые туманные ответы.
— Интересуетесь цветом его кожи извольте, среди нас, если поискать позеленей найдутся.
Толпа загудела, желая услышать всю правду. Людям надоели тугоплавкие речи Родиона и теперь все ждали истины от Ефима. Она сейчас была нужна как свежий ветер с его грозовыми порывами и яркими всполохами озарений. Ефим продолжил:
— Пришелец не совсем такой, как мы. На вид он добрый пушистый и кажется любит орешки.
Большинство собравшихся сразу вспомнили о говорящей чудо-белке, что жила в позолоченной клетке на веранде у местной поэтессы и певицы Эвелины Марковны. Вроде всё совпадало в этом описании, одно только не сходилось - добрый.
Делегация направилась к дому Эвелины.
Сидя в клетке, белка тяжело переживала своё заточение и пела с хрипотцой в голосе злобные куплеты:
-Ем не рульку, не азу,
-А орешки всё грызу.
-Скажите мне доколе,
-Останусь я в неволе?
-Руку протяни, погладь,
-Не бойся палец потерять.
Творчество это, если вдуматься походило на безвинные скоморошьи частушки, но услышав такое желающих просунуть палец между крепких прутьев не нашлось, кстати сказать весь репертуар пушистого любителя орешков состоял из песен с таким же примерно невесёлым финалом. Эвелину Марковну, огорчал агрессивный характер грызуна, ведь сама она была так добра и благодушна, что касалось поэтического дара белки, то хозяйка относилась к нему, как и положено сопернице по перу несколько прохладно.
Родион не верил в чудеса и подозревал, что где-то под клеткой был установлен обычный магнитофон, именно он транслировал наружу всю злобу мирскую от имени белки голосом подозрительно похожим на сопрано Эвелины Марковны. Вот и всё чудо.
Чтобы убедиться в правдивости своих домыслов, Родион предложил разобрать клетку. Эвелина до такой степени растерялась, что не способна была решить, какое действие лучше подойдёт, раскрыть свой маленький коммерческий секрет или согласиться с инопланетным происхождением пленницы. Оба варианта её не устраивали, ибо каждый сулил скорое разоблачение, публичный позор и неизбежную разлуку с питомцем.
— Оставьте зверька, неужели у кого-то есть сомненья в том, что это наш земной самородок.
Надрывно произнесла Эвелина Марковна, преградив своим телом путь на веранду, от напряжения лицо женщины покрылось розовыми пятнами, а когда с ней такое происходит, это не добрый знак и будет лучше если оставить всё, как есть.
