Из всех моих далеких дворовых дружков в люди выбился только я, самый среди них младший.
И карьеру сделал не слабую, и по заграницам еще в советские времена раскатывал, всё у меня было вроде как тип-топ.
А вот у них биография явно не задалась. Да и не удивительно – при их-то неохоте учиться, безалаберности, постоянном, с малых лет, выпивоне... Всякими я их помню – и жестокими, и отчаянными, и вороватыми (как же без этого дворовой кодле!?), творящими порой постыдные вещи… Но никогда они не казались мне смешными и жалкими, даже в располагающих к этому ситуациях. Ну, скажем, когда самого сильного среди нас, Витьку, в его новом пиджаке обосрал голубь, или, когда Сашка полтора часа не мог закончить, трахая в подъезде какую-то кошёлку…
Может, потому, что они, в отличие от меня, так и не сделали хоть какую-то мало-мальски приличную карьеру, никуда не пробились, не избирались, не состояли ни в какой вертикали, были далеки от всего этого. Не было им нужды выслуживаться, прогибаться перед начальством, бесстыдно пиариться…
Или потому, что не застал я их уже в зрелом возрасте, в заботах о детях, семье, – тоже ведь немудрено предстать во всех этих взрослых перипетиях смешными и жалкими…
Остается и еще один вариант. Может, у меня тогда просто мозгов не хватало, не дорос я еще до того уровня, чтобы под таким ракурсом людей рассматривать.
Во всяком случае, минула их в моих глазах столь привычная для человеческих особей картинка...
А я вот, увы, нередко ощущал себя при всех своих квази-достижениях именно таким – смешным и жалким. Если, конечно, не забывал взглянуть на себя тем же строгим, критичным взглядом, каким стал с годами оценивать других.
И вокруг меня в основном были такие же, в этом двойном обличье, а теперь их и вовсе тьма тьмущая. И даже самые крутые, успешные, грозные все равно видятся мне зачастую смешными и жалкими, сколько бы они ни пыжились, ни понтовали... Такая вот наступила у меня аберрация зрения. Правда, ни смеяться, ни тем более жалеть их как-то совсем не хочется.
А вот с теми дружками моими дворовыми ничего такого у меня не было. Они принимались мной, как есть, без всяких обидных для них мыслишек, словно старшие братья. Поэтому, наверное, я и вспоминаю их так часто. Даже, стыдно сказать, горжусь, что дружил с ними.
|