Война священная

одолеть не смог. Подцепленный баграми он ещё долго боролся, но и его силы имели предел. Люди знали как сладить с самой крупной добычей. Погиб и Ныркун. Попал в силок для сомов. Как сома его позже и вытащили, как сома и убили.

На вражескую атаку люди ответили контрнаступлением. Они отлично знали, куда бить. Деревенские по-своему поняли Вещунью. Вместо того, чтобы замириться с лесом, с ещё большим ожесточением ринулись на его приступ. Вооружившись до зубов, все от мала до велика. Даже дети и бабы пошли.

Оборотни и вурдалаки, уже не таясь, открыто бросались на вторгшихся врагов. Как бы ни были они сильны и быстры, в тактике нежити проигрывали подчистую. Издалека их расстреливали из луков и, направляя искусственно созданные пожары, загоняли на открытые места, где они становились  лёгкой мишенью. Неповоротливые упыри вообще в воины не годились. В считанные минуты почти всех их перебили. Огромный Трупоглот считался у лесных самым сильным, но если люди медведей убивали, то и с ним смогли управиться. Окружили, обездвижили с помощью рогатин и затем вспороли брюхо. Пастух, не взирая на преклонные годы и подорванное в неудачных охотах здоровье, дрался наравне со всеми. Вместе с прочими его и убили. Рядом с кучей изрубленных, исколотых косматых тел валялась и его седая благообразная голова.

Люди же, не останавливаясь, клиньями проникали глубже в лес. Их головной отряд, ведомый лично Иваном, дошёл аж до самой опушки, где и сделали небольшой привал.

Оттирая окровавленные топоры и вилы, довольные мужики делились впечатлениями.
— Ловко же ты его, Фрол.
— Если бы не Козьма, нам бы не одолеть его было. Как он на нас рванул.
— А Иван то наш — молодец. Здорово придумал  огнём их выкурить. Как они все от его драпанули. Токмо успевай бить.
— Правильно всё Вещунья сказывала. Все беды от духов проклятых, нечисти поганой.
— Гореть им всем в аду.
— Хуже всех ведьмы. Живут меж нас. Похожи на людей. А сами меж тем ведьмы. Вредят нам, сглазы накладывают.
—  Болезни насылают.
— И похмелье. — весомо добавил Игнат, весьма часто страдавший от этого недуга.
— Ведьм я больше всего не люблю.
— В кажной бабе ведьма таится.
— И то верно. Не одна Никифоровна, небось, колдовала. Как пить дать ещё остались. Мало мы их жгли.

Злопамятный Колька припомнил свою пикировку с вредной старухой.
— Да, я бы к Михайловне присмотрелся. Подозрительная она. Больно языкаста и говорлива стерва. Точно ведьма.
— По мне так хуже всех Водяной. Плавает там по дну. Страховидло. Лодку мою утопил. Чудище проклятое. Хорошо, что сладили с ним. А то и рыбу ловить страшно было.
— Не, хуже всех оборотцы. Что, вроде как волки, а вроде как и люди. Эти хуже всех. Много их перебили. Но ведь ещё остались. Ловить — не переловить.
— Пастуха ихнего убили, и им конец придёт. С оборотцами сладим и с волками расправимся.
— А эти... Как их? Вур... ладаки. Кровососы. Такие твари.
— И убивать их, гадов, тяжело.
— Вурдалака надо сжечь. Отрубить ему голову, кол в сердце вбить и на части разрубить. Тогда он точно умрёт. —тоном знатока объяснил Иванов тёзка, как видно, сильно уступавшей тому Ивану в уме.
— Любой от такого помрёт. — справедливо возразили ему.
— Так и вурдалак тоже. — нашёлся Иван.
— А я упырей шибко не люблю. Подлюки нас с Васьком чуть не утопили. — Козьма всё о своём забыть не мог.
— Что городишь? Упыри в воде не живут. В воде русалки да топлюны всякие.
Но Козьма так легко сдаваться не собирался.
— А кто ж тогда был, если не упыри?
— А кто вас знает?
— Да, много всяких тварей. — примирительно заметил «Васёк». Он почему-то  не столь сильно был уверен в причастности нечистой силы к тому злосчастному эпизоду.
— Значит, и упыри могли быть. — ловко вывернулся Козьма.
— Эх, права Вещунья была, что нечисть всем нашим несчастиям виной. Только что она там плела, будто мира с духами искать надо, с лесом как-то дружить?
— Что с неё взять? Из ума уже выжила, старая.
— Дура безмозглая. Но про нечисть правильно сказала.
— Бог даст, скоро вобче никакой нечисти не останется.
— Оборотцы, видали? Многие тощие, бока облезлые. Знать, худо им приходится.
— Ну так и хорошо, что им худо.
— А мне русалков так даже жаль мальца. — меланхолично протянул неженатый и потому ещё романтичный Федот. — Больно красющие они.
— Красющие, а сколько из-за них утопло?
— Это да, — согласился Федот.
— Вон Матвея это ж они утопили.
— Не бреши. Матвей медовухи нажрался да купаться полез. Ясное дело, утоп.
— Всё одно без них лучше. В воду покойно зайтить можно.
— Без нечисти лучше. Никто тебе, падла такая, не ухнет, не завоет, веткой не хлестнёт.
— Шишкой в тебя не кинет.
— Вот повыведем нечисть. Заживём.
— Как в сказке.
Фёдор аж мечтательно зажмурился, с восторгом представляя это прекрасное будущее. Будь его воля, он бы и зверьё всё в лесу истребил, чтобы совсем уж хорошо было.

— Хорош. Дальше идти надо. Не всех ещё вывели. —  поднял людей Иван. Сам он отдыха не ведал. Рубился больше всех и всегда был впереди. А сейчас даже не присел.  Недаром его в воеводы выбрали.

7

Все его генералы пали, Леший и сам хотел последовать за ними. Но оставшиеся духи нуждались в руководителе, а то вообще все бы сгинули. Собрав остатки своего истрёпанного войска, уже и отдалённо не напоминающего армию, Леший повёл их глубже в лес по ему одному известным тропам.
Мешкать было нельзя. Вместе с людьми по пятам надвигался ещё один жестокий и неумолимый враг, которого лесные боялись столь же сильно. Огонь. Кто не пал в бою, сделался его добычей. Как выяснилось,  склизкие и влажные на вид тела болотняков, отлично горели. Но лучше такого никогда бы не узнать.

Уныло, с поникшими головами плелись израненные оборотни и вурдалаки. На рыбьих хвостах неуклюже подпрыгивали за ними русалки. Вне водной стихии они лишились всей своей грации и соблазнительности. Ведьмы, что поумнее, уже давно дали лёту подальше от людей и подальше от леса, но иные из них, не такие умные, ковыляли на своих двоих вместе со всеми, закинув мётлы на плечи.

Куда шли они? Уж кто-кто, а Леший хорошо знал, что впереди были лишь гиблые непролазные болота, где и деревья то почти не росли. Но деваться им было больше некуда. Лес они потеряли окончательно. Только болота им и оставались. Оставили хотя бы болота.

Леший даже не мог как следует пересчитать своих бойцов, и вовсе не по причине их большого количества. Напротив, слишком мало их осталось. Дюжина вурдалаков, если кто не околеет в дороге, с десяток оборотней, опять же, если раненые ещё выживут, пара-тройка ведьм, несколько русалок. И ни одного упыря, ни одного болотняка. Как и болотняки, все упыри сгорели. Медлительные и сонные днём  они просто не успели уйти со всеми. Листвичок и Веткарь до последнего заметали следы отступающих, пока пущенные в погоню охотничьи псы не разорвали их в клочья. Шишкарь и Корневик не могли бросить своих друзей и так же погибли. Дупляк наотрез отказался покидать свой родной дуб, прямо в дупле его и сожгли.
Гибель этих нелепых созданий, которых Леший и не замечал прежде, далась ему особенно тяжело. Тяжелее, чем гибель его старых друзей, Водяного и Пастуха, тяжелее, чем даже потеря леса, что был для него святыней. Безобидные, они жили, никому не причиняя вреда. И он повёл их на войну. Это он убил их, а леса так и не спас. Не одним только людям ведомы муки совести, сей представитель «нечистой силы» изведал их в полной мере.

Кое-как Леший пришёл в себя уже на болоте. Кругом, сколько хватало глаз, была лишь вонючая топь да редкие островки мха с чахлыми деревцами, которые, того и жди, готовы были завалиться на бок. Как это было непохоже на его любимые чащи и поляны. Но здесь они по крайней мере были в безопасности. Здесь не было людей. Только успел Леший утешить себя этим, как кто-то в ужасе воскликнул.
— Смотрите, люди!
— Люди?!
— Нет, это древние.
— Древние? — удивился Леший.

Мимо, словно мираж, шествовала процессия, поразительная даже для духов. По болоту брели прежние властелины дикого мира. Те, кому люди поклонялись ещё до русалок и дубрав. Когда-то их звали богами. Теперь это были лишь тени прежних себя. Огромные, в два человеческих роста, они при этом совсем не казались исполинами. Дряхлые, немощные развалины. Перун, этот когда-то кипевший мощью гигант, страдал сильнейшей одышкой. Вместо грома он мог выдать только раскат кашля. Свентовит с трудом ходил из-за одолевавшего его ревматизма. Даждьбог совсем ослеп и передвигался, тыча перед собой палкой. Сварожича постоянно знобило, вдобавок у него ныли кости. Ярило отощал и ослаб. Большегрудая и пышнобёдрая красавица Рожаница превратилась в сморщенную каргу. Даже выи её иссохли. Такая она больше походила на ведьму, чем сами ведьмы. Бывшие боги еле шли, опираясь друг на друга и цепляясь бессильными руками за каждое встречное деревце. Малейший ветерок  заставлял их раскачиваться из стороны в сторону. Под прямым солнечным светом и вовсе становились полупрозрачными. Глядя на них, казалось, что они в любое мгновение могут исчезнуть.

Боги жаловались и стенали, как заброшенные родичами старухи.
— У-уф... Моя спина. Всё тяжелее становится ходить.
— Кашель замучил. А ещё одышка и изжога. Внутри всё время так и жжёт..
— Ничего не видят мои старые глаза.
— Как ноют кости. Меня всего знобит.
— Я так слаб. Еле иду.

От неожиданности этой встречи духи даже забыли на время о своей тяжёлой участи.
Удивились и боги.
— Люди?
— Не может быть.
— Только не люди. — шарахнулся в страхе Свентовит. Самый решительный из всех богов, он изменился настолько, что начал пугаться каждой мелочи.

Один Перун ещё не забыл окончательно своих замашек. От привычки повелевать трудно отвыкнуть.     
— Вы кто ещё такие? Что здесь забыли? — внушительно спросил громовержец. Впечатление было бы ещё сильнее, если бы он не задыхался на каждом слове.
— Мы духи лесные.
— Ах, малыши. — покровительственно прокашлял Перун.

Свентовит опасливо приблизился.
— И вправду. А я уж подумал...
Слепой Даждьбог энергично замотал головой, словно это могло помочь ему прозреть.
— Кто там? С кем вы говорите? Неужели, кто-то пришёл поклониться нам?
— Успокойся. Это лесные малыши. — бросил ему Перун.
— Что? Кто вы говорите?! — Рожаница приставила к уху сложенные рупором ладони. Старуха старухой. Если бы, конечно, не рост. И прозрачность.
 
Леший сглотнул воздуха. Богов почитали не только люди, но и духи. Хотя и они уже давно не чаяли увидеть их. Ещё менее готовы были увидеть такими.
— Древние, вы ещё живы? Мы думали, вы уже давно почили. Так долго не видно вас было. — на правах старшего спросил Леший.
— Почили? Не-ет. Пока ещё нет. — ответствовал пользовавшийся тем же положением  среди своих Перун.
— Почему же вы ушли? Почему оставили лес? Почему оставили людей? Вы имели такую власть над ними. Ни шага они не смели совершить без вашего одобрения.
— Да, были времена. — улыбнулся бог грома, ещё раз доказывая, что власть сладка и через сотни лет прозябания.
— Нам ничего иного не оставалось, как уйти. Мы им больше не нужны. — поясннл Даждьбог.
— Нас забыли.
— Они перестали верить нам.
— Начали поклоняться какому-то мечу. Понавешали повсюду его изображения, а наши  образы повыкидывали. — о временах, давно минувших, Перун говорил как о