Глава 32. Знак судьбы

  ­Скрючившись в бочке в неудобном положении, Реште терпеливо дожидалась, пока римляне закончат погрузку. Совсем рядом она слышала их голоса и стук новых бочек, которые они ставили на пол трюма. В течение всего времени пребывания в столь неприятной вынужденной позе, она пыталась развлекать себя мыслями о философе Диогене Синопском из Эллады, который и вовсе жил в пифосе, большом глиняном сосуде для зерна, в соответствии со своим убеждением, высказанном в его главной цитате: «То, в чем философия пытается убедить на словах, бедность заставляет осуществлять на деле».
  Та бочка, в которой она находилась, должна была быть поставлена Фрезенгунтом сбоку ближе ко входу, чтобы не быть заставленной со всех сторон.
  Потом голоса смолкли, и парфянка услышала звук захлопнутой двери. Это означало, что в трюме она осталась одна.
  Достав наощупь кинжал, Реште начала осторожно отжимать доски бочки друг от друга, чему способствовало то, что Фрезенгунт их предварительно расшатал. Через некоторое время ей удалось сделать в бочке щель, через которую она смогла выбраться, не обдирая бока.
  Когда она вылезла, в трюме была полная темнота, но не тишина. Откуда-то с разных сторон был слышен лай множества собак. Легкое покачивание из стороны в сторону означало, что гексера вместе с остальным римским флотом покинула Брундизий и вышла в открытое море. Постепенно ее глаза к этой темноте привыкли.
  Стараясь ступать неслышно, Реште подошла к двери и слегка толкнула ее вперед.
  Дверь подалась: она оказалась не закрытой на засов, так что выход из трюма был свободен.
  Парфянка осторожно выглянула наружу. Впереди была небольшая деревянная лестница, по которой Реште начала осторожно подниматься, стараясь не скрипеть.
  Если в трюме пахло съестным, то за его пределами запах был куда менее приятным. Хуже того – он был отвратительным. Причин на то было две. Во-первых, вонь шла из множества собачьих клеток, которыми был уставлен корабль. А еще - рабы-гребцы. На нижней палубе находилось множество прикованных невольников, для которых теперь весло оставалось единственной ниточкой, связывающей их с жизнью. Справлять нужду они могли только под себя, и хотя устройство римского судна предусматривало систему оттока нечистот в море, смрадный запах был настолько силен, что остальным обитателям корабля оставалось к нему только привыкнуть.
  Самые крепкие гребцы могли держаться дольше остальных, менее крепкие умирали еще до конца пути, не выдерживая нечеловеческой нагрузки вкупе с ударами бичом, которыми их щедро награждали надсмотрщики за недостаточную активность.
  Тот же надсмотрщик цепким взглядом выхватывал обессиленных невольников, которых тут же бросали в море вместе с мертвыми.
  Сейчас для Реште наступал довольно опасный момент. Ей предстояло отправиться на разведку: не только выйти на нижнюю палубу, но и подняться по нескольким лестницам на самую верхнюю, шестую, на которой и были установлены катапульты и складированы метательные снаряды для них.
  И везде надо было проскочить мимо встречных римлян так, чтобы они не обратили на нее внимания. Хотя она сейчас носила мужскую стрижку и черную тунику прислуги за собаками, но вдруг…
  Парфянка осторожно выглянула на нижнюю палубу.
  Она была полна легионеров, которые, видимо, собрались посмотреть на удаляющийся берег Италии. Реште быстро нырнула обратно на лестницу и спустилась в трюм. Ей предстояло пока оставаться в нем, расчистив себе подальше от входа небольшую нишу среди бочек, в которой она сможет укрыться, чтобы не попасться на глаза римлянам, когда они будут спускаться в трюм за провиантом.
  Парфянка принялась толчками смещать бочки в дальнем конце трюма. Работа оказалась не из легких, но через пару часов она сумела создать такую нишу, в которой бросила на пол несколько досок – на них можно будет лечь. Именно это она и сделала. Силы надо было беречь, так как предстоит решающий бросок на верхнюю палубу. С едой и водой сложностей не будет: все это как раз находилось в трюме.
  Ей предстояло подумать, что же делать дальше. Допустим, она сумеет поджечь корабль и выжить сама. Дальше надо доплыть до пелопоннесского берега, а оттуда как-то добраться до Парфии. Для этого в ее одежду было вшито несколько тонких золотых пластинок. Золото – это то, что позволит преодолеть расстояния и связанные с ними опасности.
  А в Парфии надо будет немедленно найти Сурену Михрана и рассказать ему все, что ей известно о тайном сговоре царя Харрута с Крассом через посла Варсега. Что же касается дальнейшего… Вместе с Суреной они создадут план полного уничтожения армии Красса.
  Но это не все, о чем им надо будет говорить. Еще и о том, что должно произойти в стране после отражения римского нападения.
  Переворот – вот решение!
  И только Сурена имеет для этого силы, ведь у него – армия.
  Допустим, Харрут убит, его мятежного брата Митридата тоже не следует оставлять в живых, с династией Аршакидов должно быть покончено. Но что дальше? Сурена стать царем не сможет, у него много противников среди знати, которым не нравится его усиление. А уж его прихода к власти они точно не допустят.
  Тогда - кто?
  И тут впервые в жизни Реште подумала о том, чтобы попытаться самой стать царицей Парфии и положить начало новой династии Файзакидов. Ведь род Амбеаршана, идущий от Файзака, хоть и не царский, но породненный с ним, поэтому сторонники найдутся и среди знати, и в войске. В отличие от Сурены, Реште не успела нажить себе врагов в Парфии, если не считать Варсега. Со своими старшими братьями договориться она сможет. Конечно, все равно найдутся и противники, но уж с ними-то она сумеет разобраться. А простому народу при ней будет житься намного легче, чем при Харруте.
  Но главное не это. Она создаст опекунский совет, который будет существовать вечно, будут сменяться только те, кто в него войдет. Будет заявлена цель этого совета – не вмешиваясь во власть, строго-настрого следить за тем, чтобы ни один царь не нарушил запрета впускать на землю Парфии пришельцев из-за Бескрайнего моря. Ни одного. Любой царь, который пренебрежет этим запретом, подлежит немедленному обезглавливанию.
  Может, так и удастся избежать гибельной для человеческого рода войны, о которой рассказал человек будущего, ученый жрец Степан?
  Интересно, одобрил бы этот план ее великий предок Файзак, основатель ее рода, которого Реште почитала как бога? Каждый раз, лишь подумав о нем, парфянка замирала в восхищении. И без ложной скромности считала, что сама унаследовала черты его личности. Именно его, а не Амбеаршана или кого-то из более ранних потомков знаменитого персидского вельможи.

  Файзак был не просто правой рукой царя Ксеркса. Он стал его главной защитой от любых заговоров своевольной знати. В древние времена не существовало таких понятий, как разведка и контрразведка, но именно этим и занимался ближайший сподвижник Ксеркса.
  Файзак сумел раскрыть несколько заговоров влиятельных аристократов, намеревавшихся свергнуть и убить царя. Все они были казнены.
  В отличие от нынешнего парфянского монарха Харрута Второго, презираемого Реште, Ксеркс, как и Кир Великий, был дальновидным царем-реформатором, издавшим немало законов в интересах простых ремесленников и землепашцев. Он понимал, насколько важна поддержка народа. Разумеется, это вызывало недовольство знати.
  Сходство Ксеркса с Киром было и в стремлении расширить свои владения путем победоносных завоевательных походов.
  И Ксеркс двинулся на Элладу. Разумеется, Файзак сопровождал его. Ведь война – это именно та ситуация, которая наиболее благоприятствует замыслам заговорщиков. В походе к царю легче всего подобраться, чтобы его убить.
  Файзак это понимал, поэтому в каждом отряде персидского войска были его шпионы, которые следили за настроениями воинов. Также было установлено тайное наблюдение за всеми персидскими военачальниками, чтобы на корню пресечь попытку любого заговора.
  В Фермопильском ущелье путь персидской армии преградил отряд спартанцев царя Леонида. Эллины удерживали проход до тех пор, пока не были окружены персами, которые начали осыпать спартанцев стрелами.
  Неожиданно неизвестно откуда появился человек, по виду – эллин, в бедной одежде, сшитой из лоскутков. Расталкивая ничего не понимающих персов, он пробился в передний ряд лучников, сорвал с себя лук и начал пускать стрелы в сторону спартанцев, причем – очень метко. Именно его стрела поразила царя Леонида.
  Удивленные персы ему не препятствовали. Но когда последний защитник Фермопил упал, они набросились на незнакомца, обезоружили его и привели к Файзаку.
  - Кто ты и зачем сюда пришел? – спросил сановник Ксеркса.
  - Меня зовут Эвадн, - ответил эллин.
  - Ты похож на спартанца, - заметил Файзак.
  - Это не так, хоть я и живу там. Я илот.
  Это объясняло многое. Среди тех, кто тогда населял Элладу, не было более несчастного народа, чем илоты.
  Когда-то давно воинственные племена дорийцев захватили часть Пелопоннесского полуострова, основали город Спарту и превратили покоренное население в вечных, пожизненных и бесправных рабов, которые и были названы илотами.
  Спартанцы не работали, из них воспитывали только воинов. Всю работу совершали за них илоты. Ни сын, ни внук, ни правнук раба никогда не могли стать свободными людьми. Спартанцы не считали их за людей вообще. Илоту можно было плюнуть в лицо, избить его, изнасиловать его жену, дочь или сына. Впрочем, такого обычно не происходило, главным ужасом для рабов было совсем иное.
  Со времен Ликурга в Спарте существовал такой обычай, как «криптии». Все спартанские юноши проходили обучение в военных школах, и там время от времени их обязывали устраивать охоту на рабов. Юноши должны были выслеживать илотов, врываться в их жилища и убивать голыми руками: задушить или сломать позвоночник. Делалось это с двойной целью: привить молодежи способность убивать врага и одновременно истреблять самых сильных илотов, держа в страхе остальных. Криптии приветствовал афинский философ Платон, называвший их «недурным обычаем».
  Нетрудно догадаться, что илоты ненавидели своих поработителей и угнетателей самой лютой ненавистью, время от времени поднимали восстания, которые неизменно подавлялись спартанцами, а семьи восставших полностью вырезались.
  Известие о вторжении персов в Элладу воодушевило илотов, которые, хоть и понимали, что персидское иго тоже не подарок, но страстно мечтали рассчитаться со своими мучителями-спартанцами. Они были готовы поднять восстание, но оружия у них не было: спартанские законы запрещали рабам его иметь. Прислать оружие могли персы.
  Выслушав незнакомца, Файзак задумался. Потом он подозвал к себе начальника своей стражи, что-то сказал ему на ухо, и тот вышел.
  - Я не поверил тебе, - заявил сановник Ксеркса. – Ты спартанский лазутчик, который должен убить нашего царя.
  - А это тебя ни в чем не убедит? – спросил Эвадн и, повернувшись к собеседнику спиной, задрал хитон, оголив спину, которая оказалась покрытой застарелыми шрамами.
  Файзак рассмеялся:
  - Это лишь убедило меня в своей правоте. Ты думал, я не знаю, что в