Афродизиак

догадался, куда Федя клонит: продавщица наша новая - женщина молодая, ну против Феди, конечно, симпатичная, толстая только (на мой взгляд) не в меру. Виду, правда, не подаю, вроде, как не понимаю.

– А ко мне, - говорю, - что, советоваться пришёл?
–Да нет, сомневаюсь я в себе, ну в  смысле не сдюжу. Ты мне зелья своего африканского плесни, петух-то у вас давеча вона какой бойкий с него был. Я за ценой не постою.
– Ладно, - говорю,- Федя, пособлю я тебе в  горе-злосчастии и денег не возьму – будешь у меня, вроде кролика подопытного.  Надо же мне знать какая сила у зелья имеется.

Тот обрадовался, пообещал дров наколоть помочь. Объяснил я ему, что можно употреблять не больше столовой ложки в день, это я  с потолка, так сказать, исходя из здравого смысла, придумал на ходу. Федя банку взял, за пазуху засунул и домой умотал.

  Тут выходные подошли; дети с города приехали – суета, мы с бабкой рады: внуков привезли. Я баню топлю, внукам салазки-розвальни налаживаю – с лета обещал ещё. В общем два дня с гостями занимались: то с детями на гору кататься на новых салазках, то сына с утреца на рыбалку на омута водил;  да снега в ночь на воскресенье - то навалило – успевай только двор чистить; занят, в общем, был по самую маковку.

  В  воскресенье, под вечер уж, чего-то соседка – жена Федькина прибегала, пьяная, орёт, в ворота ломится. Ольга – супруга-то моя вышла, побеседовала с ней, вернулась, бутылку самогона вынесла ей. Постояли они  за воротами, Лиданя чё-то побухтела  ещё и домой подалась; супруга домой пришла, кулак мне показывает,

- Вот опять, ты дед наскрёб себе на шею скандал.
-Что такое? – Спрашиваю.
– Детей, - говорит, - проводим, потом расскажу.

  Дети собрались, прощаются, в машину садятся; мы их за воротами, как всегда, провожаем, гостинцы в багажник складываем. Проводили, домой пошли, слышу: шумит  кто-то за баней. Пошёл глянуть – сумерки уж на дворе, не разглядеть ничего. За баней Федя топчется, видно по следам, что задами прибежал. Вид у него взъерошенный, нервный весь, дёргается, вроде как насекомые его кусают.

– Что это с тобой, Федя? – Спрашиваю.
– Помоги, Петрович, Христа ради, налей стакан самогона самого крепкого, а то помру. Зелье –то твоё дюже крепкое, видно.

Зашли мы в предбанник, там тепло – баню-то давеча гостям топили. Достал я воды огненной из фляги под лавкой, налил  в стакан; со стола ещё не убирали. Федя накатил – не поморщился, капусты с блюда навильник,  другой, третий заметнул в рот, давай корки от пирогов жрать, будто, с голодного края прибежал.

– Да, что это с тобой, Федя, такое приключилось? – Спрашиваю, сам весь переживаю: чего это он про зелье моё толкует.
  Федя пироги прожевал и говорит: - БАД этот твой африканский всё, ну и сам я  виноват, конечно. Набил опять полный рот капусты  Федя и давай дальше мычать, только не понять ничего. Ну, я отобрал у него блюдо с капустой – подавится ещё, не дай Бог.

– Говорил, ведь, ты мне – по одной ложке зелье это потреблять, - сосед утёрся рукавом, воды из кадки хлебнул, успокоился, икнул пару раз и стал рассказывать.
– Утром, пошёл я в магазин, Лидка за бутылкой послала, она, вишь, пенсию раньше меня получает. Мы, ведь, оба на пенсии с прошлого мая, она  - женщина; у меня стаж вредный, вот в пятьдесят пять годов и вышли оба, -  как принято в деревенской неспешной беседе обстоятельно стал рассказывать Федя. Видимо, стакашик самогонки-то его хорошо торкнул.

– Вот, захожу я в магазин,- вернулся к теме Фёдор, - гля, а за прилавком зазноба моя. Я – то думал, что Зойка через неделю тока выйдет, а она, вишь, со сменщицей договорилась и раньше нарисовалась. Оне обе со сменщицей-то,  ведь, в городу  живут, - опять полез в подробности Федя.

– Ну,  я к ней с канплиментами, мол, вовсе тут без таких красивых женщин  у нас в деревне тоска  зелёная, вы де, Зоя, у нас заместо солнышка, ждём – не дождёмся, а вы вона как: зараньше времени на неделю объявились. Она улыбается завлекательно так, на прилавок фигурой своей навалилась, как в кине  - грудями вперёд, задницу отставила. Я загорелся весь, а эту афроазиатку-то  твою не потреблял, думал: ишо через неделю Зойка-то приедет; воздерживался – что без толку добро-то переводить. Купил я Лидке  своей две бутылки водки на ейные деньги, да на свои – заначка у меня была – третью купил; думаю - пущай, Лидка в укатуху напьётся, а я тут  оторвусь без надзора-то.

  Прилетел я домой, бухло на стол поставил.  Гляжу, а Лидка уже кривая; у ей за печкой – то бражонка доходит, вот она и пробовает её, для разогрева, значит. Ладно, думаю, ишо проще мне. Налил я водки нам по стакану, она вся прямо как герань на окошке раскраснелась, веселёхонькая,

-Я, - говорит, - тебя, Федя, ить за что полюбила? За расторопность твою, вона как ты быстрёхонько обернулся, давай садись, порадоваемся.

  Я сам не пью, банку  твою кратче (тайком значит)из шифонера  достал, нагрёб ложку – в рот, потом кофту новую надел, чтобы со всем уважение к Зойке прибыть. Лидка чё-то на кухне шебуршится, закуску на стол гоношит. Слышу: из бутылки булькает- наливает, знаш-то, супруга моя стаканчики гранёные. Меня зовёт, я де без тебя никак не могу, потому, как не по совести. Ну, я подскочил, не удержался - намахнул ещё, чё для меня соточка - ни о чём. Заскочил  в переднюю, ишо ложку употребил зелья-то. Лидка меня зовёт песни петь. Она, ить, у меня поёт в деревенском хоре, ты, поди, не знаш. А как петь она пьяная начинает, так можешь время засекать, - через десять минут  уснёт. Ну, думаю, и ладно, всё путём. Уснула Лидка, я ёё на диван положил, из банки нагрёб ещё две ложки – вдруг, думаю, всю ночь кувыркаться буду с Зойкой. Прибежал к магазину; а  Зойка  там, на крыльце топчется - лавку свою закрывает.

- Куда, это вы Зоя  так рано собрались? – Спрашиваю, а сам весь прямо на изжоге весь. У меня со сладкого-то всегда изжога разыгрывается, да ишо планида моя вся рушится. Она мне отвечает,

- Сожитель мой  из командировки приехал раньше времени, машину под  разгрузку поставил,  а домой попасть не может, ключи де, потерял. Я с хозяйкой по сотику договорилась закрыться пораньше, вот домой сейчас поеду. Не скучайте,- поцелуйчик  свой мне воздушно-капельным путём  дунула с ладошки, в «Окушку» свою села и упылила.

«Вот те нате – хрен в томате,  - думаю, - облом так облом – зелье я почитай что всё сожрал, тёлка моя свалила,  Лидка, поди-ка, дома «пьяная в дрова» валяется.  Закатал я губу и айда домой, а куды деваться. Прихожу, а дома Лидка сидит на диване, вроде, тверёзая  как, и телевизор смотрит, только видно чё-то с ней не то – головой встряхивает и по сторонам оглядывается. Меня увидела и говорит…
Тут  у Феди отрыжка дикая началась.

- Слышь, - говорит, - Петрович, дай мне соды ложку, а то одолеет меня изжога в усмерть.  Сода у меня дома. Пошёл я домой, а страдалец в предбаннике остался.

– Что там у нас в бане творится, Саня? – Спрашивает супруга.
–Да, Федя, - отвечаю, - неадекватный какой-то пришёл, буровит сам не знает чего. Отрыжка у него с изжогой, вот попросил соды; пойду отнесу.
  – Ну иди, придёшь, - улыбается Ольга, - я тебя расскажу чего он такой неадекватный.

  Пришёл я в предбанник; страдалец икотошный за столом сидит, из ковша пьёт. Выпил, да как заорёт:
- Хороший у тебя самогон, Санька, ети иху мать! И антифризик тоже баской, молодец сосед!

Пока я домой бегал, Федя-то  ковшом из фляги, видно самостоятельно, самогон зачерпнул и выпил сколь смог, потом упал мерзавец на лавку и захрапел. Ну, куда его девать? Затопил я печь в бане, открыл дверь из бани в предбанник, чтобы алкаш этот не замёрз. Темно уж совсем стало; ну да осенями-то в эту пору, ведь рано темнеет. «Пущай, - думаю  спит, - проверю, ближе к ночи приду».
  Дома Ольга  прибирается  после гостей – посуду  в шкаф вымытую ставит.  Сели мы чай пить.
Ольга, чайник на стол поставила, мне рукой на стул указывает,

  - Садись, расскажу тебе, что мне Лиданя давеча поведала за воротами. Получила она утром пенсию на почте  и отправила Федю в лавку за бутылкой. Федя оделся, сбегал и три поллитровки притащил. Пока он бегал, Лидка решила брагу попробовать свою. Выпила кружку - хорошо. На стол закуску сгоношила, с Федей водки по стопарику намахнули, вообще захорошело. А Федя нервный какой-то, по избе мечется: то в горницу заскочит, то к столу вернётся, потом кофту новую одел, давай патлы свои расчёсывать перед зеркалом.  Лидка его спрашивает:

- Ладно ли  с тобой Федя, чё ты мечешься? Садись, давай споём.

А тот вовсе, ровно, дикий стал, в горнице в шифонер всё чего-то лазит. Ну, Лидка попела малость и уснула.  Она всегда так запои свои начинает: выпьет, попоёт и спать. Проснулась  мало погодя, мужика дома нет, двери настежь, дома хоть волков морозь – от холода и проснулась. Пошла в горницу в окно выглянуть  на улицу, видит банка на столе стоит открытая и ложка в ней, видно, Федя чего-то ковырял. Взяла банку – что такое? Вроде масла шоколадного, только мёдом пахнет. Отведала. Как есть мёд липовый, только кислит, но приятный. Лидка на сладкое падкая с детства. Выгребла всё из банки, тут Федя прибежал – шебутной, куртку скинул, кофту, а в избе холодно. Руками сам себя скребёт как пёс шелудивый. Налил водки стакан, выпил. Глаза дикие, на Лидку кинулся щупаться, на кровать её потащил.  Лидка аж протрезвела от такого наскока, не знает что и думать. Федька  чего-то руку в свой карман сунул, давай материться, ещё  в одну харю стакан водки выпил, Лидке даже не предложил. Руками всё себя возле ширинки щупает, в карманах  чего-то ищет,  про афрозет какой-то поминает и про соседа чего-то бормочет. Потом убежал в одной рубахе на улицу. Лидка за ним - мало ли что выкинет мужик одичавший. А Федя сохватал лопату в сарае и давай снег огребать во дворе,  полную лопату нагребёт, крякнет и через забор в огород, да быстрёхонько так, будто, гонится кто за ним. В жизни такого трудолюбивого мужика не видела; сама снег во дворе огребала. В один момент Федя двор огрёб и в огород побежал, давай там малину снегом закидывать и всё как заполошеный хрястается. Устал вроде, пошёл в дом. Отдышался, за стол сел, давай опять себе водку наливать. Ну, тут Лидка наглости такой не вынесла – всю водку так мужик один выпьет, ухватила его за шиворот, она раза в два поздоровее Феди-то. Давай пытать, что де, с ним такое. Ну, выпили, Федя и рассказал, что у соседа какой-то БАД своедельный приобрёл, чтобы, дескать, взбодрится, силы мужской набраться, да вот злоупотребил лишку, видать.  Тут и саму Лидку потряхивать стало. Вспомнила он про банку  в шифонере, принесла, Феде показывает - это?  - Точно, та банка. Схватился мужик её, куртку накинул и выскочил опять на улицу – жарко ему стало в дому, видно, а Лидка  разборки к нам прибежала чинить, - закончила  супруга,  меня в курс Фединых закидонов вводить и спрашивает:

- Знакомые симптомы, Саня?
- Какие симптомы, - говорю, - ничего не понимаю.
– А помнишь, - спрашивает,  кино с Челентано смотрели, где он дрова колол, а знакомый поп его в колокола звонил?  Афродизиак-то твой, стало быть, забористый получился.

  Федькина баба  историю эту подруге своей рассказала по секрету. Секреты в деревне дольше  обеда не держатся; в магазине с них гриф секретности автоматически снимается, да и Федька сам раззвонил всем о своих приключениях.  Стали ко мне