Как я остался советским

комсомола.
Следующим пунктом моих похождений значилось явиться на разговор с комсомольским секретарём института. Должность эта выборная. Иван Иванович Дорохов, в то время уже партийный, коммунист, освобождённый от всех других дел, занимался исключительно идеологической работой. Профессия у него такая – секретарь комсомола института, и полагается ему свой отдельный кабинет в этом учреждении. Сразу после того постыдного последнего собрания я направился именно туда. Меня встретил строгий подтянутый мужчина лет тридцати пяти, солидный и при галстуке. Такие потом после перестройки становились успешными бизнесменами. У них особая чуйка – схватывать веяние времени и быстро переодеваться в другую одежду – мимикрировать. И тут была проверенная схема : они начинали обычно с секретарей комсомола, потом вступали в партию и там становились партийными секретарями, а когда подул ветер с другой стороны, переделывались в бизнесменов. И делали это, благодаря своим разносторонним полезным связям. Глядя на Дорохова, я понял, что это мой последний шанс...  Понял, что честностью, таких как Шелехов и вот этот, не возьмёшь. Они даже предположить не могут, что между людьми могут существовать простые человеческие отношения. И я  заговорил с ним на его языке – языке плаката. Я изо всех сил состроил хорошую мину при плохой игре и начал. «Как же я мог!! Как только посмел! Я готов биться головой об стену, что никогда… никогда не посрамлю великое звание комсомольца! Я учёбой… дисциплиной… докажу, что я достоин! Простите меня, пожалуйста, и оставьте в комсомоле!». Вы не поверите, это подействовало! Подействовало! До какой же степени люди были зомбированы всей этой чепухой. Я не верил своим ушам. Иван Иванович сказал, что он рад, что я такой ярый и такой настоящий комсомолец, и он уверен, что это случайный факт в моей биографии. Он на меня надеется и… оставляет меня в комсомоле.

Я вышел на улицу, лил сильный дождь. По тротуару стекали струи воды, а дождевые капли ударяли в лужи, превращаясь в огромные пузыри. На тротуаре стояли представители Бюро комсомола института, те, которые всего  час назад позорили меня и, наслаждаясь своей временной властью, с удовольствием объявили мне свой суровый приговор. Под порывами ветра они жались друг к другу, не решаясь перепрыгнуть через глубокую широкую лужу, что натекла вровень с высоким бордюром. Я по хозяйски распахнул дверку отцовского Москвича, в машине меня преданно ждали друзья – Пётр Ковалевский и Ерофеич, чтобы отпраздновать нашу победу. В то время мало у кого были машины, наличие в семье автомобиля считалась роскошью. Я картинно козырнул моим недавним судьям и с удовольствием нажал педаль газа. В тот момент, мои обманутые оппоненты, наверное, пожалели, что оставили меня в комсомоле. Но увы, «selyavi». И на этот раз она меня пощадила.

На следующий день я пошёл к нашему декану.
- Что пришёл, - грубо спросил тот, не глядя в мою сторону.
- Судьбу свою узнать.
Путеев был хорошим дядькой, говорю «был», потому что его уже нет в живых, строгим и понимающим.
Я сказал, что в Бюро института решили оставить меня в комсомоле. Он помолчал и не поворачиваясь ко мне проговорил.
- Ладно… учись дальше.
Наш декан вообще был не многословен, он никогда не спешил, и мы не видели, чтобы этот человек когда-нибудь улыбался.
После этого я быстро сдал последний экзамен и первым в нашей группе закрыл летнюю сессию. Когда я поинтересовался у секретаря, почему мне не выплатили стипендию за май, у неё от такой наглости очки сползли набок, девушка совсем растерялась. Но в следующем году я учился на стипендию, а на пятом курсе даже повышенную получал. Надо сказать, что это был наш с Леной единственный источник дохода. Родители, конечно, помогали, и всё же, молодой семье  всегда нужны деньги.
По иронии судьбы меня на работе выбрали секретарём комсомольской организации. Я не хотел, но заставили. Наш начальник участка разглядел во мне жилку волевого руководителя. Вся моя комсомольская работа сводилась к тому, что я исправно собирал членские взносы. Потому что это была серьёзная жизнь, и в ней нужно было не играть, а строить. Строить дома. Я всегда любил свою профессию, она даёт человеку возможность увидеть плоды своего труда в виде реальных  материальных объектов. В домах живут реальные люди, они любят друг друга, рожают детей, в домах этих твориться великое таинство – жизнь.
В моей жизни было много интересного и не только… страшного иногда. Но именно тогда – после того случая, я благополучно закончил институт, без единой тройки, и двадцать пять лет отработал прорабом на строительстве родного города. Мы строили всё – химический комбинат, школы, сады, жильё,  весь соцкультбыт отстроили. Я привык к жёсткой дисциплине и хорошо понимал, что если не заработать прибыли, то и премию мои ребята не получат. На моём участке все это понимали. Потом настали времена, когда наша строительная структура начала сворачиваться, она умирала  медленно и мучительно. Постепенно город отстроили, новых объектов становилось всё меньше, и такая мощная строительная машина стала не нужна. К коллективу я привыкаю трудно, потому тянул до последнего, покуда нам совсем не перестали платить. Около полугода, это был конец девяностых, зарплату  нам выплачивали мороженной рыбой – терпугом. Благо, на дворе стояла зима, и у нас на балконе  столбиками возвышались брикеты мороженной рыбы. Я до сих пор не переношу запаха терпуга. Так вот вынужденно мне пришлось осваивать другую  профессию, семью кормить нужно было, и от этого никуда не деться. К тому времени мы жили уже отдельно от моих родителей, и нас было четверо – полноценная семья. Новая моя работа - это тоже строительная отрасль, но другая – водопровод и канализация. Она не сложнее чем строительство, но проблема состояла в том, что коммунальщикам в те времена платили совсем мало, да и люди стали другими. Моему удивлению не было предела. Рабочие – коммунальщики совсем не хотели трудиться. Из-за маленькой зарплаты в аварийной службе работали одни сплошные алкоголики, вернее сказать, они совсем не работали. Поняв, что разговаривать по душам с таким народом бесполезно, я путём проб и ошибок выработал с ними свою  собственную тактику общения. Первый раз предупреждал на словах, второй раз – лишал премии, а на третий – категорически увольнял. Другие мастера ничего не могли поделать со своими подчинёнными, в сердцах пугали их: «Вот отправлю тебя у к Привалову, будешь знать». И это действовало магически, меня боялись. Зато я знал, что мои ребята надёжные и проверенные - не подведут. В нашей службе пьющие люди не задерживались. 
Сейчас я на пенсии. Оказывается, работа прорабом в строительстве, по трудовому законодательству, считается вредной, поэтому пенсию мне назначили рано. Но я работаю до сих пор, скучно без работы, особенно зимой. А не закончи я тогда институт, кто знает, что было бы? Я ведь по сути своей не боец, а скорее, руководитель - руководитель среднего звена на линии, к власти никогда не рвался.

Когда вся эта история закончилась, я конечно же, рассказал обо всём  Лене. Жена ответила, что догадывалась, видела, как я переживал. На самом деле, у меня по жизни выпадало не так много козырей. И после моих замечательных родителей,  второй свой счастливый билет я вытащил, когда женился на Лене.  Я часто думаю, почему это называют браком? На самом деле, это фильтр, через который видны все огрехи двоих. Он как Солнце, высветит и вычистит пороки обоих – выжжет их. И если ты выстоишь, то к концу жизни под лопатками слегка зачешется, намекая на твою божественную суть. Улыбаюсь: «Ёжик, а может, ты просто давно не мылся?»
        Мы с Леной учились вместе, она пришла в наш класс, когда я учился уже в шестом. А в девятом и десятом мы сидели с ней за одной партой, на выпускном вечере договорились, что будем дружить. В молодые годы ей пришлось много от меня вытерпеть в связи с моей непреодолимой тягой «хороводиться» с друзьями и моими к ним  бесконечными походами. Наши сыновья выросли достойными членами общества, получили высшее образование, но в их воспитании я мало принимал участия. Мальчики любят Лену, они, конечно, любят и меня, но к матери относятся с особой нежностью. Я в основном, работал, а когда приходил навеселе, жена никогда не говорила детям обо мне плохо.
- Папа опять устал? – спрашивали мальчики.
- Да,  устал…  ему нужно отдохнуть. Играйте тихо, не шумите.
И это называется «не предательство». Многие жёны ругают отца при детях, не думая, что роняют в их глазах его авторитет. Лена - мудрая женщина. Она обижалась на меня по-своему – по-особенному. Она могла днями молчать, а я ненавидел её молчание, мне всегда хотелось скорее прекратить эту пытку. Я старался изо всех сил: наводил мосты, зарабатывал баллы, а потом неизменно отправлялся в нашу мужскую компанию, и всё повторялось сначала. Сейчас мои воскресные походы в гараж стали иными. Я там делаю замечательные мясные консервы, пальчики оближешь. Когда мои ребята проезжают мимо и видят около гаража мою машину, то заезжают на огонёк. Мы вместе пьём кофе и говорим за жизнь. И так продолжается в течение всего дня, день открытых дверей называется. С Леной мы примирились: у меня уже нет того непреодолимого желания бежать встречаться с друзьями, а она перестала на меня за это обижаться, но для этого нужно было прожить целую жизнь. Мы с Леной  вместе сорок один год, мальчики наши уехали и живут в столице, приезжают только в отпуск. А мы с женой очень любим рыбачить и собирать грибы.

Моя сестрица говорит, что у человека есть два пути. Первый - путь Карма йоги. Это когда ты исполняешь все свои желания, чтобы потом тебе этого уже не так сильно хотелось или не хотелось вообще. Но, естественно, что тебе за это прилетит по деяниям твоим, ведь бумеранга никто не отменял. А есть другой путь – Джняна йога. Это путь познания и обретения мудрости через изучение и стремление к истине. А по мне так, всё гораздо проще. Живи по совести, делай, что должно, и будет что будет. А будет всё хорошо.