Escargots de Bourgogne

   

В распахнутое окно лёгким ветерком врывались запахи летнего разнотравья. В большой зале за обеденным столом сидели двое, чем-то неуловимо схожие друг с другом. Может, дородностью, может, лицом, а может, застывшим выражением крайней степени удовольствия от поглощаемой ими еды.

  А стол был богат и разнообразен. Тут тебе и ботвинья, которую, говорят, жаловал сам император Александр I, и пожарские котлеты, и отварное тюрбо с голландским соусом. Играли хрустальными боками карафины (устар. графин) с крамбамбули, ерофеичем, вишнёвою наливкой, стояли бутылки с белым и красным вином. Позади стола лакей подливал Sauternes в быстро пустеющие бокалы.

  — Ох и хороша у Вас буше а ля рэн(фр. курица по-королевски), любезный Еремей Никодимыч! — произнёс его гость, прожевав последний кусочек курицы и запив его глотком благородного напитка.

  — Полноте, дорогой Захар Лукьяныч…  Вы ещё французскую новинку у меня не пробовали – Escargots de Bourgogne (фр. улитки по-бургундски).

  Еремей Никодимович обернулся к лакею:

  — Ступай, голубчик, на кухню, спроси у Ермолая, готово ли его французское блюдо.  Да скорее подавай на стол.

  — Мой повар дошёл до Парижа с корпусом генерала Раевского, когда они Бонапартишку гнали из России, а там, зайдя в один из кабаков, попробовал диковинное для него блюдо – улиток по-бургундски. Да так восхитился, что вытребовал у хозяина рецепт, и теперь я выписываю улиток из-за границы, а он готовит это блюдо для самых дорогих гостей.

  — Не конфузьте меня, Еремей Никодимыч. Неужто я такой дорогой гость для Вас, что Вы ради меня расстарались на такой чудесный обед? – Захар Лукьянович обвёл рукой стол.

  — А как же!  Гость – это драгоценный камень на подушке гостеприимства.

  — Эк Вы красиво завернули. Драгоценный камень. Приятно такое слышать из уст Ваших, Еремей Никодимыч, не скрою.

  За спинами неслышно появился лакей и аккуратно водрузил в середину стола большое блюдо, на котором лежали закрученные в витиеватую спираль раковины и виднелась зеленоватая масса. Блюдо источало тонкий аромат пряных французских трав. Рядом с тарелками лакей положил новые приборы – двузубую вилку и щипчики.

  — Это и есть ваше диковинное блюдо, Еремей Никодимыч? И как же его есть? Хрустеть раковинами?

  — Ну что Вы, Захар Лукьяныч, это весьма просто.

  Еремей Никодимович потянулся щипчиками к улитке, ловко раскрыл её и, наколов вилкой содержимое, отправил его в рот.

  — Просто расколите щипцами раковину, словно орех, и достаньте вилкой улитку. И позвольте мне предложить к этому блюду другое вино — Chablis. Его тонкий изысканный букет прекрасно оттенит своеобразие этого блюда, – Еремей Никодимович сделал знак рукой — и лакей взял другую бутылку.

  Захар Лукьянович осторожно ухватил раковину, с тихим хрустом расколол её и достал улитку в чесночно-масляной пасте. Прожевав, он закатил глаза от удовольствия.

  — М-м-м… Какой неповторимый вкус. Повар, шельма, у Вас просто настоящий кухмистер (нем. придворный повар)

  — Я рад, что сумел потрафить Вашему вкусу и порадовать таким изысканным блюдом, дорогой Захар Лукьяныч. Да! Спешу поделиться с Вами одной пикантной подробностью, — улыбнулся хозяин. – Это блюдо способствует разжиганию любовного огня в чреслах.

  — Вот как? Весьма прелюбопытное известие Вы мне сказали, Еремей Никодимыч. Весьма.

  Захар Лукьянович, доев порцию, слегка промокнул губы салфеткой.

  — Хотелось бы мне похвастать перед Вами, Еремей Никодимыч, приятной для меня новостью. Старшая дочь моя, Глафира Захаровна, на праздник Покрова свадебку играть будет. Прекрасная, я Вам скажу, партия. Молодой губернский секретарь Панкрат Артамонов служит в N-ске при городовом суде. Надеюсь, с моей помощью и по протекции двоюродного братца моего, генерала Епифанова, он сможет сделать блестящую карьеру. И вот к чему я веду свою речь. Хотелось бы поразить гостей яством Вашим.  Продайте мне рецепт, любезный Еремей Никодимыч. Я Вам за это «синенькую» (устар. прост. пятирублёвая купюра) вручу.

  — Нет, милостивый государь, не могу. Хочется мне быть единственным обладателем рецепта улиток по-бургундски.

  Захар Лукьянович полез в карман сюртука.

  – «Красненькую» (устар. прост. десятирублёвая купюра) не пожалею, - сказал он, доставая из кошеля десятирублевку. – Ну или одолжите мне своего Ермолая, повара, пусть сготовит сие блюдо.

  — Нет-нет, не возьму. Нет цены этому рецепту. А Ермолай мне и самому нужен будет.

  Гость с шумом отодвинул стул и, встав из-за стола, в ажитации бросил на него салфетку.

  — Экий Вы скряга, Еремей Никодимыч, я даже больше скажу – настоящий сквалыга Вы.

  — Позвольте-позвольте. Я бы попросил в моём доме соблюдать благопристойность, – лицо хозяина выражало крайнюю степень неудовольствия.

  — Да подите Вы прочь с Вашей благопристойностью!

  — Ах, так?! – рука хозяина нырнула в карман просторного шлафрока, и через минуту в потный лоб помещика Старосельского смотрело дуло маленького пистолета.

  Захар Лукьянович внутренне весь сжался, зажмурился представляя, как маленькая свинцовая пуля попадает ему в лоб. Рукой он инстинктивно попытался заслониться от разгневанного хозяина.

  Открыв глаза, Захар Лукьянович огляделся. Рядом с ним в постели мирно посапывала дражайшая супружница Капитолина Ивановна. Взгляд его упал на маленький прикроватный столик, где лежал раскрытый томик «Мёртвых душ» и стоял жбан домашнего квасу. Захар Лукьянович жадно сделал несколько глотков.

  - Привидятся же такие страсти! Зря я вчера на именинах Авдотьи Харитоновны съел столько консоме с пирожками, да и с Зубровкой переборщил. Вот и снятся всякие кошмары.

  Он ещё раз оглядел спальню, перекрестился на икону и прижался к теплому, дородному телу своей любимой жены.