прокуратура была действеннее церкви и иных институтов. Мне было наплевать на Треугольника, замуж я рвалась не от хорошей жизни. Не из-за того, что время торопило или очень уж невтерпеж было. Просто это был мой единственный выход. За все хорошее по распределению мне досталась Чита. Почему-то мне казалось, что наихудший и для меня неприемлемый вариант. Время шло, а я все ехала в эту самую Читу. Уже третья телеграмма с угрозами пришла. Я, видите-ли, за счет государства три с половиной года училась, пора платить по счетам.
Я в отчаянии звоню моей милой Пиночетке, руководителю нашего курса, по совместительству патрийному боссу технаря.
- Можешь замуж выходить. Тогда никакой суд тебе не страшен. – Совет да любовь.
А когда-то она же мне твердила:
- Да кто тебя возьмет-то на свою голову.
Ой, боялись ее все, особенно преподы. А мы, какие-то нерусские, понимаешь, по глупости осмелились перечить ей, самой Пиночетке. Не убила же. Она у нас была вечно занята. Вела, по-моему, политэкономию. Ни единого урока толком не провела. Переписать это, вызубрить это – вот и весь наказ. И как мы потом сдавали эту самую политическую экономию? Автоматом, наверное, ставила. Ее слово – закон. Ее курс- особенный. Может, поэтому мы были такие наглые? Однажды был такой прокол. Моя мама решила ей письмо отправить. Как член партии члену партии? На конверте ее размашистым почерком было написано:
- ПИНОЧЕТКО Людмиле Григорьевне.
Если бы сие письмо дошло до адресата, я даже не знаю, что бы было. Уж точно я бы не получила диплом топографа. Может, это было бы к лучшему? Я бы с Треугольником не связалась…
Итак, по совету Пиночетки (настоящей ее фамилии, увы, я не помню) я стала законной супругой товарища Треугольника и оказалась в чуждом мне царстве треугольников, где и познакомилась с Прим.
- Я всю жизнь была примерной. Во всем. Хорошистка, активистка. Примерная ученица, примерная студентка плавно превратилась в примерную жену. Аж дважды, - она у нас словоохотливая. – Примерная, Прим, так меня все называли.
Но в какой-то момент ее прорвало. Тормоза отказали, оковы заржавели – кто ее удержит? Здравствуй, вожделенная свобода. Сейчас ее конек, ее вечная тема – секс и только секс. Куда ни клони, она вс о своем. Сексуальную революцию делают такие вот дамы? Ей же далеко за сорок, а по ней не скажешь. Хотя, нынче время такое, все жаждут вечной молодости. Чего только для этого не делают.
А поклонников у нее море. Так было всегда, дай бог, и далее так будет. Двое сыновей от двоих своих мужей. Первый взял ее измором. Это сейчас он всеми признанный «мачо», да еще в погонах (кстати, не последний человек в той и не в той среде). Второго подруги сосватали. На все Прим соглашалась. С первым еще при Треугольнике расстались. У того другая завелась. И виной всему был всего-навсего минет. Тот не стал ждать, пока Прим превратится в женщину-экстрим. Второй был никакой, но и тот умудрялся заглядывать под юбку всем попало. Даже ее лучшая подруга не устояла перед ним.
- А что раньше молчала? Зачем мне все это знать сейчас? И призналась в этом не когда-нибудь, а в день моего рождения.
Да, нехорошо получилось. Дружи потом… А причин для моего с Треугольником развода было предостаточно. Но и тут не обошлось без Прим. Хотя и заочно, сама того не ведая, она подтолкнула меня к первой и последней измене. В решающую минуту перед моим падением мне вспомнились преправильные Прим с ее тоже приторно-примерным мужем. Тогда я их считала идеальными супругами, и меня это бесило. Дело сделано, и с каким лицом я приду к своему мужу? Притворяться тоже примерной мне было не под силу. Это сейчас я научилась играть не по правилам. Судьба сама за меня распорядилась. Треугольник попал в СИЗО, все само собой образовалось. Не то, что из тюрьмы, с армии-то я никого не дождалась. Не дано мне ждать. Уж очень я нетерпелива. Мне всего нужно здесь и сейчас.
Это потом стало очевидным, что Никакой вовсе не лох, а тот еще тип. Такого мужа я в гробу видала. Хотя, меня в нем бесит совсем другое. Уж слишком он нерешительный, нереспектабельный. Не мужик, а тряпка. И на что Приму такой воз? На свете мужчин все меньше и меньше, но это же не повод жить с кем попало. Тьфу, он же меня просил написать о нем. В какой-нибудь эротической вещи. Какая, к черту, эротика, если меня от него воротит.
- Ревность мне неприсуща. Я совсем не ревную, не умею. Мужья в открытую гуляли, нынешний мой друг неделями в загуле, а мне как-то все равно. – А глаза-бусинки так и светятся.
Врет, не врет? Жаль, детектора лжи нет. Глазки-то у нее чистые, честные. И сама такая ладная, чуть полновата, но в меру. Такая миниатюрная азиаточка, мужикам, видать, нравится.
Как это – не ревновать вовсе? Даже вещь и то кому попало не одолжишь, не то, что мужика. Хотя, мужчина – это всегда временно, это, увы, не навсегда. Прим, обо всем зная, не ревнует. А за моей спиной пусть, что хотят, то вытворяют. Вообще-то, и Треугольника я не ревновала. Мне было как-то все равно. Без него вроде бы лучше было. Это сейчас я ревную своих временных ко всем подряд.
- Я раза три его от смерти спасала, из петли буквально вытаскивала, - Прим все о нем и о нем.
Она – хорошая рассказчица, любой заслушается. Если я ходячая проблема, она же живая идея. Идей, равно как и планов, у нее море. Далеко идущие планы порой с жизнью никак не связаны. Она еще кладезь энергии, просто маленький портативный генератор какой-то. И встает она рано. Тому, кто в три ночи встает, бог, конечно же, больше дает. Зато по вечерам она никакая, слишком рано угасает. Так что говорильня только по утрам бойко работает. А секс-то какой-такой тайной энергией подпитывается? Никакой муж уже после официального развода ее, никакую, но имел, и не раз. Она этого и не почувствует…
Далее Никакому еще больше достается. Разве утаишь о том, как он ее бил, чуть ли не инвалидом сделал, скольких он имел в ихней бане, даже в туалете без удобств, сколько она женских трусов находила. За компанию и я пытаюсь вклиниться, вспомнив треугольниковы грешки, да не тут-то было, Прим и слова не даст сказать.
- Как же мы без мужчин? На нас они лучше любого лекарства действуют. Особенно ихний нектар… - И это говорит медик?
Нектар-то разный бывает. Где сейчас найдешь чистый божественный нектар, без всяких там примесей, алкоголя, наконец. Сейчас сплошной коктейль пошел.
- Это нам нужно каждый день, как витамины. – У Прима глаза так и горят.
Мы что-то быстро спелись. Живем вместе, интересы у нас общие, идеи коллективные. Идем на пляж. А там мальчики…
- Смотри, какое мясо. На попку смотри, - Прим без комментариев никого не пропустит.
- Угу, - мне-то нечего добавить.
Я впервые за последние двадцать лет одела открытый купальники и мне не до комментариев. Как бы саму в краску не вогнали. А Приму целлюлит не проблема, она им даже гордится.
- А вот еще один экземплярчик. Мне бы такого… - вздыхает она по очередному телу.
Мальчиков тут много, да не про нашу честь. Купальня-говорильня заканчивается ничем и мы идем домой ни с чем.
Мальчики, мужчины здесь у нас в кармане, всегда с собой – в телефоне Прима столько имен. Кто-то из них из отряда «Кошельков», у кого-то авто, кто-то просто из «Нужных». У одного из них, из класса «любимых» три симки: высвечивается то «Любимый», то «Сладкий», то просто «В…».
- Как можно жить без любви? Вне любви? Я все время кого-то люблю, - монолог продолжается.
В этом нет греха, запрета на любовь еще не было. А я? Мне и жить нельзя? Надо срочно кого-нибудь полюбить (тем достать путевку в жизнь). Легко сказать, объекта пока не видать.
В один прекрасный день Прим меня ошарашила очередным откровением:
- Я только одного любила.
Его уже нет на этом свете. А как же тот, который неделями в загуле?
- Но я встретила одного, на него очень похожего.
Прим может безконца говорить олюбви и о окололюбовных делах.
- Он летчик…
Какой еще летчик? А, тот, который похож на ее любовь. Ей вдруг, на ночь глядя, приспичило искать этого похожего прохожего. Я еле уговорила отложить это дело на завтра.
На другой день мы изрядно надоели работникам двух местных авиакомпаний. Хоть имя знаем, а остальное нам недоступно. Небесные рыцари кому попало информацию не дают.
- Мама, я летчика люблю, - мы не унываем.
И как мы его найдем – теперь это и моя проблема. Но есть у меня надежда –обычно Примины идеи остаются только идеями.
Прим да Прим, будто других дел у меня нет, и тех же проблем. Я заболела Примом. С ней же весело шагать по жизни, с ней проще жить. Она же как таран. Пионер, первопроходец. Замашки бывшего комсомольского лидера и сейчас ко двору. Если я признанный пессимист, то она неисправимый оптимист. Нет проблем, все прекрасно – ей бы в Америке жить, а она отчего-то Австралией бредит, как я Африкой. Две чудачки сошлись, так что берегись. Кто еще, если не мы, среди ночи с российским флагом по центру будет шастать.
- Оле-оле-оле, Россия – чемпион, - все кричат и мы кричим.
И на щеке –трехцветный флаг, правда, уже расползается. Счастье-то какое. Хоть в этом мы патриоты. Но команда, за которую я болею, обычно проигрывает. И на этот раз Россия проиграла испанцам.
Мы и не ложились в ту ночь. Завтра же «ысыах», главный для нас праздник. Мы до утра пекли пироги – в честь праздника и для майдана. Пика давно дачку ждет. Пусть и он порадуется в честь всенародного праздника. А как же летчик? После недельного загула вернулся Пикин друг, и ей уже не до летчика. Летчик высоко летает, а молодой русский парень тут, рядом. Тут и думать не надо.
Мясник
Я его и раньше видела. Когда он при деле был (мясо неистово рубил) и когда в подъезде нашем крепко спал. Ну, мясник, ну, пьет не в меру – что из того. Меня это никак не касалось. А не тут-то было, коснулось, да еще как. Мы же не вольны, пути господни неисповедимы, игра судьбы, скорее, без правил. Где окажемся завтра, в чьей постели – одному богу известно (а может и нет).
Лето наступило. Или я его никак не ждала, или какая-то очередная аномалия на нас нахлынула – жара настигла нас врасплох. Раз – и деревья приоделись, раз – уже купальный сезон начался. Жарко же, куда нам всем деться – не ждать же июля, вопреки жаре. В городе опять суматоха. Скоро игры «Дети Азии» начнутся, все этим и живут. Все да не все – в «Старом городе» круглосуточно праздник. Выйдешь на балкон, чтобы хоть как-то освежиться – тут тебе и кино. Скамейки все заняты, у всех срочная любовь. И пьяных до фига. Их везде до фига. По сезону что ли.
Жара под конец достала. Не торчать же перед телевизором, не корпеть же над ноутбуком, ни еды приготовить – на воздух рвешься. А на улице еще хуже. Вода только спасет. Надо срочно собрать команду и идти толпой на протоку. Не в армии, но все же что-то очень долго собираемся. В последнюю очередь ждем Мясника. И на кой черт он нам дался? Я-то не знала в ту пору, что у него всегда деньги водятся. Тот что-то не торопится. Да вот же он – идет, раскачиваясь, как в замедленной съемке, блин. Мы, вроде, ничего не забыли – бутерброды, баллон пива, фотоаппарат.
Есть среди нас беременная с временным мужем. Она же Бомба, а «муж» тоже наш старый знакомый – Каблук Мося. Они достаточно долго вместе. Вены себе резали, проклинали друг-друга, но все же вместе.
- Она за раз три раза кончает, - до сих пор восторгается Мося.
Это
