кухне. Тут же устроили ночную говорильню.
Мясник с Пикой рос вместе. Утро жизни у них общее, безоблачное. Как в исповедальне все выложил – как его из школы выгоняли, и не раз, и все такое. Мне все это интересно? Еще как интересно. После этой молодежи мне как общаться с другими, со своими ровесниками, например? Общение сними проходит обычному по одному и тому же сценарию. Ну, мужей вспоминают, чаще недобрым словом, детей ругают, болячки свои перечисляют. Возраст не скроешь, дает о себе знать. У меня то ли начинка нетронутая, то ли не тем начинена – я себя чувствую такой же, как в те далекие годы, когда допускались глупости, разрешались шалости. Поэтому что ли меня все к молодым тянет. Мне нравится слушать их байки. Про темы и вариации, чаще полукриминальные, про их пробную, легкую, без всяких там обязательств жизнь, про их большие и малые проблемы. Мне любо это время, это смутное время, это младое и незнакомое племя. Но я родилась слишком рано и от этого мне уйти.
- Они когда-нибудь лягут спать или нет? – Что у Мясника на уме?
Сын все по телефону болтает, дочь с ноутбуком заодно. Лягут они, как же. Это они нарочно?
- Спать сегодня будут или нет? – Мясник заметно нервничает.
Это ихние проблемы, нас это не остановит. А то, что темно, рискованно даже лучше. Одно слово «Нельзя» чего стоит – подстегивает, возбуждает. В тот раз было все как-то спонтанно. Помню еле заметный пушок на его плече и другие мелкие подробности. Сейчас же я вдоволь могу любоваться этим добром, трогать, мять, щупать, дуть. Только вот шибко шуметь нельзя. Опять нельзя. Но дело того стоит – ведь запретная «любовь», как допинг.
Вскоре мы и забыли, что не одни. Не то, что детей, соседей могли перепугать. Дака заходила. Мол, у нее сердце прихватило. А мы сидим напротив друг-друга, скромно чай пьем. Кто бы поверил. Дака еще ничего, перед сыном стыдно. Он ТАКУЮ меня не знает.
Есть же ванная – вот где можно уединиться и безнаказанно предаваться греху. Дело в том, что она изнутри не закрывается. Нас это не останавливает, нас ничто уже не остановит. Потоп чуть не устроили. Фантазия так разыгралась, что готовы на любые подвиги. Тут я себе на удивление позволяю ему то, что доселе никому не давала. Все этого хотят, а досталось какому-то Мяснику. И чего я упорствовала. Не умерла же от этого. Даже капельку удовольствия получила. Мясник супер? Или я мастерица? Скорее ни то, ни другое, все само собой выходит. В этом деле учителей нет. Даже опыт не играет особой роли. Я столько времени потеряла. Не тем занималась, не туда стремилась, не тех любила, наконец. Но в наше время парни были не то, что другие, просто все были немного зажатые. От одного слова «секс» все же шарахались.
В наше, увы, уже далекое время мы тоже по хатам гуляли. На каждой койке по паре. Это были бесконечные баталии. Не давались мы, а парни и не упорствовали. Может, оттого, что мы были малолетками? Скольких мы так упустили. Хотя не уберегла я себя для того же Треугольника, я достаточно долго не давалась. Два года что ли.
Только когда мы легли, обессиленные, опустошенные, дети заснули. И как мне дальше жить? Молиться на Мясника? Он наверняка одноразовый, по крайней мере для меня. За молодостью не угнаться. Они быстроногие. Впрочем, все в этом мире преходящее. Мужчина, он, как переходящее красное знамя. Вот и утречко наступило, а мы и не заметили. Теперь и умирать не страшно. Вот сказанула-то. Это я каждый раз говорю. Любому – как в первый раз. В каждом мужчине есть что-то такое, неуловимо милое… Особенно в молодом.
Утро уже, а работать кто будет? Ах, сегодня же у меня выходной. А то бы сейчас побежала на работу, даже рожу не помыв. Краситься и то лень. На наш маскарад мало кто обращает внимания. Им тело подавай.
Мяснику пришлось идти на работу. Мясо рубить, это тебе не в офисе прохлаждаться. Я же в СИЗО еду с майданом. Со мной Дака, там и вечный ее адъютант Мака присоединилась. Домашнее не берут, холодильника же в камерах нет. Хорошо хоть сигареты заранее приготовили, то есть все поштучно разрезали пополам. И конфеты, заблаговременно оголенные, и чай в целлофановом мешочке приняли. Такие меры предосторожности, можно подумать, что ничего нельзя пронести. Надо будет пронесут, сами же менты, не за спасибо, конечно. Некоторые сигареты все же оставили целыми. Там же Дака что-то подписала по моей подсказке. Я же прирожденный коспиратор.
В магазине очередь – все хотят побаловать своих близких в день ысыаха. С одной женщиной разговорилась. У нее два сына тут лежат. Говорит, столько денег на одних адвокатов угрохали, а толку мало. На майдан сколько уходит они и не считают.
- Этим и живем, - вздыхает женщина.
Есть на свете такая профессия – адвокат. Мало что делает и денег много получает. Это в кино они бойкие и языкастые, на деле же они одна формальность. Надо было на юриста отучиться, да никто вовремя не подсказал. Даку бы настроить, да она ментов на дух не переносит. Хотя именно из таких и еще покруче получаются настоящие менты, особенно опера.
Долг выполнили, все же донесли-таки майдан. Что-то часто мне СИЗО стало сниться. Думала, передачку ждут, потому и снится. А вдруг к чему-то другому… Я же драться не умею, я там не выживу. Сами же красные растоптают. Еще я вечный терпила, за это же не прощают. А круг-то сужается…
Тут женщин много. Мужья, любимые – такие близкие и недосегаемые. Я представить себе не могу, чтоб… Впрочем, о чем это я? У меня некого отбирать и слава богу.
Дака еще свою фотку подложила. Пика в ее сердце занимает особое место. Его никем не заменить. А эти – пляжно-проточные, так, временные. Она в части любви великая пессимистка. Дочь ложной феминистки иной быть не может.
И снова Прим
Приезжаем домой, а тут Прим со своими новыми бредовыми идеями. Неделямизагульный уехал домой в деревню, она снова свободна. И это ее радует. Он, видите ли, разрешил ей хорошенько погулять на ысыахе. Что за свободные отношения?
На ысыах, так на ысыах, а деньги? У Прима даже на автобус денег нет.
- Ничего, найдем, а «кошельки» на что?
Прим где-то зарядилась, ей хорошо. А мне спать охота. Получается, зарядник у нее лучше… По плану мы едем на праздник, ой как неохота. Прим не даст тебе расслабиться.
По пути с автобусниками заигрываем, все шутим, все смеемся. Нам то здесь, то там мерещатся призрачные мужчины с тугими кошельками. Между тем Прим переговаривается со своим старым «кошельком». Тот с Крайнего Севера, менталитет другой.
- Он такой медлительный, ужас. Да он вообще тупой, - что это с Примом?
- Пока до него дойдет… Ты сама с ним договаривайся, айакка, не хочу с ним больше шоворить.
Здрасьте, я-то причем. Но надо. Этот «кошелек» должен нам палатку предоставить. Есть, пить тоже надо.
Приезжаем к месту дислокации – нас никто не встречает. Ни тебе палатки, ни самого «кошелька». Как назло связь исчезла. Мы среди людей, но как на необитаемом острове. Прим ругается. У нее это довольно прилично получается. Мат - это вроде моя фишка, да приходится помалкивать. Прим на грани нервного срыва. Прим в бешенстве. Такой я еще ее не видела. Прим в ярости. В конце-концов она стала заговариваться.
- Где наши новые друзья, где «кошельки»?
Люди с интересом на нас поглядывают и проходят мимо. Кому нужны бесхозные, оттого и злые, довольно потрепанные бабы.
- Давай, сами пойдем, - предлагает Прим.
- Что? С таким вот багажом? – я не соглашаюсь.
Я и без этого злая, и не оттого, что нас кинули. Дака же, еще когда мы в автобусе были, звонила. Они с Мясником, покупают ему одежду. Приоденется, прибодрится и поминай как звали. Молодой, он же шальной. Сегодня здесь, завтра там. Я не знаю, что делать, тут уж не до праздника. Между тем нашелся один сердобольный. Помог вещи нести, устроиться на травке. Тут с водой проблема. Купить и то негде. Помощник с донельзя припухшими веками что-то не торопится раскошеливаться, даже на простую воду.
- Воды хочу. Дайте попить, - Прим просит у мимо проходящих.
На нас уже обращают внимание. Прим еще платье одела, национальное. Украшения якутские нацепила. Она уже радуется жизни. Танцует, прыгает – дитя природы. При том болтает без умолку.
- Я на праздник приехала. Я не буду тут сидеть.
И тут же упорхнула. Вскоре за ручку привела какого-то пузатого дяденьку.
- Он в Госсобрании работает, - с гордостью сообщает она.
По мне хоть в правительстве. Наш же харч жрет, толку от него, как от козла молоко. Он еще ложится на травку, Прим начинает над ним колдовать. Тоже мне удаганка-шаманка. Она ему пузо гладит и все такое. Тот-то довольный, хоть и в Ил Тумэне он, не каждый день ему пузо чешут. А этот с припухшими веками ко мне присосался. Он, оказывается, в одно время со мной в одном городе в одном учебном учреждении учился. Есть точка соприкосновения, он этим и спешит воспользоваться. Мне же не до опухших рож, мне Мясника подавай, да он далеко и неизвестно с кем. Кошельками тут и не пахнет, не до чужих пузатых да престарелых мужиков мне. Да еще этот с бодуна ли припухший достал. Прим все радуется. Прохожие на нас глазеют. Что я тут делаю?
Все, решено. Еду обратно, благо, Прим не против. Я ее оставляю одну – без палатки, кошелька. Впереди – два изнурительных дня праздника без денег. Впереди у нее полная неизвестность. Прим остается возле чужой палатки с вещами и без телефона. Выглядит бодро. Это я потерянная душа. Дался мне какой-то там Мясник.
Ах, какие мальчики
Спать как охота, но нельзя. Надо быть начеку, хотя бы на связи. Как связь появилась, я звоню Даке. Она не шибко-то обрадовалась. Надеялись, что я как минимум на два дня исчезла. Не часто такое счастье выпадает. Вдруг на тебе, я возвращаюсь. Им я точно не нужна, уж тем более Мяснику. Чует мое сердце что-то недоброе…
Дака в душе надеется, что я наконец найду себе кого-нибудь на стороне, желательно с хатой. Мне и искать не надо, все само приходит. Сама же Дака и поставляет. Поставщица мне на этот раз что-то не то подсунула?
Я бойко поднимаюсь на свой этаж. Мне Дака открывает.
- Ты Маку-то приструни. Они с Мясником в ванной уединились.
Что и требовалось доказать. Ведь предупреждала я Маку утром, не трогай, мол, чужое. Меня еще никто не кидал, это я – кидала. Старость-то не радость, с молодыми не поспоришь. И как ее приструнишь? Не смотри, что она такая кроха, она дерется, будь здоров.
Значит, они в ванной. Не устраивать же сцену, много чести. Дома духота, народ. И на балконе парочка. Это моя квартира или не моя?
- Смотри, а Дака похожа на нее, особенно глаза.
Я что, до такой степени нереальная, что при мне меня же обсуждают. Конечно же дочь походит на мать. Гены общие, кровь одна.
- Будешь пиво?
Что за вопрос? Хотя, без пива никак. Надо же как-то отвести душу. Мясник этот, да и чертова Мака.
- Угу.
Проблема Один, но пока еще не проблема, хитро улыбается. Его друг, почти что сиамский близнец, на Грязные Волосы который похожий, во всем его поддерживает. Да у него глаза красивые, зеленые что ли. Назовем его пока Кошачим Глазом. Мы те же аборигены, пусть и имена наши будут под стать индейцам.
Пиво теплое, но сойдет и такое. Что-то оно меня не берет.
- Будешь еще? – Что это он такой щедрый.
Видать, халява, а спонсор кто? Небось, Мясник раскошелился.
- Ага, - и я не откажусь от халявы.
Не каждый день молодежь пиво
