солнечного сглаза и солнечный сглаз.
Имре выступил почти провально, с его рук сорвалось только тоненькое золотистое пламя и угасло. Защита Мате даже не замерцала, её эта попытка не затронула.
–Не сразу, друг мой, не сразу всё получается! – я улыбнулась, подбадривая мальчика, – я в своё время только с шестой попытки солнечный сглаз пустила, и то, похоже, от страха…
От страха перед линейкой мадам Франчески.
–Меняемся. Мате – солнечный сглаз, Имре – защита.
Почти то же самое. Ну, я уже привыкла – у этих двоих почти всегда одни и те же результаты. То ли из-за того, что они близнецы, то ли они нарочно не желают соперничать и быть лучше другого – не знаю.
–Тимея и Эне…– я перешла к следующей паре. – Девочки?
Тимея шандарахнула. Причём, слава природе, мимо щита, который Эне вдруг опустила.
–Какого чёрта? – возмутилась я. – Эне?!
–Простите, профессор, мне стало…– Эне затрясло, я сделала глубокий вдох, успокаивая нервы. Эне нервная, очень. У неё хорошо получается с зельями и совсем не получается с моим предметом. Что ж, такое бывает, не все мы одинаково способны ко всему, это и придаёт нам смысл, но чтоб бояться заклинания настолько, чтоб опускать щит? Девочка, где твои инстинкты?
Так, ладно, Магрит, всё в порядке. Да, при твоём поколении дети были смелее. Мы сами практиковали заклинания, сами практиковали ритуалы и вызывали мёртвых, но это были мы – более ловкие и более смелые. А эти? Ну что за…
–Эне, теперь твоя очередь. Тимея, готовься.
Но у Эне даже золотой пыльцы не случилось. Она совсем расплакалась. Тимея взглянула на меня с ужасом и укором.
Ох! В моё время, если у кого-то не получалось сделать заклинание, мы не смотрели на преподавателей с укором, мы начинали насмешничать и советовать перейти в разряд обслуживающего персонала Академии!
–Габор и Ласло! – хоть эти двое меня порадовали. Солнечный сглаз на ура от обоих, защита у Ласло, правда, дрогнула, пришлось вмешаться, но, хотя бы не случилось истерики о том, что чего-то там страшно.
Ну что ж…оставалась Каталина.
Я взглянула на неё. Она вызывала во не жалость, и от этой жалости росло моё отвращение к ней. Она лезла со своими замечаниями, поправками когда мы писали или решали что-то письменно, но всё это таяло, когда речь шла о магии. От других преподавателей я уже знала, что Каталина не только на моём предмете такая. Везде, где требуется практика, она робеет и сминается, отбивает потом на письменных занятиях и ответах.
–Готова? – я вздохнула, она была мне неприятная в своей жалкости, но я же преподаватель. Вдобавок – я ведьма. Едва ли я была лучшей ученицей, чем она. Я тоже доставляла хлопоты и бедствия. Правда, совсем другого толка, но чую – некоторые профессора меня ненавидели. – Давай, нападай.
Она кивнула, но не пошевелилась более.
–Нападай! – велела я. Не послушаться второй раз она не могла. Подняла на меня несчастные глаза, свела руки в нужном знаке.
Пусто.
–Бывает, – согласилась я мягко. – Это ничего.
Она опустила руки и голову, боясь на меня взглянуть. До самого конца занятия вела себя тихо, даже не сделала мне замечания, когда я напомнила про то, что нужно сделать конспект с параграфа.
–Шестнадцать…– и тут же поправилась, – пятнадцать, прошу прощения!
***
–Мою дочь запирают в шкафу, а вы не знаете, что с этим делать? – госпожа Илди бесновалась. Профессор Карлини взглянул на меня, мол, видала таких истеричек?
–Это дети, это их способ самовыражения, – ответил он за меня. Ответ был не самый удачный, но я вспомнила о том, как мы устраивали гон неугодной нам ведьмы Заиры, загоняя её в учебный лабиринт, или как мы устраивали бойкоты…
Дети всегда дети, они всегда жестоки, особенно, если остаются надолго без родителей. Мы, профессора, всё равно не можем их контролировать постоянно. Мы не вхожи в их спальни, не вхожи в их ванные и в их гостиные. Мы встречаем их в классе и ведём уроки. Наказываем, хвалим, следим, чтобы был относительный порядок. Нам можно жаловаться, но лучше разбираться самостоятельно.
–Способ самовыражения? – Илди аж занесло от возмущения, у неё закончились слова и мысли. – Способ? Вы… да я вас!
–А вы где учились? – перебил Карлини. Он оставался спокоен. Маги и ведьмы – это не просто дети, это дети, обличённые силой. Но всё-таки дети.
–Я…– она осеклась, смутилась, – домашнее обучение.
–Оно и видно, – кивнул Карлини, – госпожа Илди , вы делаете из ситуации трагедию. Во-первых, ничего страшного не случилось. Во-вторых, вот перед вами стоит преподаватель по проклятиям, который был свидетелем всего произошедшего.
Илди только сейчас заметила меня, я нервно махнула рукой, мол, привет вам, очень вам рада, покиньте нас, пожалуйста.
–Ну? – недовольно спросила Илди , – что вы скажете в своё оправдание?
Я поперхнулась вежливостью. Оправдание?
–Что вам следует научить дочь взаимодействию с людьми! – сказала я, и только потом подумала о том, что грублю. Но не останавливаться же теперь? – Ваша дочь не умеет дружить и даже общаться нормально. Её не любят – это правда, её не любят её же сокурсники.
«И мы тоже», – мрачно закончила я про себя.
–Что плохого в том, что моя дочь поправила ошибку какого-то…– Илди задохнулась, подбирая достаточно уничижительное слово.
–Это работа преподавателя, – напомнила я, – а не вашей дочери. Преподаватель задаёт вопрос и слушает ответ. Если в ответе есть действительно ошибки, он указывает на это. Он, а не Каталина.
–А вы достаточно хорошо осведомлены…– Карлини сказал то, что я тоже заметила и что неприятно меня резануло – о поведении Каталины с однокурсниками мы ещё не говорили сейчас. Либо это было до меня, либо…
–Моя дочь не имеет от меня секретов! – Илди тряхнула головой, – каждый день она рассказывает мне о том, что происходит в её жизни. она посылает мне письма, поэтому я всегда обо всём в курсе.
У меня дёрнулся глаз. Зная конспекты Каталины, я представила длину и содержание этих писем, видимо, начиная от того, как подали завтрак и заканчивая её ответами на уроках? Ужас. и откуда у ребенка столько времени?
Мне стало жаль Каталину. Она же всё-таки ведьма, как она сломалась и прогнулась под такой уклад? Не может же ей самой это нра…
Стук в дверь. Я обернулась, сбиваясь с мысли, краем глаза заметила, что Карлини поставил передо мной защитный барьер. Я даже умилилась – надо же, старый профессор всё ещё заботится обо мне!
–Войдите…– голос Карлини сделался напряжённым.
Дверь открылась и я поняла, что Карлини заботился, действительно позаботился, но вот только не обо мне, а о том, кто вошёл.
–Ты? – я застыла. Ричард тоже. Он не был готов меня увидеть так скоро и здесь. А я не была готова встретить тут того, кто разрушил моё агентство, сжёг его дотла, и кому я теперь искала способ мести в свободное от обучения время.
–Всё-таки пришёл! – Илди цокнула языком, – надо же! Вспомнил, что у тебя есть дочь?
Ричард даже не взглянул на неё. Он смотрел на меня. Он знал, что я собираюсь ему мстить. Я всё-таки ведьма. А теперь я была близко к его дочери, я была преподавателем, и это означало, что я могу ему отомстить когда угодно и как угодно через неё.
Он изменился в лице. Он не знал что делать. Если честно – я тоже. Маг, с которым я сама когда-то училась, с которым позже даже работала, и который сжёг моё детище, мстя мне за то, что…
Впрочем, я сама отчасти виновата. Но его из-за меня всего лишь понизили в правах, а я потеряла своё детище! Своё агентство, которое так лелеяла и ради которого билась, металась по людскому миру, предлагая свои услуги и пытаясь сэкономить на аренду.
–Ричард! – позвала Илди , почуяв, наконец, неладное.
–Иди домой, – хрипло отозвался Ричард. – Я приду позже. Поговорим.
–Я…– Илди хотела возмутиться, но вмешался Карлини:
–Вам действительно лучше уйти.
Илди одарила Ричарда злым взглядом. Было ясно, что она с него ещё спросит за это обращение, уходя же, она так громко хлопнула дверью, что вздрогнула и стена.
–Я уберу барьер, если вы обещаете быть…ну, разумными, – Карлини встал между нами, – я не знал, что ты придёшь, Ричард, и да, прости, Магрит, я должен был предупредить.
Должны были, профессор. Ой-как должны были! Но что я сейчас могу? Дать пощечину ему? Вышвырнуть его заклятием в окно? Да оно мало. Я пришла сюда, чтобы собрать силы, чтобы найти способ наверняка в записях профессоров по проклятиям. Так что сейчас, пока способ не найден, а в душе моей ещё не собраны все осколки, не посажены на клей из жажды мести и отчаяния, я буду покорной и послушной.
И даже мирной.
–Вот и ладненько! – профессор убрал невидимую стену между нами. – Ну так… как дела?
–Я не знала что Каталина твоя дочь, – сказала я сразу. – Не знала, правда.
–Илди не стала моей женой – мои родители были против, – ответил Ричард, как будто меня волновало что там у него было в жизни. Хотя насчёт родителей я не удивлена. Они дали ему капитал, дали ему средства и возможности, они и диктовали ему что делать и с кем быть. – Мы разошлись, она записала девочку на себя. Но я… когда могу, я участвую в её воспитании.
–Опоздал ты, – мстительно заметила я. – И не потому что Магрит, обиженная тобой, тварь последняя, которая на ребенке отыгрываться будет, а потому что Илди твоя…
–Сам знаю, – Ричард вдруг улыбнулся, – родители оказались правы. Не знал, что ты здесь!
–Мне некуда было пойти. Я жила в том месте, которого ты меня лишил.
–Прошу прощения, но вас, Магрит, всегда ждала Академия, – Карлини влез невовремя, но я обернула это себе на пользу:
–Да, вы правы, профессор. Прости, Ричард, я не настолько верно выразилась, как бы хотелось мне. Я имела место, куда могла отступить. А вот моя помощница Габи…
Габи! Несчастная, бедная Габи! Неприкаянная. Рождённая в магическом мире, она не умела колдовать, просто не могла. Но и к людям уйти тоже. Печать ненужности для двух миров, всё, что она имела – это низкооплачиваемую работу у меня, и едва ли могла надеяться на лучшее. А сейчас из-за Ричарда она потеряла и это. И если я нашла себе место для утешения и подпитки, то она…
Я даже не знала, если честно, где там она. Я слишком ушла в себя. Я упала в тот день со всех ступеней своей жизни. Надо было теперь подниматься. И тут не до нее. Самой бы выйти сперва. Самой бы вдохнуть!
–В прачечной работает, – вдруг сказал Ричард, – я пытался дать ей денег, если тебе интересно.
Мне было интересно, но как я могла сказать ему об этом?
–Но она сломала об меня метлу. Было больно, – продолжил он, – очень захотелось, конечно, отреагировать, но я не цепляюсь к слабым. А теперь серьёзно.
Он помрачнел. Я знала почему. Прекрасно знала. Его дочь была в Академии, где у него не было власти, но где власть была у меня – у ведьмы, что он жестоко разбил.
–Моя дочь не виновата в наших разборках, – сказал он твёрдо, – со мной можешь делать что хочешь, а ты явно хочешь – я знаю, но её… только попробуй.
Мне захотелось съехидничать, напугать, сказать, что он всё равно в ближайшие сутки, как минимум, ничего не сможет сделать, ведь прошение о переводе на домашнее обучение надо ещё добиться. Мне захотелось сказать что-то злое, показать, что он ничто, что я могу сделать всё что угодно с его Каталиной и он меня не остановит, и слова уже плясали на языке – ядовитые, злые, полные ненависти.
Но я вспомнила девочку.
