Речь идёт о родителях писателя Ивана Сергеевича Тургенева. Два кардинально противоположных человека, и единственное, что их связывало – это неукротимость характеров. Священник села Спасское-Лутовиново обвенчал их в церкви, но, держа перед новобрачными свечу, не знал, что из них двоих любит только она. Он – нет. Ему, красавцу и щёголю, хотелось иметь и жену, подобную себе. Он прекрасно понимал, что никогда не сможет привести свою супругу в общество, никогда не будет танцевать с нею на балах, но пять тысяч крепостных душ… О, это число с некоторых пор стало сниться ему по ночам! Вырваться из бедности любой ценой – вот что ему действительно хотелось.
И бравый офицер, «красавец с русалочьими глазами», как часто о нём говорили, решил сделать своеобразный «ход конём»: связать свою жизнь с той, к которой совершенно не лежало его сердце. Его привлекало богатство будущей супруги, но не более того. Такие браки обычно разрешаются чем-то очень необычным, и спустя девять месяцев, Варвара Петровна записала в своей тетрадочке: 1818 года, 28 октября* в своем доме, в Орле, родился сын Иван. Двенадцати вершков росту**. Роды произошли в двенадцать часов утра. «Что же тут необычного? ‒ спросит читатель. – Вся история получается более, чем тривиальной. Люди поженились, и через какое-то время у них появляется дитя…»
Вроде бы действительно всё идёт по жизнью продиктованным правилам. Вот только…
Нелюбимая, несчастливая женщина, мать Тургенева была жестокой крепостницей. Воспринимавшая всю свою жизнь как суровую кару судьбы, она и роды, которые дались ей очень тяжело, приняла как наказание. Всю свою оставшуюся жизнь она будто брала реванш за неудавшийся брак, за тяжёлое детство, когда ею постоянно помыкали. Когда, чтобы не быть обесчещенной отчимом, она сбежала к дяде, в доме которого жила на правах домработницы. Став взрослой, она горько рыдала над французскими романами, убиваясь над прочитанным, над несправедливостью и жестокостью жизни по отношению к главным героям, и выходила к обеду или ужину с заплаканными глазами и красным лицом. А в это время на конюшне секли мужиков, распоряжение о наказании которых дала она лично.
Вообще это была весьма интересная женщина, которая ставила своё «хочу» превыше всего остального. Однажды, найдя в одной из церковных книг выражение, которое никак не мог понять её ум, она, «обидевшись» на Бога, запретила праздновать в своём имении Пасху. И в то время, когда по округе плыл радостный церковный звон, колокола в Спасском-Лутовиново молчали.
А что же отец? Сергей Николаевич даже пальцем не пошевельнул для того, чтобы как-то изменить отношение к жизни, находясь в браке. Гулёна и дамский угодник, он крутил романы направо и налево как с барышнями из приличных семей, так и с крепостными девицами. Жену он не любил, сыном вообще не интересовался. Варвара Петровна страшно ревновала, но… мужа боялась, поэтому истерик в доме не устраивала. Каждый из них двоих словно жил сам по себе, жил для себя. Сергей Николаевич установил в доме такой порядок сам, а его жена (это был единственный случай, когда она не смогла не подчиниться) приняла эту жизнь.
Куда было бежать ребёнку, которого за любую, даже самую малую провинность, была готова наказать мать, и на которого совершенно не обращал внимания отец? Было в доме Спасского-Лутовиново такое место, и называлось оно библиотекой.
Самой любимой книгой маленького Ивана была энциклопедия птиц. Впрочем, это неудивительно. Ведь птица – это воплощение свободы. Она летает, где хочет, приземляется, куда хочет. Она не дается в руки, далеко не каждый может это свободолюбивое создание поймать, и уж тем более далеко не каждый – наказать. Не то, что людей!
От детской до библиотеки было два шага. Так же близко находилась от барского дома «людская», куда, несмотря на строгие запреты матери, постоянно убегал юный Иван. Именно там услышал он от одного из крепостных крестьян Леона Серебрякова стихи Михаила Матвеевича Хераскова. Крепостной мужик, фактически наполовину раб, оказался на удивление сведущим в литературе человеком. Это он наизусть читал Ивану отрывки из «Россиады». Причём читал дважды. Как позднее вспоминал Тургенев, «первый раз был черновым вариантом, чтобы я мог понять, о чём идёт речь, а вот второй, чистовой вариант, прочитывался уже с правильным ударением, с интонацией. Впрочем, я оба раза слушал жадно и не сводил с Леона глаз. Я слушал мало. Глотал – тоже мало. Давился - хорошо».
А ещё юный Тургенев любил просто поговорить с дворовыми людьми. Тот же самый Леон очень сокрушался, что российских детишек часто отдавали в обучение немецким и французским педагогам. «Русские! Русские люди должны учить наше молодое поколение!» ‒ восклицал Леон. Позднее Тургенев вставит эти слова в одно из своих произведений – «Пунин и Бабурин»:
- От российского мы отклонилися, на чужое переклонилися, к иноземцам обратилися.
Позднее Тургенев очень долго жил во Франции, где его часто называли «русским европейцем». Он, часто слыша упреки в свой адрес, что, мол, что толку якобы ратовать за своих, российских поэтов и писателей, находясь вдали от них?
Но Тургенев не просто «находился». Блестяще владея французским, он переводил произведения с русского языка, знакомил французскую интеллигенцию с русской литературой. Мировая слава Толстого и Достоевского – интересно, гремела бы она без подвижничества Тургенева?
А тем временам на родине один из его рассказов - а если сказать более точно, «Хорь и Калиныч» ‒ напечатали в «Современнике». Главный редактор долго чесал затылок, думая-гадая, в какую рубрику поместить этот «несуразный», как он выразился, рассказ? Так ничего и не придумав, он разместил его в разделе «Смесь», снабдив собственноручной припиской: «Из записок охотника». Этакая попытка расположить тех, кто будет его читать, к снисхождению!
Однако русскому читателю пришёлся по душе «несуразный рассказ». Нет, в нём не было слов, разоблачающих крепостное право, не было призывов к революции. В нём было любование русской природой, утренними зорями, лугами, лесами России, описание русского человека. «Записки охотника» - это литература, а не политика. Но что, как не литература, может буквально свернуть горы? Что может перестроить сознание человека? Кстати (и это достоверно известный исторический факт) Александр Второй, просил передать Тургеневу, что первые мысли об отмене крепостного права у него зародились именно тогда, когда он читал «Записки охотника».
Так и хочется воскликнуть: «Что же это за страна такая, где императоры принимают решения, начитавшись литературных рассказов? Что же это за страна, в которой слово писателя оказывается настолько мощным, что оно действует сильнее законодательных актов и утвержденных законов?»
Имя этой страны - Россия.
Романы Тургенева позднее вызовут бессчётное количество горячих споров. Ведь они изменят многие судьбы. Барышни Тургенева словно шагнут со страниц произведений Тургенева. Вырвавшись из своих дворянских гнезд, они шагнут кто на войну, кто в монастырь, кто подастся в учителя, чтобы просвещать детишек, получая при этом скудное жалование.
Базаровы, Рудины, Инсаровы – в них читатели постепенно узнáют себя. Не стоявший на баррикадах Тургенев, цепко подмечал все происходящие перемены в России, все общественные настроения. Он не участвовал в демонстрациях, но принимал участие в схватке идей. Поэтому в его романах очень крепко схвачена атмосфера века. И читатели не могли не обратить на это внимание.
Тургенев… Это имя будет вечно всегда. Гением Пушкина создан великий могучий литературный русский язык, гением Тургенева он доведен до совершенства. Писатель, которого с интересом читали и простые люди, и те, кто был облечен властью. Похвастаться таким может далеко не каждый мастер слова.
