Инок

нее сделать, как и родители, которые сообщили ей о вердикте врачей. А плакать… Что толку, если найти нужную сумму для спасения Гели они не могли.
    Никон имел кое-какие накопления, но этого оказалось недостаточно. Поэтому он спешно продал машину и квартиру, наплевав на то, что продешевил. У них с Лесей не было времени. Он сказал ей, что нашел деньги, а она даже не благодарила его, потому что занималась оформлением документов сестры и отправкой ее в сопровождении матери на лечение в Германию. Никон только выполнял ее поручения – бегал по инстанциям и собирал необходимые справки и разрешения.
    Его родители пребывали в недоумении, однако по опыту знали – если он что-то решил, своротить с пути его практически невозможно. У него осталась небольшая сумма, но он и ее отдал Лесе, чтобы она могла в случае надобности посылать матери еще. Отец сестер работал на двух работах, но этого только-только хватало им на жизнь, ведь Леся получала в фонде не так много, а мать оформила на работе длительный отпуск по уходу за старшей дочерью и сопровождению ее на лечении. 
    Никон не считал себя героем, напротив. Будь он верующим, то после всего стал бы отмаливать свой грех, поскольку сделал все это из-за того, что влюбился в эту студенточку. Сразу, безоглядно и бесповоротно. К своим 30-ти годам он вполне мог понять свои чувства. 
    Весь этот год, пока шло лечение Гели, он просто помогал Лесе в ее преддипломной практике. Только поэтому она хорошо защитилась и нашла работу. Ее, как и некоторых других выпускников педагогического факультета, нанял благотворительный фонд для сопровождения детей из социальных садов, участвующих в новой экспериментальной программе, поддержанной Отделом образования. Работа нанятых выпускников заключалась в сопровождении детей дошкольного возраста в социуме и в индивидуальных развивающих занятиях с ними не в детсадовских группах, а в реалиях города.                         
     
***6
    Леся не знала, где Никон раздобыл нужную сумму. Долгое время все внимание Леси поглощали только новости о состоянии сестры и все связанное с её отправкой на лечение. А параллельно с этим у нее началась преддипломная практика, которую она чуть не завалила. И опять ей помог Никон. Он заставил ее заниматься и готовить дипломную работу.
    После продажи квартиры он переехал к родителям в свою бывшую комнату. Для чего он так спешно продал машину и квартиру, подаренную ему дедом, а так же, куда он дел все вырученные деньги, родители не спрашивали. Он все равно не ответил бы. Но отец очень надеялся, что сын сделал выгодные инвестиции, поскольку знал, как некоторые молодые люди процветали на крипто валюте и иных вложениях. Ради быстрого накопления капитала было совсем не жаль подержанного фольксвагена и небольшой квартиры в старом фонде с обычным косметическим ремонтом – без капитальной замены коммуникаций и старинных деревянных окон и дверей на современные и дорогие. О полах отец и вовсе молчал, поскольку в кухне той квартиры даже ламинат никто не настелил, там оставался древний паркет, которому было не менее 60 лет.
    Дед Никона тоже ничего не знал. В отличие от сына, отца Никона, работавшего в большой коммерческой фирме топ-менеджером, дед трудился в поте лица, заменяя иногда своих мастеров, когда появлялось много заказов. В 72 года это являлось не очень легкой задачей, да и зрение уже подводило, но он не привык расслабляться. Когда внук учился в школе, дед часто привлекал его к работе в своей мастерской. Никон обычно занимался ремонтом оргтехники и компьютеров, он хорошо в этом разбирался уже в 10-11 классах.
    Весь последний год Никон замкнулся в себе, прервал общение почти со всеми знакомыми, да и со своими друзьями, а со своей последней пассией расстался и того раньше. Он полностью погрузился в свою работу над диссертацией, и только общение с Лесей возвращало его к обычной жизни. С ней он постоянно улыбался. А она даже не подозревала, что он в теперешней жизни стал угрюмым нелюдимом, и считала, что Никон всегда такой же неунывающий, деятельный и веселый, каким был с ней. Он помнил себя таким только в прошлом. Тогда друзья считали его душой компании, он знал тысячу приколов и шуток, был артистичен на танцполе, хорошо пел, умел имитировать йодль, григорианские пения, в которых включал высокий юношеский тенор, а также исполнял старинные русские народные напевы, переходя в них на старушечий голос без определенного пола. Когда-то в школе его часто называли фигляром.
    Матвей, пока они втроем ехали на Васильевский остров, вдруг сказал:
-Весь последний год все наши вылазки на природу и колгота по клубам являлись фактически спектаклями для самих себя. Мы пытались имитировать прежнее веселье. По-настоящему веселиться мы могли только с Никоном.
Леха и Юрец молчали. Потому что Матвей сказал правду.         
-Матвей, я забыл ингалятор в сумке, а она в багажнике, – вдруг произнес Юрец придушенным голосом. Матвей быстро припарковался у поребрика, а Леха выскочил и кинулся к багажнику. Пока они ехали, он сидел на переднем сиденье рядом с Матвеем, поэтому не заметил примет удушья у Юрки.                       
-Ну чего ты, чего, – расстегивал ему ворот Леха, пока Матвей брызгал ему в рот смесь из ингалятора. Но Юрец дышал слабо. Они подложили ему под голову и плечи подушки, открыли двери настежь, но это не помогало, Юрец сразу ослаб и не открывал глаза.
-Давай, Леха, скорую вызывай! – крикнул Матвей, – У него губы уже синие.
-Грудину ему массируй! – заорал Леха, ожидая ответа службы скорой помощи, – Только ребра не сломай, он слишком слабый.
    После того, как медики оказали Юрке помощь, Матвей развернул машину и повез его домой.
-А как же дедушка Никона? – спросил Юрец слабым голосом.
-Успеется. Сейчас речь о тебе. Чего это ты? На себя всю вину взвалил? Это я во всем виноват! – воскликнул Леха в сердцах.
-Не кричи на него, – осадил его Матвей.
Сейчас Леха сидел рядом с Юрцом и держал его за руку, а сам украдкой вытирал увлажнившиеся глаза. 
-Инок теперь никогда к нам не вернется? – слабым голосом спросил Юрка.
-Да твою ж мать! – прорычал Лёха, – Мы найдем его, и все будет как раньше! Повинимся во всем, он поймет и простит. Ну, дураки, закоснели совсем, баблосами сорить научились. Но мы искупим, Юрец, ты не бойся!   
    Когда они доставили друга домой, где уже суетилась его мать, Матвей спросил ее:
-А близнецы сейчас где? В садике?
-Нет, в парке они, с Лесей и другом её. Такой большой, все время в темной рубахе ходит. Как Герасим из "Му-Му". Он часто ей помогает, ведь за нашими бандитами глаз да глаз нужен. Но они его слушаются. А сегодня там снова какой-то тематический праздник – вроде как старинные обычаи разыгрывают и ночь накануне Ивана Купалы. Типа костюмированного представления, актеров им пригласили и песенников. Сам-то праздник еще через неделю, а это пока для детей.

***7
    Когда Никон и Леся уже загрузились в микроавтобус к актерам и сели на заднее сиденье, оказавшись отгороженными от участников танцевальной группы, Леся спросила:
-А все-таки, где ты тогда нашел такую большую сумму?     
-У моего деда процветающий бизнес, и он ежегодно выделяет деньги на благотворительность. Просто совпало, что Геле потребовалась оплата на лечение, – соврал Никон на голубом глазу, – Для него это не слишком накладно. Он ведь бизнесмен.
-Ну, тогда я спокойна, – обрадовалась Леся, – Спасибо твоему дедушке, он очень хороший человек, если не жалеет денег на помощь незнакомым ему людям.
-Ну… он за это получает льготы по налогам,– улыбнулся Никон, а про себя подумал – дед, прости и спасибо, что и в этот раз выручаешь меня.
    Леся сидела так близко, что у Никона сердце чуть не выпрыгивало из груди. С обеих сторон на заднем сиденье участники навалили тюки с костюмами и реквизитом. А сразу за ними следовал такой же микроавтобус и вез певческую группу, состоящую из старшекурсников Академии им. Гнесиных. Иногда, когда второй автобус обгонял тот, в котором ехали Никон и Леся, слышалось пение.
-Здорово поют, – искренне восхищалась Леся. Никона всегда поражала ее живость и умение лучезарно улыбаться. Когда она смотрела на проезжавших мимо певчих, он не удержался и сказал:
-Ты такая красивая. Как красно солнышко.
-Это ты уже репетируешь роль? – рассмеялась она.
-Нет. Это я от себя говорю. Потому что… ты давно мне очень нравишься. Даже ночами снишься.
Она умолкла и опустила голову. Но потом взглянула на Никона:
-Ты мне – тоже.
Он сжал ее руку и стал смотреть в окно со своей стороны на пробегающий мимо них лес. Смотреть на Лесю сейчас для него было опасно, он боялся, что не выдержит и начнет ее целовать. Однако его рука то сжимала ее руку, то немного отпускала, когда он спохватывался, что ей возможно больно от сильного сжатия.
    К моменту их приезда киногруппа занималась установкой осветительных приборов. Сама площадка уже выглядела вполне готовой, и в первую очередь привлекало внимание кострище с целым шалашом дров в центре. Устроили даже удобные дорожки для разбега перед прыжками через костер. А две машины, одна медиков, другая пожарных, стояли, спрятавшись в кустах. Пока перед шатром на столах повара накладывали всем желающим еду в пластиковые миски.
    Никон с Лесей также проголодались. Получив свои порции, они сели за один из столиков, стоявших вдоль кустарников на второй линии от съемочной площадки. То и дело по мегафону слышались указания членам группы руководителя съемок, который уже подходил к Никону и разговаривал с ним.
    После обеда Никон взял Лесю за руку и повел ее к реке:
-Хочу посмотреть место для ночного купания, – сказал он.
Они увидели, что мини пляж, дно которого рабочие накануне тщательно очистили, в воде был окружен по кругу частоколом, на котором крепилась защитная сетка. Все это делалось для безопасности, ведь купание должно было происходить ночью. Так же на берегу уже установили прожекторы и закамуфлировали их под березы.
-Как в детском лагере на море, – улыбнулся Никон,– Когда-то в детстве я отдыхал в таком.
-А мы с родителями всегда ездили, Гелю ограждать от всего приходилось.
-Ты будешь со мной прыгать через костёр? – спросил Никон.
-Это же какой-то обряд для пар? – спросила Леся.   
-В ночь на Ивана Купалу выбирались суженые, и совершался обряд – прыжки через костёр, взявшись за руки, обмен венками, а потом поиски цветка папоротника и купание в утренней росе.
-Папоротники ведь не цветут?
-Не цветут. Но поиск из-за этого не отменяется. Цветком становится нечто другое.
-Поцелуй?
-Да, как подтверждение любви.   
-Страшно через огонь прыгать.
-Не бойся, его высоту строго ограничат.
-С тобой я прыгну куда угодно, – улыбнулась Леся, – А купаться голыми будут, как в кино?
-Не совсем голыми. В белых рубахах до колен. Но, когда они намокнут, то почти ничего не смогут скрыть.
-А нам с тобой тоже нужно будет купаться ночью?
-Это обязательный элемент обряда, праздник ведь называется Купала. Вода в этот день приобретает живительные и магические свойства. И ночью она теплее, чем днем.
-Хорошо. Я согласна.

***8
    Между тем Юрке хоть и сняли приступ астмы, чувствовал он себя не ахти и сидел всю неделю на больничном. А 6 июля, где-то в