Неудачница

режиме протянуть ещё лет двадцать без особого вреда для себя.
Это меня уже не устраивало, и я слегка потянула её магическую защиту на себя, стаскивая полупрозрачно-синюю плёнку её оболочки как одеяло. Плёнка подалась и треснула, обнажая обыкновенное податливое тело профессора Моркенс. Она не защищала себя совсем. Она не думала, что в Академии кто-то причинит ей вред, поэтому её защита была легко проломлена мною. Профессионализм она тоже, видимо, пропила!
Моркенс только недовольно дёрнула ногой, почуяв что-то сквозь пьяную хмарь. Но не открыла глаза. Впрочем, она уже не могла.
Моё заклинание – очень лёгкое, очень простое, усыпило её разум. Вернее, добило крепость её сна. А вот плоть осталась покорна и легко поползла по моему приказу из-под стола. Я смотрела на то, как нелепо ползёт профессор Моркенс, как пытается встать, преодолевая сумбур своего же алкогольного угара, и чувствовала, как пульсирует в сердце что-то новое, очень довольное, предвкушающее…
Совесть ломилась в моё сознание. Совесть пыталась спросить, зачем я это делаю, ведь мне уже дали место в администрации Академии, и вообще – чего я прицепилась к старухе, и потом – можно же будет попытаться ещё раз договориться с нею насчёт знаний о проклятиях. Но что-то новое легко закрыло совесть и рявкнуло мне:
–Её место теплее будет! Да и материалов от неё много осталось насчёт проклятий. Тебя к ним не пустят по-хорошему, а Ричарда надо убить.
Ричарда надо убить. Любым способом. Любым методом, главное – убить.
И я забыла совесть. Это оказалось легко. Невесомое заклинание заставило профессора Моркенс выйти в коридор – только бы никто не попался! Но пока везло. Коридоры пусты, нас никто не видит. Меня скрывает тень.
И вдруг…
–Девочка, куда ты меня…– Моркенс слабо шевелила языком, но, видимо, опыт ведьмы, работающей над проклятиями когда-то, давал о себе знать.
–Молчи, – велела я и поразилась сама как легко отдавать приказы.
Она покорилась, только попыталась обернуться  и глянуть на меня, но я увернулась от её взгляда и осталась собой. А дальше мы подошли к окну – она, скованная моим заклинанием, и я – не скованная больше ничем.
Мне нужны были её знания, собранные ею книги и свитки, её артефакты, а для этого – её должность.
Когда она вышла в окно, в последний раз взглянув на меня, я сняла щелчком пальцев свои цепи. Всё. Не надо мне лишних улик. Не надо мне свидетельств. Сейчас я ещё вернусь к ней и заберу свой стакан. Пусть всё выглядит как несчастный случай.
А назавтра я буду скорбеть. И самое главное, что меня никто…
–Профессор? –  мои мысли разошлись осколками. Профессор Карлини уже был в покоях Моркенс и внимательно разглядывал мой стакан.
Испуг. Ужас. Ненависть. Обида. Дрожь… неужели я так глупо попалась? Неужели я…
–А где профессор Моркенс? – спросила я, пытаясь ещё убежать от разоблачения. Не сейчас, профессор Карлини, прошу вас! Мне нужны методы, мне нужен доступ, а я вас знаю прекрасно – вы меня по-хорошему ни к чему не допустите.
–Полагаю, на земле, – ответил Карлини спокойно, – отвечайте быстро. Вас кто-то видел?
–Что…– я поперхнулась, но Карлини смотрел ясно, и я поняла, что увертки не выйдет. – Нет, профессор.
–Я погорячился, – сказал Карлини с облегченным вздохом, – когда сказал, чтобы ты не называла себя неудачницей. Ты неудачница, Магрит. Но вместе с тем, твоя неудача тебе на пользу. Видишь ли, придется бросить тебя завтра в горнило ада, то есть, в преподавание. С порога. Понимаю, ты не готова, но теперь уже не отступишь.
Я не понимала и только стояла в ступоре, отказываясь понять происходящее.
–На будущее запомни только, – посоветовал Карлини, – мы своих коллег не выкидываем в окна. Мы отправляем их на пенсию. В остальном вопросов нет. Весь вечер ты провела в своих покоях, ничего не видела, ничего не слышала, ни с кем не пила, Моркенс к тебе не заходила. Ясно?
–Ни разу, профессор.
–А придётся. Не вздумай меня подвести. Я не Ричард, я мщу куда хуже. Так что будь паинькой и завтра вступай в должность. И изображай скорбь. И ищи что тебе там нужно среди материалов этой старой дуры, что потеряла бдительность в стенах Академии. А если бы это было бы проклятие?  Позор! Позор!
Карлини хлопнул меня по плечу и выставил в коридор. Я сползла по стене оглушенная и сражённая. Колючка в груди молчала, триумфа не было, довольства и правильности тоже. Я убила ведьму. Я убила профессора Академии! Я – Магрит!  И ради чего? Ради того, чтобы получить материалы жертвы для следующего убийства.
Ну как-то так, да. И что я чувствую?
Ничего. Я просто оказалась сильнее и сожрала ту часть мира, что сдалась. Я поступила как ведьма – я ни с чем не посчиталась. Я пошла к цели.
Вот только чую теперь, что Карлини обязательно воспользуется этим. Он не был удивлён. Он знал что я так сделаю. И ему почему-то очень удобно, что я обязана ему не просто по-людски, как та, кого он приютил и кому дал работу, а по-магически, ведь он явно дал понять, что прикроет меня.
А что в обмен?..
Магрит, ты влипла! И не как человечинка, а по-крупному. И посоветоваться тебе не с кем: у тебя из относительно близкого окружения Габи и Ричард. Но где Габи ты не знаешь – она потеряла работу и сейчас где-то должна устроиться, а Ричарда ты хочешь убить. Тогда куда идти?
К маме? Мысль о маме спасительна и слаба. Я мысленно отвесила себе пощёчину – она не видела тебя три десятка лет, и её это не заботило. Она отправила тебя под приют Академии и велела не возвращаться. И теперь…
И теперь, Магрит, не смей ни  на кого надеяться. Ты сама себе советчик. Ты сама себе близкий человек. Ты ведьма. Так что давай, хватит сидеть на полу, вставай! Надо действовать. Вставай, неудачница!
Я поднялась. Карлини сказал, что я вылечу отсюда, если хотя бы мысленно назову себя неудачницей. Но я ведьма. Я сама решаю где мне быть и кем мне быть. Если это правда, если я действительно влипаю во всё подряд, это часть меня. И даже неудач я не буду стыдиться. Лучше пойду к себе и лягу спать. Завтра мне знакомиться со студентами, изображать ужас и скорбь от смерти Моркенс и ещё искать как именно я убью Ричарда.
А я его точно убью.
(*) больше о Магрит в рассказах «Об одном доме», «Благое дело», «Чёрный Сад», «Спящее сердце», «Разочарование», «Без вины» и «Руины»)