Другой-9. Учитель

Олегом так посуду мыть или бельё развешивать, чтоб от твоего вида у него штаны порвались. Я тебя научу.

Она мигом помрачнела. Правильно. А то совсем про своего Дафниса забыла. Разнежилась, понимаешь.

- Олег меня любит! По-настоящему любит, как человека, А я тут с тобой, как какая-то шлюха.

- Для шлюхи у тебя маловато опыта. Но это мы исправим. Кстати об Олеге. В данный исторический момент Ольга занимается его интенсивным воспитанием. Спорю на миллион долларов против этой посуды, что Олег очень усердно учится. У Ольги не забалуешь!

- Он у Ольги?!

- Да. Вы начнёте свою с ним жизнь с одинаковой стартовой позиции. Друг друга вам попрекнуть будет нечем. Это первое. Второе: вы оба - два тридцатилетних девственных придурка, упустивших по дюжине самых вкусных лет жизни. За эти годы нормальные люди воленс-ноленс научаются любить. А вам теперь надо догонять пропущенное. Третье: утешу тем, что очень многие всю жизнь остаются жалкими неумехами в искусстве любви. В темноте под одеялом строят потный бутерброд. Или спариваются по кустам, как... идиоты! Сами себя лишают самого прекрасного, что есть на свете. Это же природа только человекам дала! Они же не любят! Они совокупляются. Половой акт они совершают - как скоты бездушные. Если что и было в начале от души, они это удушают.

Я выдержал паузу. Пусть проглотит.

- Ты к нам с Олей зачем пришла? Гимен проткнуть? Двести миллиграмм Пентотала. Пять минут наркоза в кабинете у гинеколога. Вошла девкой - вышла бабой. Тебе это предлагали. Не строй ужасную рожу. Мы с Ольгой - одно целое. О вас мы знаем одинаково. Тебе Оля обещала тайну? Не соврала. От всего мира тайна. Внутри нас двоих всё останется и с нами помрёт. Но прости, мы так работаем. Халтура - не наш профиль. Мы из вас, недотёп, выстроим Женщину и Мужчину - с вот такой здоровенной заглавной буквы. И за этим - именно за этим - ты пришла. А дальше пойдёте вместе: далеко впереди всех этих убогих пододеяльных. Не согласна?

- Так, значит Олег сейчас учится у Ольги. Ольга его обучает, да?

- Да.

- Ты мне сейчас же покажешь, как надо мыть эту чёртову посуду!

Я узрел пред собою реинкарнацию Анки. "Учи, дьявол, пулемёту!". Ну, держись, беляки.

Боже мой, сколько сил и времени потратила со мной мама, разбирая теорию мотивации. Маслоу и Леонтьев должны были загнуться от икоты, пока она впихивала в мои мозги эту чудовищную непонятность. И вот, на тебе - теория в действии. Правильная мотивация, и Лида на лету ловит не то, что указания - полунамёки. А артистичность какая! Ей хоть в Мулен Руж - солисткой, а не у нас в провинции - экономисткой. Я даже зааплодировал.

- Ну, как, у меня получается?

- Ещё как получается! Сама смотри.

- Ой! Неужели это... от был весь у меня в... внутри?!

- Сейчас ты хочешь в этом убедиться?

- Прямо сейчас?. Ффффф! Хочу! Пошли быстрее!

Ура! Сработало! Спальня уже хорошо проветрилась, в воздухе остался только лёгкий чувственный аромат, а постель, промасленная и вусмерть изнасилованная, исчезла, сменившись девственной белизной. На которой голенькая Лида смотрелась очень красиво. Я расположился рядом.

- Когда ты это всё успел?

- Если Партия сказала надо... Скажи, в чём разница между пышным торжественным пиром, ужином в хорошем ресторане и нормальной, доброй семейной трапезой?

- В частоте. А при чём тут это?

- Умница! У м н и ц а !

Моё восхищение было абсолютно искренним. Я предполагал нечто другое, но она попала в цель идеально точно.

- Пир возносит, но он же подавляет и изматывает. Зверски утомляет. Но воспоминания о нём остаются надолго и они украшают память. Пиры бывают так редко. И это хорошо, ибо редкость одно из условий ценности. Ужин в дорогом ресторане. Можно часто. Но, согласись, хлопотно, дорого. Даже разорительно. И все эти кулинарные выкрутасы не всегда полезны для здоровья. А пища нужна каждый день. Вот каждый день - домашняя еда. Простая, питательная, вкусная, здоровая, необходимая. Ты сама к ней приложила руки, сама всё сделала по вкусу. По своему и по его вкусу. С теми приправами, которые вы любите оба. В тишине или под ту музыку, которая ваша.

- Марк, я поняла. Ты учил меня готовить приправу. Спасибо! Но само блюдо успело остыть. Что делать?

- Опять умница! А ну, иди ко мне. Ух, как мы его сейчас разогреем!

До воскресного вечера Лида узнала много нового о любви и о себе самой. Причем о многом в себе самой она даже не подозревала. И многому научилась. Больше всего я опасался перегрузить её. Тело и психика имеют предел прочности. Как бы не сломать. Поэтому время от времени незаметно погружал её в гипнотический транс для короткого, но глубокого отдыха. И сам отдыхал в это время. Ох, нелёгкая это работа - человека тащить из болота. А вот нафига его туда было запихивать?!

Вечером в воскресенье она задала два вопроса, один из которых был неизбежен, а второй у неё возник бы только если я правильно оценил её личность.

- Марк, я вот слышала от других, читала даже. Вот бывает, когда женщина с мужчиной, то ей бывает так хорошо, так, что она как умирает. Не могу объяснить.

- Ты знаешь слово оргазм. Почему ты его боишься? В нём нет ничего плохого. Наоборот.

- А почему я этого ни разу не почувствовала, хотя мы с тобой уже много раз.

- Будь ты глупее, я бы соврал, что это бывает только с самым любимым человеком. И ты бы это проглотила и не поперхнулась бы. Но ты умная. Поэтому тебе говорю правду: потому, что я этого не хочу. Не подскакивай. Эта квартира съёмная, хозяйскую люстру побьёшь. Была бы ты моей любовницей - другое дело. Но я тебя учу не для себя. А для тебя самой. Ну, и для того счастливчика, с которым ты будешь. Вот с ним у тебя будет всё. Будет небо в алмазах, радуги в глазах, вопли и судороги от счастья. Всё будет. Но я совсем не хочу, чтобы у тебя вот тут (я легонько ткнул её пальцем в лоб) закрепилась связь этого с моей персоной. Разрушить её потом почти невозможно. А она нам не нужна, она опасна - такая связь. Поэтому я тебя притормаживал. Идеально было бы стереть у тебя из памяти всё, что происходило между нами здесь. Не проблема, умею. Но не с тобой. Так ты устроена, что у тебя сотрётся слишком много. Жалко.

- Я тебе верю, Марк. А после того, что сказал, верю совсем. Спасибо тебе.

- Впереди ещё ночь. Тебе надо прийти в себя, а то утром ты своим видом будешь собак пугать. За что? У них и так жизнь собачья.

- Смешной ты. Страшно добрый и смешной. Можно ещё спрошу?

- Мы же договорились.

- Это всё было мне. А ему? Как сделать ему хорошо? Я его люблю. Как ему: в алмазах и радуги?

- Ты спросила то, что я очень хотел услышать. Не ошибся. Хвала Афродите, как сказала бы Таис. Не читала?! Вон на полке, чёрный переплёт, слева. Дарю. Дома почитаешь. У тебя были вопросы, на которые я не ответил?

- Пока не было.

- Пошли отвечать и на этот.

- Куда?

- В кровать, куда же ещё. Ну, вприпрыжку!



Утром Лида обнаружила меня вполне прилично одетым на кухне со сковородкой в руке.

- Эх, яичница! Закуски нет полезней и прочней. Полагается по-русски выпить чарку перед ней. Но не с утра же.

- Марк, а где моя одежда?

- В шкафу, на нижней полке. А трусики так и сохнут на балконе.

Это тест. Интересно, как она себя поведёт. Дёрнулась туда-сюда. Конфликт старых и новых установок плюс неявная мотивация. Ну, решайся. Помогу бедняжке.

- Балкон смотрит не на улицу, а на парк.

Я пошёл за ней следом. Подвигу нужен свидетель. А я их коварно повесил на самую дальнюю веревку. И хитро зацепил. Надо дотянуться и распутать ещё. Храбро вышла на балкон голышом. Дотянулась. Совсем не спеша,  даже неторопливо разобралась с кривой пружинкой прищепки и добыла, наконец, своё имущество. Мама миа! Выпрямилась во весь рост и помахала рукой кому-то в парке. Мне из комнаты не видно - кому. Вернулась в комнату с улыбкой победителя - шире ушей.

- Сдала на пять!

- На десять, чтоб мне лопнуть. На сто! Одевайся. Пошли завтракать.

Когда мы уже спускались по лестнице, она задала самый последний вопрос.

- Что ты со мной сделал? Я же совсем другая. Я себя мечтала такой. Тайно. От себя смой тайно. Как?!

- В психологии это по-научному называется "рефрейминг". С английского - замена рамки. У каждого из нас, как у картины, есть своя рамка. Картина - одна и та же - в разных рамках и при разном свете выглядит по разному. Ты осталась собой. Я только поменял тебе рамку и показал тебя тебе в другом свете. Только и всего. Ничего особенного.



Пару недель спустя возле института я снимал с цепи своего оранжевого коня, напряженно размышляя над насущной проблемой: как без обид отвертеться от похода с родителями на юбилей к каким-то очень разнеможным родственникам. И утратил бдительность. Налетело, подскочило, обхватило. Вот Это был ПОЦЕЛУЙ!

- Ну, столько я не заработал!

- Дурак.

Хлюпнуло носом и унеслось. Зато донеслось:

- Ни фига себе даёт. Скромник наш, …. его мать!

А вечером того же дня - звонок. Приятный мужской голос в трубке:

- Здравствуйте. Можно Марка?

- Я слушаю.

- Спасибо, Учитель! Ну, спасибо тебе! На всю жизнь, Учитель, спасибо!

Гудки.

      (продолжение следует)