Другой-3. Генеральская дочка

видеть, что она одна и та же! Неразменный трояк, блин. Пусть поищет себе «казачков» похитрее.

- Ну, при чём тут...

- А при том, что я не дурак и понимаю, что ошибаются все. Humanum errare est, как мы недавно зубрили. И он тоже humo вроде. Пока ещё. Потные работяги, мать его! Не надо брезговать людей в руки брать. Без перчаток. Так можешь и передать. Пусть лучше своему персоналу пасть заткнет. Мне нет никакого интереса звонить на всю Ивановскую. Я своё место знаю. Студент – подработчик. Всё!  Свободна.

- Марк.

- Мне его слава не нужна. Не нужен враг. Я его боюсь. Он эту бабу потому на массаж послал, что отлично во всём разобрался и знал, чем ей помочь. Но не доцентово же это дело - жопы разминать. На то есть простые исполнители. А орден за победу законно получает генерал. Вот так точно и передай. Записать? Именно точно!

- Поняла и точно запомнила. Но Марк, я о другом.

- Спорим, угадаю, о чём? Вот, взял почитать по дороге. Перебьюсь разок. Только не замотай. И бога ради, не трещи при всём честном народе. На все твои вопросы я отвечу, но в тишине и наедине. Ну, такой я скромный и застенчивый. Всё, держи. Это моя «девятка». Пока!

***

- Это не для меня. Хотя очень интересно. Я даже не подозревала, что в простом деле такие глубокие сложности. Неужели ты всё это крутишь в голове, когда работаешь.?

- Нет, конечно. Всё уже прокручено и перешло в руки. А что там такого особо сложного? Не сложнее, чем играть на фоно. Правда, нужна физическая сила. Но не всегда. Важнее правильно чувствовать.

- А...

- Неужели это так приятно? Да. Ни разу не пробовала? Попробуй, оно того стоит. Последняя глава? Угадал.

- Ты страшный человек. Читаешь мысли.

- Да, вот такая я сволочь. Успокойся, мысли не читаю. Это невозможно. Просто здравый смысл и оценка ситуации. Можно. Только не знаю, когда.

У меня всё расписано на месяц вперёд. А последняя глава... Я умею, но в профилактории нельзя. Это у буржуёв – один из методов, а у нас – сама понимаешь.

- А дома?

- А папа с мамой?

- Через десять дней мои уезжают в Венгрию. По культурному обмену.

- Тогда будет тебе удовольствие, а мне развлечение. Не всё же одних только больных пользовать. Можем позволить себе поэстетствовать? Можем. Только не в рабочий день. Институт и работа вместе здорово уматывают. И отдыхать когда-то надо. Да ладно, мы с тобой каждый день видимся. Выберем время.

***

Таня жила в «обкомовском» доме сталинской архитектуры почти в центре нашего областного мегаполиса. Старый, с решетчатыми дверями, лифт выпустил нас на площадке шестого этажа прямо перед Таниной квартирой с  солидной, обитой кожей дверью. Таня быстренько справилась с двумя замками и мы оказались в просторной, дорого и добротно обставленной прихожей.

- Идём в мою комнату, я там всё приготовила.

Всё - это с кровати убрано всё, кроме простыни. А сама кровать отъехала от стенки почти на середину комнаты.  Рядом приставлен  маленький столик. Штора задернута, и в комнате приятный полумрак.

- Уютно у тебя. Кто ещё дома? Я же слышу.

- Бабушка. Но она нам не помешает. Ей всего шестьдесят два, но у неё очень тяжелая болезнь Альтцгеймера. Врачи сомневаются насчёт диагноза, но неважно, как это назвать. Очень тяжёлое старческое слабоумие. Ничего не помнит, не понимает. Недавно в её комнате делали ремонт, так она до сих пор ищет выключатель, там, где он раньше был. Поэтому я не поехала в Венгрию. Нельзя её оставлять одну надолго. Жалко её...

Я промолчал. Горе. Помочь не могу, а говорить сочувственную чепуху, утешать – не тот случай.

- Ладно, давай пока приготовлю...

Я выставил на столик пиалу на треножнике. Наполнил её маслом и зажёг двойную спиртовку.

- Это массажное масло. Бывают разные, но это я выбрал специально для тебя: смесь кокосового и розового. Кокосовое очень приятно и полезно для кожи, а розовое  повышает чувственность.

Таня слегка покраснела. Что-то она должна сказать, так оно прямо-таки из неё просится.

- Одна горелка сильнее. Она быстро нагреет масло и потухнет. А вторая будет поддерживать тепло. Бывают электрические, но я люблю живой огонь. Мистика, конечно, но что-то такое в этом есть.

Достал из сумки подставку, укрепил три ароматические палочки, зажёг.

Пока шли все эти приготовления, внимательно вслушивался в Таню. И слышал только любопытство и предвкушение. Волнение до лёгкой дрожи, смущение – да, нарастающее, и ни малейшего страха или агрессии. Что-то ей очень хочется рассказать.

- Ну, всё готово к празднику Эрота. Прошу Вас, жрица, на алтарь! Давай, я тебя раздену. Это праздуют в костюме Евы.

- Марик, я должна тебе рассказать. Понимаешь... я уже не девушка.

- Понимаю. Это совершенно естественно. Но ты же не превратилась в юношу. Это всё пустейшая условность, девочка.

- Это было несколько раз... Не так, как вот ты...

- Мысли читать не умею, но расскажу за тебя. Если ошибусь, поправишь, ладно?

Она кивнула.

- Была страстная и пылкая любовь. За стенкой кто-то был. И было темно. И вы были одеты. Не совсем, только сверху. Но всё он тебе расстегнул. Было быстро, неудобно, больно, стыдно. Сопение, пыхтение, слюни. Стыд и разочарование, досада. Кровь, слизь, страх.

- Да. Потом ещё, с другими. И ничего, Марик, ничего, понимаешь! Никогда и никому... этот стыд. Почему тебе? Это гипноз?

- Нет.

- Ты Другой. Ты меня не любишь. Я тебя обидела – тогда. Я тебя не люблю. Тогда почему всё это? Зачем? Я тебе нужна? Мой папа! Ты меня покупаешь – этим. Нет. Как я узнала нет? Ты же молчишь. Гипноз.

- Нет. Другое.

- Что?! Не понимаю. Мы одногодки, но ты старше на сто лет.  Я тебя не люблю, не люблю, не люблю же. Стой! Посмотри ещё раз так. Ты не колдун? Вот, поймала. В тебе нет зла. Совсем. Удивительно. Чего нет во мне? Ты мне это дашь. Я всегда знала: чего-то важного, очень важного во мне нет. Ты дашь, подаришь. За что?

- Праздника. Ты очень хороший человек, Танечка, очень. В тебе ещё не было Праздника. Будет! Он будет - твой Праздник! Дай руки.

- Поняла! Я всё поняла! Не надо слов. Нам с тобой не надо слов. Для главного – не надо.

Вот так и грохнулся мой план. В мелкие дребезги. За те почти два года, что я был знаком с  Таней, основательно изучил её. Не особенно выделяя среди прочих одногруппников и одногруппниц. Ну не фиг мне было делать на этих физиках и химиях. Из своей спецшколы я вынес больше. Поэтому отрабатывал практику того, чему учился у Оли. «Невербальная коммуникация» - так это называют в шибко умных книгах. А Оля учила ещё многому. Вот я и упражнялся. Волшебник – недоучка.

О Тане я узнал, что она хорошая. Бывают такие вот исключения из правил. Её родители – особенно отец – в областной верхушке сидели очень близко к верхушке этой верхушки. И ухитрились не протухнуть, остаться нормальными порядочными людьми. А их единственная дочка, Таня, пошла в них. Среди множества птенцов высокого полёта, которых хватало на нашем курсе, она была едва ли не самого высокого. И резко отличалась от них. Ни малейшего выпендрёжа. Ни в шмотках, ни в повадках. Вот прямо средне-эталонная советская студентка. Честная зубрилка-активистка. Я это понял и успокоился. Дальше не интересно. Почему неинтересно, придурок?! Потому, что сработал стереотип.

«Менчн фун ди гейхе фенстер» - так говорила моя бабушка. «Люди из высоких окон» по определению находятся за пределами множества хороших людей. Но они могут быть очень полезны, если с ними ладить, а уж дружить – мечта нанайца. Идеалистов у нас в семье не было и я таковым не был, с поправкой на возрастные особенности. Когда я прокололся с этой медсестрой из неврологии, естественно пришла «оригинальная» идея: «Кто нам мешает, тот нам поможет». Извлечь пользу из агрессивной зависти доцента Бокова  было бы совсем неплохо. Этому далеко не бездарному врачу, но отчаянному позёру и интригану – информация от мамы – позарез хотелось славы. Ну и бери, не жалко. Взамен я бы имел интереснейшую практику и непробиваемую защиту от всех будущих неприятностей. По крайней мере, до окончания института.

Тане, раз уж она оказалась передаточным звеном в этой истории, отводилась простая роль станции – ретранслятора, чьи сигналы усиливались бы термоядерной мощью её отца.

Нет, ну учит же меня, дурака, премудрая Оля: «Степеотипы пригодны только в производстве подшипников. И то, каждый шарик хоть чем-то, но отличается от других».

Или мне мешал информационный шум? Только оставшись пару раз с Таней наедине, чувствовал в ней что-то необычное. И что? Зацепился, разобрался? Хорошая девочка из верхушки общества, которую очень правильно воспитали очень умные родители. И всё?  А то, что они перестарались,  а ты не понял, что она без Праздника в душе? Балда! Неужели я уже начал бессознательно защищаться? Как тогда говорила мама: «вешать на себя человеческие судьбы  и не сломаться самому, не стать уродом».  Надо, чтобы Оля разобралась во мне.

Что мне Оля говорила о таких? Их опасно любить. Несчастны те, кто их любит. Кто успевает – бегут. А кто не бежит?

- Танечка, я спрошу странное. Ответишь?

- Ты Другой. Друг. Отвечу.

- Дедушка умер давно. Ты его даже не помнишь?

- Нет. Жив. Но я его не помню.

- Ты – бабушка? Да!

- Ты колдун. Добрый-предобрый колдун. Да.

- Она устроила твою первую любовь и заболела после. Ты поняла и пыталасть спасти. С теми, с которыми.  

- Я же никогда и никому... Марик, почему мне не страшно?

Бедная девочка. К дьяволу всех доцентов! Работаем.

Я обошёл её сзади, стал вплотную, почти прижался к её спине.

- Опусти руки. Ладони назад. Я подниму твои руки своими. Ты ничего не делай, просто пусть лежат на моих. Смотри на огонёк. Всё в этом мире не важно, а важен только этот синий огонёк... синий... синий... синий...

- Что это было, Марик? Я летала, кружилась... Я не спала. Стоя не спят.

- Гипноз. Самый обыкновенный. Всего десять минут. Понравилось?

- Десять минут?! Я выспалась! Как за целую ночь раньше... до. Мне легко!

Чмок!

- Дальше, Марик, дальше! Ещё!

- Беги, проведай бабушку. Сделай, чтобы она нам не мешала.

Таня исчезла за дверью, а я разделся и стал разминать пальцы, переключившись на слух. Потом повернулся лицом к двери и, влетевшая обратно, девушка уставилась на меня огромными круглыми глазищами.

- Ну, что тебе сказать? Глазами я вполне доволен. От тяжести в веках ты избавилась совсем. А вот от всего остального? Это всё, что тебе удалось? А ну, иди сюда. Всё я, всё я.  – стараясь ворчать как можно смешнее, стащил с неё розовую шёлковую комбинашку. – Дальше сама. Мне ещё много работать руками.

Ух ты, как она оживилась! Отскочила.

- Ты, колдун. Ты обещал мне праздник. А штора? А твои вонючие палки.

Половинки шторы разлетелись в стороны. У меня очень неплохая реакция, но с трудом удалось уследить, как распахнулось окно, туда пташками  упорхнули дымящиеся палочки, а с Танюшки исчезли оставшиеся тряпки. Сама она повисла у меня на шее.

- Марик, спаси меня! Спаси, пожалуйста!

Опять эта фраза. Что это у них, пароль?

- Праздник – это солнце и свет, и воздух! Но... я чувствую, это уходит. Задержи! Ты. Я верю. Что делать?

- Тебе – кайфовать. А мне – работать. Живо в кровать, мордой вниз, попой кверху.

Я тоже забрался на кровать, расположился над вытянувшимся в струнку телом,  сделал «мягкие руки» и тихо попросил: «Расслабься. Не помогай.».

Медленно прошёл обеим руками от макушки вниз. И так же медленно вернулся, изучая и запоминая.