Пси-войны: Запад и Восток. История военного применения экстрасенсорики

определенными религиозными верованиями, мы должны были проявлять исключительно осторожность в подборе вспомогательного персонала, имеющего доступ в наш офис: секретарей, инструкторов, аналитиков и т. д. Поэтому вспомогательный персонал был сведён к абсолютному минимуму. Так как изначально весь персонал отдела дальновидения состоял из офицеров и военных чиновников высшего ранга, за исключением одного человека (старшего сержанта), то было введено дежурство, во время которого мы должны были мыть полы и окна, оттирать и красить стены, приобретать мебель. В скобках нужно сказать, что иногда «приобрести» означало «позаимствовать» в другом отделе, правда, в более свободном смысле этого слова, и, кроме того, приходилось даже по необходимости чистить туалеты. Мы не гнушались никакой работой, и никто не жаловался. В наше распоряжении выделили два старых здания времён Второй Мировой Войны, одним из которых была старая солдатская столовая. Оба здания были признаны непригодными лет десять назад и давно были предназначены под снос. Они вполне подходили для наших целей, потому что стояли в стороне от оживлённых улиц, скрываясь от чужих глаз под сенью столетних дубов, вдали от остальных зданий. Мы превратились в невидимок: замаскировали входную дверь и почти полностью слились с пейзажем.
Вначале обучение шло очень тяжело. Мы начинали рано утром в 7:30, практиковались в дальновидении: кто-то ехал в случайно выбранное место, в то время как другой пытался с помощью дальновидения определить его местонахождение. Потом участники эксперимента менялись ролями. Мы исключили из опыта процедуру оценки, потому что нам не требовалось доказывать существование феномена дальновидения, мы просто хотели совершенствовать нашу способность к нему. К тому времени, как из Стэнфордского Университета нам прислали ещё 5 человек, наши способности значительно улучшились. В итоге нас, первую шестёрку волонтёров, назначили работать в проекте полный рабочий день, а другим шести добровольцам предложили приходить наблюдателями, которые часть времени должны были тренироваться, чтобы участвовать в некоторых опытах. Вся работа проводилась и финансировалась «из-под полы» (не было формального разрешения), и поэтому мы крутились на очень небольших финансах. Идея оставалась прежней: выяснить, может ли экстрасенсорное воздействие представлять угрозу для вооружённых сил США и сделать уязвимыми наши стратегические объекты. Проекту никогда не отводилась роль полнофункциональной единицы. Его первичная цель состояла в том, чтобы смоделировать операции Советского Союза с использованием экстрасенсов и определить ценность такой группы и возможности ее использования. Однако не прошло и полугода после запуска проекта, как всё изменилось.

Моя первая военная цель в программе дальновидения
Конец 1978 года ознаменовал новый этап в моей практике по дальновидению. Фред Этуотер уведомил меня, что предстоит провести первый эксперимент по обнаружению реальной цели. На следующее утро, ровно в 9:00 я прибыл на своё рабочее место в полной готовности к испытанию. Я хорошо выспался и не мог дождаться минуты, когда можно будет продемонстрировать, как хорошо я справлюсь с задачей по обнаружению реальной цели.
И вот мы расположились в комнате, где обычно проходили наши практические сеансы по дальновидению. К моему удивлению, Фред достал из своего портфеля конверт и извлек из него фотографию. Это была аэросъёмка ангара самолета с высоты не менее трёх тысяч футов — перспективная съёмка передней части ангара со скользящими воротами. Вокруг ангара стояло много маленьких самолетов. В большинство своём это были одномоторные и двухмоторные самолёты, как гражданские, так и военные. Среди них не было ни одного реактивного самолета. Всё указывало на то, что это военный аэродром.
Я знал, что это было не по протоколу: дальновидящему не положено ничего показывать до того, как он не проведёт сеанс. У нас это называлось «первичной загрузкой». Пытаться определить, чем могла бы быть цель, когда вы полностью «слепы» и понятия не имеете, о чём идёт речь, несомненно, трудно. Но и «первичная загрузка» тоже очень мешает сосредоточиться. Как только мне показали фотографию ангара, мой мозг тут же заполнился всевозможными вариантами, что бы это могло быть. Я рассердился и спросил Фреда, зачем он это сделал. Фред ответил, что сожалеет, но начальство предписало ему поступить именно так. Ему приказали показать мне перед сеансом фотографию и сказать, что цель находится в ангаре самолета. Фред не знал, почему ему отдали такой приказ, но он обязан его выполнить. Он вручил мне фотографию и повторил приказ. Что мне оставалось делать? Пришлось согласиться с их условиями.
Я смотрел на фотографию, но не изучал ее. Я понимал: чем меньше я знаю, тем лучше. Поблагодарив Фреда, я положил фотографию на столик, стоящий между нами. Я лёг на кожаную кушетку и, закрыв глаза, пытался забыть, что я видел на фотографии, но у меня ничего не получалось. Я пытался снова и снова, продолжая говорить себе, что мне нужно определить цель, находящуюся в ангаре, а не сам ангар. Я повторял это про себя много раз и скоро почувствовал себя так, словно на мгновение моё сознание затуманилось, и я вошёл в особое состояние между сном и явью. Но только на одно мгновение, потому что тут же ощутил, что вновь вернулся в действительность с ясным осознанием, что мне надо сосредоточиться на цели. Как только я вспомнил об этом, сразу же появилось видение железной трубы или какого-то длинного устройства, похожего на перископ, который внезапно промелькнул в моём видении. Я пытался удержать возникшую картинку, напрягая все силы, чтобы управлять ею. Перископ преобразовался в некое оптическое устройство слежения, визир, с мягкими резиновыми колпачками и устройством для глаз, повешенный на пульт управления. Я открыл глаза, взял бумагу и карандаш и начал торопливо зарисовывать то, что удерживал мысленным зрением. Увиденные мной вещи быстро превратились в нечто, напоминающее два уровня какого-то транспортного средства. Был верхний уровень и более низкий уровень, выдающийся вперёд. На обоих уровнях были сиденья, у каждого были свои функции и различная оснащенность приборами с армированием и другими средствами защиты. Внезапно перед моим мысленным взором возник жёстко закрепленный компьютер военного типа с клавиатурой, и я зарисовал его расположение. Это было трудно, но я смог сделать набросок расположения различных кнопок и кнопочных панелей. Стали приходить изображения складов снарядов, быстро превращающиеся в большие орудийные укрытия, которые в свою очередь преобразовывались в рельсы, ведущие вглубь транспортного средства. Возник сегмент автономного питания и бронированная его защита с автоматизированной подачей питания. Детали всё наплывали, и я едва успевал зарисовывать все подробности интерьера транспортного средства, вплоть до его трёхмерного изображения.
Наконец картинки перестали мелькать перед моим мысленным взором, и я отложил карандаш. Передав рисунки Фреду, я сказал ему, что именно находится внутри ангара.
Фред был доволен. Прежде чем изучить документы, мы обсудили цель. Фред сказал, что изначально он понятия не имел, что она из себя представляет. Этого не знал даже руководитель проекта Пламя Гриля. Таков был тест всего проекта, он должен был показать, насколько эффективна наша работа. А ещё Фред сказал, что любой, получив подобную «первичную загрузку», нарисовал бы самолёт. Любой, но не я.
— Хорошая работа, — сказал Фред.
К тому же я не стал зарисовывать внутреннюю часть здания, что означало, что я на самом деле установил реальный контакт с целью, которая находилась в здании, и это, по его словам, тоже было замечательно. Я ответил Фреду, что на протяжении всего сеанса был в полном контакте с целью. Я знал, что хорошо справился с заданием, и понимал, что если и не проявил до конца свои возможности, то и не провалился.
Как выяснилось, мы оба оказались правы. Целью был Танкер XM-1 Абрамса. Это был новейший секретный опытный образец танкера, ещё не принятого тогда на вооружение Армией США. Таких экземпляров было на то время всего три. Один из них преднамеренно оставили в ангаре самолета, чтобы проверить, сможем ли мы описать его как цель. Предполагалось, что в лучшем случае мы сможем увидеть летательные аппараты, и танкер окажется за пределами нашего мысленного зрения. Каково же было всеобщее удивление, когда мы не только идентифицировали цель, являющуюся танкером, но и смогли зарисовать Абрамса снаружи и изнутри, включая его автоматизированную систему погрузки, новую оптическую систему слежения, компьютерную систему танкера, размещение кнопок и кнопочных панелей, а также общие детали интерьера. Особенно впечатлил всех тот факт, что мы были в состоянии сделать это в так называемом двойном слепом эксперименте, который осложнялся очень отдалённым расстоянием и получением ложной предварительной информации. Так триумфально началась моя работа по дальновидению в рамках проекта «Пламя Гриля».
В это же самое время началась моя карьера экстрасенса в рамках только что запускающегося в то время разведывательного проекта в 902 Группе Военной Разведки. Мой начальник, возвратившись в Эрлингтон, штат Виргиния, пошёл на приём к руководителю департамента Министерства и потребовал моей замены. Генерал сместил меня с очень важного поста, который я занимал ранее, будучи очень востребованным специалистом, одним из двадцати девяти всемирно известных военных экспертов в моей области, занимавшего заметное место в Министерстве, и перевёл в невидимые бойцы 902 Группы Военной Разведки. Это было не в интересах Министерства, так как там было занято только 79 % должностей военных экспертов (в штате было лишь 23 квалифицированных старших ворент-офицеров из 29 необходимых для работы по всему миру). И больше половины из них должна была исполнять свою трудную миссию в горячих точках планеты.
В среднем каждый из уорент-офицеров проводил за границей около пяти лет. Общий стаж работы за границей как уорент-офицеров, так и офицеров, исполняющих обязанности без произведения в должность, не превышал восьми лет. Я же уже отслужил за границей более 12 лет и больше года был военным экспертом № 1. 9 лет было посвящено работе экспертом за пределами Штатов, так что вряд ли кто из коллег мог на меня пожаловаться. Но всё же два уорент-офицера написали жалобу в Министерство по поводу моего назначения в 902 Группу Военной Разведки вне штата, как только впереди замаячила их первая командировка экспертами в горячую точку. В жалобе было написано, что с этой трудной миссией должен ехать я, поскольку это я «лишний», а они в штате.
Чтобы было понятно, как это могло повредить мне как уорент-офицеру, процитирую кадровика из Военного Департамента — того самого человека, в обязанности которого входило отслеживание моих назначений, продвижений по службе и защита моих профессиональных интересов. Итак, цитата:
«Если Вы будете настаивать на том, чтобы работать не в военном экспертном комитете, то я больше не буду отстаивать Ваши интересы. Более того,