Дорожные записка манагера

кожуркой, маринованные грибочки… - Сельская экзотика.
- Будешь? – она помахала перед носом граненым стаканом.
-Конечно – буду, - буркнул я.
Заглотив виски, я принялся за еду.
- А ты чего не ешь? – спросил я, заметив, что девчушка замерла над своей тарелкой и с любопытством глядит на меня, как будто наблюдает за процессом кормежки невиданного чудище.
- Сейчас, только мусор вынесу, - встрепенулась она, проскользнула мимо меня и уже шуршала курткой в прихожей.
Я еще опрокинул стакан. Похорошело. В прихожей вновь хлопнула дверь. Чего-то быстро она управилась. Здесь мусор прямо за забор выбрасывают? Вдруг, почувствовал, что на меня кто-то смотрит сзади. Обернувшись, увидел парня лет двадцати, кучерявого. Он уставился на меня глупыми выпученными глазами. Курносым носом посвистывал. Красный кривой хавальник с яркими губами приоткрылся. Парень был низенький, кривоногий, но коренастый.
- Ты кто? – спросил я.
- Живу здесь, - неуверенно ответил он.
- Ну, садись, - хлопнул я по соседнему табурету.
Он покорно, как шавка затрусил к столу и взгромоздился на табурет. Кинул косой жадный взгляд на бутылку вискаря.
- Ух, ты. Это джин?
Я молча налил ему стакан. Он залпом выпил. Захрумкал огурцом.
- Ты - брат? – догадался я
- Ага. Ох, как огнем обожгло. А где Сашка?
- Какой Сашка? – не понял я.
- Ну, сестра моя.
- Убежала куда-то мусор выносить.
Я заметил, как пацан поплыл от спиртного: глаза в кучу, движения неуверенны. Но взгляд его внимательно бегали по сторонам.
- Чего высматриваешь? – поинтересовался я.
- Мать где-то самогон прячет.
Он юркнул под стол. Внизу зашуршало, зазвякало.
- О! – довольно произнес он, вновь показываясь над поверхностью стола. В руках держал литровую бутылку из-под пепси-колы с мутной жидкостью.- Хочешь попробовать нашего, чистого…
- Давай, - с готовностью протянул свой стакан.
Я тоже поплыл. Пять минут спустя мы уже были друзья – не разлей вода.
Он лихо тряхнул вихрами и бодро воскликнул:
- А чего ты здесь сидишь один? Поехали к бабам. Повеселимся!
Да он мой лучший на свете друган. Я всегда это знал, хоть вижу его впервые. Лицо простое, народное. Разве такому не поверишь?
- Поехали, - просто согласился я.
Встав из-за стола, почувствовал, как меня конкретно колбасит. Усталость с примесью виски и самогона совсем разбалансировала члены. Ноги шагали отдельно от тела, а глаза упорно косили куда-то в стороны. Голова совсем не соображала. Как надел пальто – так и не понял. Когда пытался щелкнут брелком сигнализации, услышал отчаянный крик.
Рыженькая, словно разъяренная кошка бросалась на пацана, пытаясь выдрать ему все кучеряшки на голове.
- Сдурел! Куда ты его тащишь?
- Отстань, дура, - грубо отбивался он. – С тобой сидеть, что ли? Телек смотреть.
Она подбежала ко мне. Лицо мокрое от слез, вцепилась мне в пальто.
- Не надо, - жалобно молила она. – Не ходи с ним.
- Надо, - оборвал я. Впечатление, будто говорил кто-то чужой, а я наблюдал сквозь дремоту за всем происходящим.
Она заплакала тонко, словно мышка запищала. Чего разревелась? Чего ей надо? Я залез в кабину. Рядом устроился пацан. Лихой разворот, и снег слетел с лобового стекла. Стеклянным взглядом я уставился в дорогу. Мимо понеслись снежные вихри, огоньки фонарных столбов...
- Стой! Стой! – заорал пацан.
Я испугался и резко вдавил тормоза.
- Я сейчас.
Он выскочил из машины и направился к кривому жестяному навесу автобусной остановки. На остановке стояла девушка в сером пуховике и пританцовывала, пытаясь согреться. Пацан беспардонно схватил ее в охапку и потащил к машине. Она сопротивлялась визжала, а он кричал на нее:
- Молчи, сучка!
Запихал ее на заднее сиденье.
- Казлина! – визжала обиженно девчонка.
- Молчи! – пацан перегнулся и двинул ее по губе кулаком. – Где живешь?
- В бараках, - присмирела та, испуганно всхлипнув.
- Подруг есть?
- Есть. Мы сейчас вечеринку устроили. Меня за водкой послали.
- Водки надо купить, - повернулся ко мне пацан. – Вон, магазин.
- На. – Я барским жестом вынул пятитысячную бумажку и протянул ему. – На все.
- Ага, - обрадовался он и вынырнул из машины.
Круглое лицо с разбитой губой отразилось в зеркале заднего вида. Ей было лет двадцать, может двадцать два, но она уже потеряла свежесть от частых пьянок. Напоминала новую монетку, побывавшую в десятках потных рук. Обесцвеченные негустые волосы, сухие от частой химии, глаза живые, но равнодушные ко всему, неправильные морщинки у самых век.
- А ты хто, - ожила она. – Машина у тебя прикольная. Бумер?
- Какая разница?
- Не, я так, - снова потухла.
- Ты его знаешь? – кивнул я на спешащего обратно кучерявого пацана, обнимающего пакет, наполненный бутылками.
- Не, - покачала она головой.
- А чего в машину села?
- А че, отказываться? Все равно морду набьете и запихнете.
- А если мы тебя изнасилуем?
- Ой, напугал ежа голыми яйцами, - фыркнула она, но тут же жалобно проскулила: - Только не бейте. Хорошо?
Во – пипец! – подумал я. – Что это за мир такой чужой, недобрый. Куда я попал?
- Показывай дорогу, - пацан уселся, бережно опустил пакет с бутылками на колени.
Мы подъехали к череде длинных дощатых домов.
- Это что? Архипелаг Гулаг? – удивился я.
- Это бараки от трикотажной фабрики, - объяснил пацан.
Теперь я воочию увидел, что такое бараки. Гнилые стены абы как замазанные масляной облупившейся краской. Кругом снаружи торчат какие-то трубы. Окна косые, с грязными занавесками. В таком не то, что жить – входить побоишься. В полутемном длинном коридоре пахло прокисшей пищей и плесенью. Слева друг за другом шли двери сто раз перекрашенные. Справа окна, кое-где заколоченные фанерой. Это не Гулаг, это - Стивен Кинг в лучшие годы творчества.
За первой дверью бубнила музыка, за второй плакал ребенок. Третья резко распахнулась, чуть не слетев с петель. В коридор, пятясь, вышел пьяный мужик в одних трусах. Он волок за собой бабу, крепко держа ее за волосы. Она ползла на карачках, рыдала и все повторяла: - Миша, я тебя люблю! Миша, я только тебя люблю! Короткая ночная рубашка задралась, оголяя круглый зад. Мужик выволок ее на середину коридора и принялся дубасить кулаком по лицу, приговаривая:
- Шлюха! – Тресь! – Проститутка! –Тресь! – Сучка! – Тресь.
- Дай пройти, - потребовал пацан.
Мужик остановился, удивленно посмотрел на нас стеклянными глазами и ответил:
- Сейчас. Одну минуту. Еще пару раз ей врежу...
У бабы уже заплыл глаз и кровь текла из рассеченной губы.
- Ты что делаешь? – возмутился я.- У нее же сотрясение мозга будет.
- Не будет, - уверенно ответил он. – Мозгов нет – сотрясаться нечему.
- Дурачина, а если убьешь? – попытался вразумить его я.
- Ее хрен перешибешь. Я частенько эту сволочь воспитываю – она только крепчает.
- Да, за что ты ее?
- За все хорошее. Прошмандень блохастая! Она за стакан любому готова лохматку подставить.
Тем временем, женщина, пользуясь заминкой, подползла ближе, широко разинула рот и укусила мужика за яйца. Воспитатель дико взвыл, схватился за пах и повалился на колени. Женщина тяжело поднялась, откинула назад растрепанные волосы, победно зыркнула на мучителя. Рот ее искривился в довольной жестокой ухмылке. Теперь она схватила его за чуб, широко размахнулась…
- Я тебе дам – шлюха! - Тресь! – Вот тебе за проститутку! – Тресь! – Эт тебе от прошмандени! – Хрясть…
- Долгий праздник, - не выдержал пацан и перешагнул через корчившегося мужика. Я последовал за ним. Нет! Ну, так не должно продолжаться. Я сделал короткий, но не сильный крюк, разошедшейся бабе под дых. Она зашипела и опустилась на пол.
- Не трогал бы ты их, - посоветовала наша пленница.
- Поубивают же друг друга, - попытался оправдать я свой поступок.
- Да, эти разборки у них обычное явление, как выпьют. Он ей уже голову проламывал, ребра ломал. Она его ножом резала, чуть глаз не выцарапала…Любовь у них такая.
Обзавидуешься.
В комнате пахло жареным луком и потными носками. За круглым столом копошилось штук пять девчат и два небритых мужичка в засаленных мятых рубашках, лихо расстегнутых, обнажая волосатую молодецкую грудь. Засиженная мухами люстра тускло бросала свет на железные койки, штук пять, стоявшие вдоль стен, косые шкафы для одежды, где ручки дверец удерживали резиночки. Какие-то потрепанные плакаты…Узнал только губастую, грудастую Памелу Андерсон с автоматом.
- Я к вам гостей привела, - радостно прокричала наша пленница.
- А водку? – воскликнули хором заседавшие.
- На всех хватит. – Пацан гордо взгромоздил пакет на стол.
- О-о! – радостно заорали все.
Потом сознание приходило ко мне урывками. Пили. Водка лилась, что вода, только я от нее все больше тупел. Небритая рожа сунулась ко мне, дыша вонью прямо в лицо, нагло спросила:
- А ты хто? Буржуй, сука!
Я крепко съездил по роже кулаком. Она больше не возникала. Хрипели надрывно колонки, выдавая заезженные попсовые хиты. Дощатый пол сотрясался от диких плясок. Чего-то, как-то не весело мне было на этом чужом празднике. Ни кто меня сюда не приглашал, никто не ждал и никого я здесь не знал. На колени уселась какая-то толстая пьяная тетка и обслюнявила лицо. Шептала что-то нежное. Какая-то она была вся липкая, на ощупь мягкая и неприятная. Взгляд упал на трюмо с потемневшим зеркалом. В зеркале я увидел кусок прихожей, мое пальто на вешалке, и наша недавняя пленница шарила самым наглым образом по карманам. Ну, это меня совсем взбесило. Хорошо, хоть бумажник в пиджаке. В пальто так – мелочь. Я скинул толстушку с колен.
- Ты куда? – испуганно спросила она.
- Где сортир? – спросил я.
- Во дворе. Я провожу.
- Сам найду, - огрызнулся я.
Пол шатался: то поднимался, то опускался. До пальто я добрался, накинул на плечи. Вышел на улицу. Морозный воздух чуть привел в чувства. Я увидел свою машину и, собрав всю волю, потребовал от ног нести меня к ней. Удалось! Сел в машину и завел мотор.
Очнулся, когда въехал в знакомый двор. Еле попал в дверь. Три деревянные ступеньки оказались непреодолимой преградой. В печке тихо потрескивали паленья. Тепло и уютно.
Протопали босые ноги. Появилась рыженькая в одном тоненько халатике и ужасно обрадовалась.
- Ты приехал? Правильно. У этого идиота дружки – все сплошь пьянь и уголовники.
О чем она торорорила, я не соображал. Смысл совсем не улавливал
- Я посплю, - еле смог выдавить, плюхаясь на кровать.
Она принялась помогать мне расстегивать пиджак, стянула штаны. Как трогательно. Я залез под одеяло. Тут же комната принялась крутиться и раскачиваться, будто я попал на взбесившуюся карусель из фильма ужасов. Из нутробы к горлу поднялся вулкан. Еле успел вскочить и, в одних трусах, держась за стену, пробраться к выходу. Меня вычистило. Казалось, желудок сейчас вылезет наружу. Я утерся снегом и отдышался.
Блин! Идиот! Допился! Свинья! Труба канализационная!
Пожевал снега, чтобы перебить кислый неприятный вкус во рту.
Грохнулся обратно в кровать. Потолок больше не вращался. Полегчало. Задремал. Почувствовал, как на кровать кто-то сел легкий, почти невесомый. Я открыл глаза, увидел худенькую спину рыжей в ситцевом халатике, косу, спускающеюся вдоль спины. Она подбросила дров в пылающую топку. Сидела тихо, стараясь не потревожить меня.
- Чего не спишь? – шепотом спросил я.
В ответ она только пожала плечами. Я обхватил ее сзади и привлек к себе. Девчушка слабо сопротивлялась. Я нащупал губами ее теплые нежные губки,