- Браво! - услышал он над собой зычный голос Самарина. - Никто сегодня не осмелился к нему подойти, а тем более помочь. Это сделал лишь ты, Матвей... А за это - я дарю его тебе! - он повернулся к охраннику. - Оттащите парня в сарай и закройте там, пока Матвей не вернётся из Глазуново. Дарю! - повторил он, подошёл ближе, похлопал Матвея по плечу. - Можешь делать с ним всё, что захочешь. Разрешаю!.. Хочешь топчи его ногами, красную сволочь, или силком его бери, учи уму разуму, всё на твоё усмотрение... на всю ночь! Такое будет ему моё родительское наказание! - и полковник злобно сверкнул страшными, безумными глазами из-под косматых бровей, что давало повод задуматься о его психическом здоровье. - Сопротивляться не станет, не чем уже сопротивляться!
Матвей снова взглянул на его изуродованные руки и по спине пробежала холодная дрожь.
Губарева встретила его у ворот своего дома, она видела в окно приближающегося всадника, узнала в нём Матвея и вышла за порог.
- Я снова вам понадобилась? - спросила она с усмешкой. - Но только я больше не буду, как собачка бегать и выполнять ваши задания... Служить вам больше не намерена и оставьте меня, наконец, в покое. Сама сдамся новым властям, если потребуется, и расскажу всё про себя, может быть и помилуют, чем трястись каждую ночь вас ожидаючи... И не понятно ещё с чем придёте, с какими новыми кознями! - она зябко завернулась в свою вязаную шаль.
- Не то ты говоришь сейчас, не то, дорогая Ариадна... Войдём во двор, там спокойнее, - попросил Матвей и прошёл в ворота.
- Что это, ни как своих боишься? - она прошла следом за парнем и закрыла калитку. - Ну, чего ещё?
- В Новлянку надо попасть, дюже надо! - он схватил её за руку в неистовом порыве. - Там придёшь к начальству ихнему на станции, найдёшь начальника Гурского али ещё кого, скажешь, что из Глазуново по поводу полковника Самарина... Расскажешь им, что пленного Калганова больше нет у них, помог ему мальчонка один бежать, племянник Самарина. Истязают его шибко, не возможно на это больше смотреть... Самарин сам приказал над ним издеваться в наказание за тот побег. Парнишку очень жалко, Ариадна Михайловна, помоги! Павлик это, Анисимов... Не время нам сейчас враждовать с тобой. Пусть красные товарищи его как-нибудь спасут, наступают немедленно на Глазуново, потому как уже нет защиты у полковника, нету этого пленного тут, что красных и держало, по моим связям про то известно... Помоги, а?! - он с болью в глазах смотрел на женщину и она впервые поверила Матвею.
- Хорошо, я попробую там кого-нибудь найти... И Павлика знаю. А дальше как быть?
- Сюда не возвертайся, не надо. Красные придут, тогда и придёшь домой, а пока не рискуй, только сделай всё, что велено. И не надо ходить сперва в Слободку, прямо иди на станцию, возьми с собой корзину с едой, мол идёшь менять на базар... Дойди, пожалуйста, очень тебя прошу! - Матвей снова взял её руку. - А я попробую сегодня сдержать и не отдать им парня, сам с ним побуду.
Она подняла глаза на Матвея:
- Не ожидала я от тебя такого, Матюша!.. Ну, что же, значит и мне прощение положено, Бог посылает такую милость, не всё пропало!.. Иду! - она проводила его до ворот, поглядела, как он вскочил на коня и засобиралась в дорогу.
Через два часа Губарева уже стояла в кабинете начальника станции Новлянка Гурского и разговаривала с прибывшим сюда для координации действий Алексеем Днестровым. Сегодня утром они с Нефтеревым приехали из Ровенок по приказу Жукова, чтобы возглавить сводный отряд в случае выступления его через равнину к Сейму в сторону Слободки. Когда пришла учительница они сгружали последние боеприпасы и провиант.
- Значит вы говорите, что Калганова там у полковника нет, а где же он? - буравил её глазами Днестров, прикидывая, что это возможная провокация со стороны белых офицеров. Родько был в госпитале без сознания, а от Ивлева пока такая информация не поступала, вот и зародились сомнения у Алексея.
- Я не знаю где он, про то мне не известно... Матвей просил передать только, чтобы срочно выступали, потому как парнишка, племянник Самарина, у него остаётся в плену и его там сильно истязают. Если уж Матвей не выдержал и ко мне прибежал с этим, значит всё серьёзно... А в Слободке кроме Сурина больше никого нет, Поляков и Вознесенский не просыхают день и ночь, так что тоже можете выслать туда своих людей и проверить. Сурин уже всего на свете боится, он пойдёт теперь после ухода Свиридова на все условия. Самарин ведь тоже один остался.
- Откуда у вас такая осведомлённость? -спрашивал у женщины любопытный Нефтерев.
- А я и была у них осведомителем... Удивлены? Ну что же, я и сама много чему теперь удивляюсь, только не соврала я вам, а пришла от отчаяния. Для них никогда бы не согласилась, а мальчика того, Павлика, хорошо знаю, он у меня учился вместе с ребятишками глазуновскими, можете не сомневаться... Он сейчас в Фоминках, где Самарин стоит, Матвей туда сегодня пойдёт и попробует его за ночь никому не уступить... Дядя его солдатам отдать грозится...
У Днестрова скулы свело от такого её сообщения, он подскочил к начальнику станции:
- Срочно свяжите меня с Ровенками, срочно? Связь есть? - он тряс Гурского за плечо.
- Попробуем, но срочно не обещаю, - Гурский вошёл к связистам, пройдя через коридор, и встал у коммутатора.
Жуков быстро шёл к своему кабинету на втором этаже в сопровождении Горбунова и прибывшего из Михайловского хутора Ивлева. На месте их уже ждали товарищи с военным комиссаром из сводных отрядов по городу Ровенки и пришедший сегодня из больницы, где он не долежал своего срока Иваном Анисимовым. Он с перевязанной головой счёл необходимым присутствовать на рабочем месте в такой тревожный момент.
- Сообщение от Днестрова, - сказал Жуков, садясь за стол. - Спрашивает о возможном выступлении в срочном порядке на Слободку, там банда Георга в полном составе, кроме Королько. По нашим данным, тот ушёл с Самариным. И ещё, - он посмотрел на Ивана, - брат твой у дяди остался и помог побегу Калганова. Его истязают там зверски... Что можем сделать ещё до нашего выступления, которое возможно будет лишь утром... что сейчас уже можем предпринять?
Ивлев подумал и поспешил ответить:
- Если только с хутора наступать, но это опасно, парня могут убить или увезти с собой, как только увидят, что мы подходим, есть другой вариант, скрытно ночью подойти к Фоминкам и отбить его вылазкой.
- Это опасно, - ответил Иван, более хладнокровно настроенный. - А потом... Извините, но из-за одного Павла рисковать жизнями десятка людей, это не разумно, - он отвернулся от негодующего взгляда Жукова.
- О каком разумении идёт речь, когда твой брат у них в заложниках, когда его пытают и жизнь парня висит на волоске?
- Тогда тем более... Я не вижу смысла, если всё-равно его Самарин пустит в расход, - ответил Иван.
- А вот он видел смысл, когда прискакал в Глазуново и поднял всех на ноги, спасая и тебя в том числе. А почему бы ему не сидеть где-нибудь с Калгановым в лесу? Он ведь туда их отвёл с девочкой, не иначе, и спрятал там до поры, а сам вернулся потом ещё и отход наш прикрывал, и вот сам попался... а мы то думали, что он погиб вместе с Потехиным, - Ивлев зажмурился и потёр левую сторону груди. - Про то, где Калганов он рассказал лишь Родько, но тот в госпитале и в себя не приходит. Потому, как более никому знать про то не должно, только вам, товарищ Жуков, и вашим людям. Опаска была у парня, что кто-то может выдать их ненароком.
- Понимаю, что Калганов в безопасности... Сейчас из Курска приедет Каретников с приказом выступать, немедленно, пока у нас сил вдвое больше, а то присоединяться к Самарину по ходу ещё какие-нибудь головорезы, - сказал Жуков.
- Не присоединяться больше. Нет тут у них никаких резервов. Ушёл последний полковник Свиридов и Калганова у них теперь нет, так что время принятия решения, - произнёс Ивлев.
- Днестров получил от меня добро выдвинуться к Слободке, но прежде взять в оборот испуганного Сурина, он уже выехал туда вместе с отрядом туляков, ждём от него сообщения.
( Матвей - актёр Георгий Назаренко).
Матвей раскладывал перед Павликом на соломе кучу съестного. В тёмный сарай через крышу пробивались последние солнечные лучи, вечер гас стремительно, быстро превращая яркие краски дня в блёклые унылые тона середины осени. К вечеру стало холодать и от реки поднялся густой туман, Павлик жался от холода и озноба к стогу сена в углу сарая и косился на пришедшего к нему Матвея.
- Давай, поешь что-нибудь, а то уж вторые сутки без еды. Тебя ведь утром привезли сюда ещё вчерась, мне сказывали, да там всю ночь под Глазуновым воевал перед этим... Поешь, а то тебе силы ещё понадобятся, - Матвей намазал кусок хлеба сметаной и поднёс Павлу к губам, но тот отвернулся.
- Я знаю зачем ты здесь, - произнёс Павлик, глядя в угол. - А силы мне теперь зачем? Меня всё-равно утром шлёпнут, так для чего, разве что для твоих утех?.. Не трогай меня, Матвей, не нужно, - и он выставил посиневшие, опухшие руки вперёд, отодвигая от себя Матвея. Голос его был тихий и осипший, он тяжело и отрывисто дышал, едва удерживая своё тело и стараясь не погрузиться в обморок.
Правая рука почти не двигалась и ничего не чувствовала.
- Да ты, что?! Я нехристь, что ли какой? Я тоже не хочу, чтобы меня на том свете черти на сковородке жарили за это... что дядька твой велел, - он ухмыльнулся. - Знаю я, что это такое, испытал, когда ещё мальчонком был... Не хочу я тебе такого лиха, не допущу, и сам никому теперь не дамся. Но про то что было, и кто со мною это сделал, я не буду сказывать, противно!.. И не смотри на меня так!.. А ты, зря того Калганова отсюда уволок, лучше бы о себе подумал, как сам-то потом будешь... Ну, не хотел с дядькой уйти, потом бы и сбежал, а так, что вот теперь будет-то?
Скрипнула дверь и на пороге появился караульный с ведром воды:
- Поставить вам велели, - и он усмехнулся в усы, - а то, грят, парнишка весь в мыле, чтобы ты его помыл сперва, Матвей! - и загоготал во всё горло. - Можа тебе ещё маслица принести, а?
- Уйди от греха! - Матвей замахнулся на него своей шапкой.
- Уже убегаю, требовается вас одних тут оставить до утра, - и караульный со смехом вышел из сарая.
Матвей снял с себя жилетку и рубаху, разорвал её на полоски, взял один кусок и намочил его в ведре. Он стал подходить с этой мокрой тряпкой к Павлику, а тот опять выставил руки вперёд и стал упорно сопротивляться.
- Дурачок, я же тебя омыть хочу, с груди смыть кровь, - Матвей откинул в сторону клок рваной рубашки и стал стирать с Павлика запекшиеся кровавые ошмётки. Он чистыми кусками от подола завязал ему руки, тоже промыв перед этим его кровавые раны. Анисимов с перевязанными руками откинулся в углу на солому сваленную горкой, но всё ещё с настороженностью смотрел на Матвея. Есть он ничего не стал, на это просто не было сил, но и засыпать боялся в присутствии этого парня. Павлик тяжело дышал, смотрел на просветы в крыше, на мигающие звёзды и понимал, что возможно