‒ Де-е-ед! Деда! – тянул Василия Игнатьевича за руку шестилетний Тёмка.
‒ Ну, чего тебе? – снимая с прилавка тяжёлую сумку с картошкой, посмотрел на него Василий Игнатьевич.
‒ Пойдём туда! – и мальчик показал пальцем в совершенно противоположную сторону от дома.
‒ Это зачем ещё? – строго спросил мужчина, чувствуя, как ручки нитяной сумки больно врезались ему в пальцы. – Куда ты меня ещё тащишь? У меня кошёлка тяжеленная, а я с тобой в ненужные походы ходить должен?
‒ Нет уж, ‒ сердито продолжал он. – Оставили тебя со мной – будешь делать то, что я скажу. Вечером погуляем во дворе, а сейчас мне картошку нужно отнести бабушке. Она суп собралась варить и ждёт не дождётся, когда мы с рынка вернёмся.
‒ Ну, де-е-д, ‒ насупился Тёмка и приготовился зареветь, ‒ там собака! А я хочу на неё посмотреть.
‒ Какая ещё собака? – удивился Василий Игнатьевич, перекладывая тяжёлую сумку в другую руку, ‒ домой нам надо идти, а не на каких-то там собак смотреть. Пошли уже!
‒ Там собака! – топнул ногой упрямый Тёмка, не сдвигаясь с места, ‒ пойдём посмотрим – а потом домой!
‒ Что ещё за собака? – не переставая удивляться, поправил Василий Игнатьевич сползавшие очки, ‒ и чего это ты вдруг к собакам потянулся? Не помню я, чтобы ты к ним интерес проявлял. Что ещё за желания такие странные?
‒ Железная! – снова топнул ногой Тёмка. – И у неё мячик. Тоже железный! – и он всё-таки заплакал.
‒ Да это он про новую фигурку, наверное, говорит, ‒ вмешалась слушавшая их препирательства продавщица. – Там на площади фигурку собаки неделю назад установили. Вы картошку оставьте у меня за прилавком – и она указала пальцем на то место, куда можно было поставить сумку, ‒ да сходите с мальчиком, покажите ему то, что он просит.
Убрав сумку и не прекращая ворчать, Василий Игнатьевич, протянул руку непоседливому внуку:
‒ Ну, пойдём, что там за собака, покажешь мне, старику. Сколько лет живу здесь, а собаки на этом месте отродясь не было.
Они перешли через дорогу, потом ещё через одну.
‒ Вон она! – и Тёмка сорвался с места.
Василий Игнатьевич не успел сделать и двух шагов, как малыш уже забрался на собаку, которая действительно была сделана из металла, и уселся на неё верхом.
‒ На содержание животных в центре передержки, ‒ прочитал, подойдя поближе, мужчина. – Так ты эту собаку хотел посмотреть? – обратился он Тёмику.
‒ Ага! – малыш уже вовсю веселился, ерзая на собаке и поглаживая металлические ушки. – Она прямо как живая, дед, ты только посмотри! Ну, посмотри же!
‒ Да уж, ‒ недовольно произнес Василий Игнатьевич, не обращая внимания на радость мальчика, ‒ у нас только и выпрашивают деньги то на приюты, то на содержание собак в передержках. А то девать больше кровно заработанных некуда!
‒ Зря вы так! – вдруг раздался голос откуда-то сбоку.
Василий Игнатьевич поднял голову и увидел перед собой благообразного старика в светлом костюме и соломенной шляпе.
‒ Ни дать ни взять – Айболит! – промелькнула в его голове мысль. Уж очень незнакомец смахивал на героя из детского стихотворения. Но спросил он совершенно другое:
‒ Что – зря?
‒ Мальчик к животным тянется, а вы ему про деньги говорите. Ребёнок не поймёт проблем взрослых людей. В лучшем случае он автоматически повторит за вами ваши же слова, но на этом дело и закончится.
‒ Вы врач? – не утерпел-таки Василий Игнатьевич.
Мужчина улыбнулся:
‒ Военный. Военный врач, ‒ уточнил он.
‒ Антон Николаевич, - подал он руку Василию Игнатьевичу.
Василий Игнатьевич протянул в ответ руку и уже хотел напомнить Тёмке, что их дома ждёт бабушка, но новый знакомый неожиданно обратился к мальчику:
‒ А ты знаешь, дружок, что собакам поставлены памятники во многих городах?
‒ Не-е-т, ‒ протянул Тёмка, ‒ и что, везде такие же собаки, как эта?
‒ Нет, не такие, ‒ всё так же улыбаясь, продолжил Антон Николаевич, ‒ разные есть. Эта вот на которой ты сидишь – это спаниель. А есть ещё дог, бультерьер и даже дворняга.
‒ А уж дворняге-то за какие такие заслуги? Чем таким двортерьер мог отличиться, чтобы ему памятники ставили? – искренне удивился Василий Игнатьевич. ‒ У нас о заслуженных людях не особенно думают, а тут – подумаешь – собаке…
‒ За какие заслуги, говорите? – усмехнулся мужчина в соломенной шляпе, ‒ да заслуг у этих четвероногих друзей человека более, чем достаточно.
‒ Вообще я в Санкт-Петербурге живу, ‒ объяснил он. – Сюда приезжаю только лекции читать. А про собак знаю много. Одному только физиологу Павлову целых три памятника поставили, и везде он с собаками.
‒ Ой, а расскажите, ‒ подал голос Тёмка.
‒ Так я и рассказываю, ‒ продолжил мужчина и перевел взгляд на Василия Игнатьевича. – Если хотите знать, Павлов даже Нобелевсвкую премию получил именно благодаря собакам. Он ведь больше двух тысяч опытов поставил на них. Правда, каждый раз он себя очень неловко чувствовал, когда ему приходилось делать эти опыты. Так и говорил, что грубой своей рукой ломает природный организм, фактически являясь палачом животного.
‒ Как это – палачом? Это который голову отрубает, да? – удивился Тёмка, который, как оказалось, внимательно слушал.
‒ Не совсем, ‒ уточнил Антон Николаевич, ‒ собачек приходилось иногда разрезать, чтобы потом операции на людях правильно проводить.
‒ Бедные собаки, ‒ вздохнул Тёмка, ‒ снова проводя между ушами у железного спаниеля.
‒ Да, вот так, ‒ кивнул Антон Николаевич головой, ‒ животные во многом помогали и продолжают помогать человеку.
‒ Да вы приходите сюда вечером, ‒ обратился он уже к Василию Игнатьевичу, ‒ я здесь часто гуляю после шести. Уж очень мальчишечка у вас занятный. Интересуется всем, молодец.
‒ Придём! – кивнул Артём, слезая с собаки, – правда, дед?
‒ А вы ещё много разных историй знаете? – спросил он Антона Николаевича.
‒ Все, что знаю – все расскажу, ‒ пообещал тот, ‒ и про то, как собаки людей из огня спасали, и про собаку, которая ждала моряков на берегу, а сама при этом была слепая. Только они этого не знали, а догадались намного позже. По её поведению да повадкам. Ведь недаром говорят, что собака – друг человека. Ещё какой друг! Приходите сами и друзей приводите. Я уже сколько лекций на своём веку прочитал и точно знаю, что интересующимся людям всегда рассказывать интереснее, чем тем, кто тебя вполуха слушает.