вернулись наши благоверные, мы уже спокойно сидели и тихо беседовали ни о чем, так, что никому и в голову не приходило подозревать нас в чем бы то ни было.
Помню, как подошла ко мне Наталья в красивом, дорогом платье и я, как галантный кавалер, поцеловал ее жилистую руку, искренне сожалея о том, что на ее месте могла бы быть и «Лора», которой и платье лучше подойдет и само общение куда приятнее.
-Ты сволочь, Петров! - тогда в первый раз за всю мою жизнь сказал себе я
сам.
Все то время, пока мы были у отца, Наталья была напряженной, сжатой и я по своей глупости думал, что это из-за непривычной роли супруги. Много позже выяснилось, что она по жизни зажатая, спрессованная: сплошные комплексы, а не жена.
Даже переодеваться при мне она не может, стесняясь своей худобы, внешней скудности, которая неплохо сочетается с внутренней, и прорывается буквально во всем: от пресной пищи до таких же пресных, редких анекдотов, после которых хочется зевать.
-Петров! Ты сволочь!- это вместо «Доброго утра!» или «Спокойной ночи!»,
зависит от времени суток.
За то, что нечаянно всхрапнул во сне, когда как она просто трубит носорогом, за то, что кофе убежало, перепачкав турку и плиту, а заодно и полотенце, которым я и пытался устранить грязь.
Так изо дня в день, из ночи в ночь. Она распоряжается мной, как собственностью, как цветочным горшком на окне: хочет, уберет с окна, а захочет и вовсе выкинет вон.
... Лора ревела, как корова, так, что в ушах заложило и захотелось немедленно подняться и уйти, чтобы утешить ее, прижать к себе и не отпускать долго- долго, всю жизнь.
Не удивлюсь, если сразу за воротами кладбища ее ждет какой-нибудь очередной дружок, томясь от сладкого предвкушения. Он будет ласково гладить ее по спине, нашептывать неприличные признания в маленькие розовые ушки, отчего ее щеки станут совсем пунцовыми.
И нельзя ее упрекать в несдержанности, такие женщины, как она, блондинки, не могут долго оставаться одни. И дело тут скорее не в их страстных натурах, а в очередной фобии, страхе одиночества, из-за которого они не могут жить одни и часто меняют партнеров, видя в них защиту от житейских сложностей.
И вот сейчас она стоит передо мной, несчастная и безутешная, аппетитная и сладкая моя девочка, в короткой юбчонке, с открытыми круглыми коленями, с крепкими лодыжками.
Её грудь ритмично вздымается под тончайшей шёлковой кофточкой, сквозь которую рельефно выступают шоколадные соски, призывая как можно скорее пустить их наружу, яростно срывая всё лишнее к чёртовой матери!
Она всегда заводит меня, даже теперь, когда я лежу в гробу, в обыкновенном, обитым синей тканью, с оборкой по краям. Вот такая ирония судьбы! Сейчас Лора отплачет свое и пойдет в машину к другу, забываясь в неистовых ласках. А я останусь лежать здесь, в темном холоде и сырости своей могилы.
Наталья стоит по правую сторону, то и дело оправляя юбку и стыдливо пряча узловатые колени в желтых, как куриные лапы, колготках, сборками спускавшиеся с ее тощих ног. Никаких эмоций ее присутствие не вызывает, кроме легкого отвращения при виде ее высохшего желтого тела.
-Доска стиральная! - хочется крикнуть ей прямо в ухо, но я едва сдерживаюсь и продолжаю упорно молчать.
Погода портится. С каждой минутой дождь все сильнее бьет по щекам, уже и волосы намокли, безжизненно повисли мокрыми патлами.
А я ведь предлагал Илье постричься, но он остался неумолим, ссылаясь на контракт, где все заранее оговорено и все должно выглядеть безупречно, естественно. Что тут поделать? Кто платит, тот и заказывает! В данном случае платит Илья, а я только расплачиваюсь своей временной, всего на одну ночь, несвободой.
Об этом знают только Илья, Наталья, которая жаждет увидеть меня обновленным, будто я должен не просто отлежать ночь в собственной могиле, и в собственном гробу, а прямо-таки воскреснуть этаким ангелом!
Все это американские штучки, которые мы заглатываем, как очередную наживку. Илья работает в фирме, предоставляющей неординарные экзотические услуги населению. Пока это «ноу-хау», а я всего лишь первый среди первых, ведь Илье нужна хорошая реклама и я, как преданный друг, должен ему помочь.
Он нашел хорошего психолога, который норовил найти в моей психике изъяны, задавая самые сложные вопросы, и пристально смотрел в глаза, ожидая ответов.
Затем появился адвокат, грамотно излагая мою просьбу о наследстве в случае естественной смерти и подписки об изъявлении желания на проведенный эксперимент без чьего- либо давления.
Уже позже терапевт дал заключение о возможности данной услуги без нанесения физического и морального ущерба. А главное, как радовалась Наталья, наслушавшись бредятины об изменении моей натуры от доктора "пси" всего лишь за одну ночь, на что я ей советовал уж лучше сразу усыпить меня, как бешеную собаку.
Народу собралось самого разношерстного видимо-невидимо: телевизионщики с видеокамерами и проныры-журналюги с микрофонами и оцеплением вокруг, на предмет
исключения посторонних лиц, мешавших проведению похорон молодого таланта, так рано ушедшего из жизни.
О неразглашении тайны эксперимента было подписано много бумаг, поэтому похороны шли своим чередом: с отпеванием попа, Эдика - театрального актера, так талантливо игравшего роль священника с мягким певучим баритоном, рясой и кадилом в руках, что никому и в голову не приходило усомниться в реальности происходящего.
Было множество цветов, венков, людей в трауре, неподдельных слез. И одна лишь Лора ревела, как корова. Эх, если бы не обещание, данное другу, плюнул бы я на эту затею и остался с Лорой. Но договор дороже денег!
...И вот я здесь, один на один с кромешной тьмой, жуткой тишиной. Мое сознание медленно угасает вследствие инъекции, введенной все тем же "пси". Теперь я должен проспать три часа, затем проснуться по сигналу встроенного за ухо датчика и думать, думать, думать...
Мысли медленно возвращаются, вползают в мозг. Тело онемело то ли от холода, то ли от ужаса происходящего. И тишина, тишина. Гнетущая, мрачная.
Все осталось далеко позади, за последним комком земли, глухо стукнувшего по крышке гроба, за последней полосой света, просвечивающегося через обивку гроба, за последним наклоном от ветра деревом, за последней каплей ледяного дождя и за последним душераздирающим воплем женщины в короткой юбчонке и с ямочками на круглых коленях...
