Глава семнадцатая. Добро машет кулаками.
На своем веку я много встречал разных серьезных людей.
Я жил среди взрослых людей. Я видел их совсем близко.
И от этого, признаться, не стал думать о них лучше.
А. де Сент-Экзюпери
Время около трех часов ночи. Погребальная экспедиция вернулась, выпила по стакану, не чокаясь, и разбрелась по комнатам спать. Наверху остался дежурить только снежный человек Иоганн. Похоже, лохматому парню сон не требовался совсем. Конечно, это было не так. Спать нужно всем, однако Иоганн умел спать маленькими кусочками, по десять минут, в конце каждого часа. В походах и войнах, очень ценный навык. Из всех жителей Земли, насколько известно, таким сном обладал только великий авантюрист и мистификатор Леонардо из Флоренции. Оставшееся от сна время, бородатый колдун изобретал призраки ужасного будущего. Белокурый Иоганн жил в будущем, изобретенном Леонардо и его подручными. Будущее в виде настоящего не радовало. Особенно, из-за слишком большого количества разных смертоносных машин, когда-то вызванных из небытия беспокойной злонамеренной фантазией бастарда из тосканской деревеньки Анкиано, что недалеко от городка Винчи.
Иоганн тоже мечтал. У него было две мечты – скромная и праздничная. Первой было около десяти лет от роду, а если быть точным, она родилась 21 июня 1979 года, когда компания Сони представила всему свету первый Walkman – маленький проигрыватель с кассетой на полтора часа музыки. Йети был меломаном, каких свет не видывал, и японская музыкальная шкатулка была счудесена исключительно по его мерке. Но будучи, по своей природе, очень скромным, он стеснялся попросить для себя столь дорогой подарок. Двести долларов было совершенно метафизической. Бедному Иоганну легко было представить двести парсеков или двести световых лет. Но двести американских долларов лежали вне границ его разумения. В такой ситуации, следовало обратиться к хитрым северным гномам, в их скандально известный гномбард. Но тогда, волей-неволей пришлось бы участвовать в нечестном деле, а от нечестности у снежного человека портился мех, желтел и линял, не передать, как некрасиво.
Вторая мечта поражала своей безграничной гармонией. Иоганн видел по волшебному телевидению, как играет на своих синтезаторах маг из Франции Жан-Мишель Жарр. Вряд ли его музыка превосходила сочинения органиста Баха, но огненно-электрическое шоу не оставило равнодушным. Иоганн долго размышлял, рассчитывал и прикидывал. В итоге, пришел к выводу, что токкаты и фуги Иоганна Себастьяна Баха должны звучать непосредственно в открытом космическом пространстве. То, что вакуум не передает звук, совершенно не смущало адепта высокого стиля. Акустические частотные характеристики можно транспонировать в колебательные состояния гравитационных и магнитных волн. Световые эффекты дополнят низкочастотные вибрации времени и пространства. «Симфония Семи Дней Творения» в исполнении универсального генератора колебаний, получающего энергию непосредственно от Солнца. Трансформатор солнечной энергии от ОСЭПСОНа вполне справится с этой задачей. Иоганн мечтал сам сыграть на четырех органных клавиатурах космическую музыку Баха, соблюдая главный принцип великого композитора «искусство игры на органе заключается в умении вовремя нажимать на нужную клавишу». Дорогой читатель, ведь это не очень сложно?
Снежный человек сидел на корточках, нахохлившись, как большая белая птица и внимательно наблюдал за неподвижным черно-белым пейзажем ночного леса. В мечтах о плейере, он научился быть плейером самому себе. Когда рядом никого не было, Иоганн мурлыкал себе под нос любимый хорал си-минор из баховских «Страстей По Матфею». Музыка придавала ночной темноте сакральности, а мыслям – чистоты. А у кого мысли чисты, у того и мех белоснежный.
Трапезная была пуста и очень чисто прибрана. Даже самые незначительные следы поминального застолья были отмыты, вытерты и заметены. Словно в тризне по погибшей ведьме было что-то незаконное. Нет, скорее, противоестественное. Какой-то скрытый немощный протест, неслышный плач, не отвеченный вопрос. На сдержанном и отчужденном пиру, все угощения получились с привкусом слез и керосиновой гари. Пили много, говорили мало. Пока все были достаточно трезвы, решили завтра же покинуть усадьбу и перебазироваться всем отрядом в столицу республики Царева гора. В особняке банкира всем хватит места, а полиция коммуны и личный состав Свободного Флота не имели в своем составе ни одного крысантропа или крысофила.
Все понимали, что на своих башмаках они несут войну в уютный тихий город и вряд ли эта война будет легче войны с троллями. По всем признакам, семь снежных дней в июле шестьдесят восьмого, соотносятся с Крысиной войной, как детская страшилка с романом Мери Шелли или Брэма Стокера. Что поделаешь, à la guerre comme à la guerre. Похоже, каждые двадцать лет, на берегах сонной речки Прегель происходит попытка штурма ворот. Причем, с нашей стороны стоят на страже двенадцать храбрых светлых душ, а со стороны тьмы неограниченное число существ без души и особый, по мерзости, батальон бывших людей, добровольно ампутировавших свои души за ненадобностью. Вот с этих и надо бы начинать, но их редко встретишь в авангарде. Обычно таких находят в глубоком тылу. Иногда во вражеском, но чаще в своем собственном. Глядь – а конем твоим правит коварная ложь!
Генерал сидел в стерильной трапезной. В помещении стерли даже воспоминания. Взгляд в прошлое упирался в обожженную паяльной лампой вагонку. Фон стандартный настолько, что рисунок стен ничего не мог напоминать и ни на что не мог быть похожим.
Иван Иванович пытался совместить спринт-запой с предсказанием будущего. Запой получался на славу. Будущее ускользало. Триста граммов неразбавленного шотландского не то, чтобы помогали забыть и не думать. Изобретение хирургов города Глазго позволяло переживать боль как бы в третьем лице. Истерзанное, расхристанное «я» подменялось отдаленно-официальным «он» и так становилось легче. Как в детской магии – у кошки боли, у собачки боли, а у Вани заживи. Только, почему-то, и кошкой, и собачкой был тоже он, Иван Иванович Край. По своему обыкновению он жалел бедных зверушек, становясь сплошь состоящим из страдания и сострадания, что, в свою очередь, требовало продолжения неразбавленной анестезии.
Тяжелыми неловкими руками Иван Иванович вытащил патроны из двух обойм и отсчитал дюжину. Четыре про запас. Так! Первый патрон и центральный персонаж. Не Настя. Не Вереск. Ладно, давай с начала. Ведь началось все с таинственного адмирала Крейга и злополучной поездки в Ленинград. Да нет же, раньше! С исцеления сестрицы Вереск. И кого ставить в центр повествования? Генерал, пребывая во власти шотландского двойной перегонки и виноватого одиночества, совсем не слышал чувств. Ни своих, ни чужих. Его воспоминания о будущем вязли и буксовали в бездорожье болотной тоски и бескрайней безнадежности. Выражаясь коротко, состояние ума у генерала было совершенно панковским и обозначалось лозунгом «No Future», то есть и будущего-то нет никакого, так стоит ли весь этот огород городить?
Ни одна свежая идея не могла проникнуть в мозг, стреноженный полулитром эликсира хирургов из Глазго. Латунные гильзы и медные пули начали окисляться от вспотевшей ладони, в которой они лежали уже больше часа. Мысль, если и приходила, оказывалась или затрапезной, или непонятной.
-- Решили судьбу попытать, граф? – Госпожа Северный Ветер неслышно вошла в трапезную. Даже в ночном одеянии, она выглядела царственно. Теплый халат пурпурного тона с оторочкой из искусственного меха горностая, в точности повторял историческую мантию королей и королев, символ их власти и могущества. Своеобразный юмор питал затею с ночной спецодеждой царей и императоров. Генерал оценил, когда разглядел.
-- Хотите составить этуаль де ла мер? Так давайте вспомним прошлый расклад. Ваша супруга, генерал, помнится, блестяще отразила ситуацию и расстановку сил, -- у генерала ослабла и отвалилась челюсть, -- ну, забыли? Вершина треугольника – девочка Настя. Люба и вы, мой дорогой – второй ряд. Следующий ряд – папа, мама, артистка Буримова и бабушка Рахиль. Центр собран. Теперь пять персонажей на вершинах лучей пятиконечной звезды. Серый кот Ганс, черный кот Ганс и поэт Владимир заняли три луча. Два были свободны. По ходу истории, горизонтальное лезвие занял полковник Вермахта Карл фон Кант, а вертикальный пик остался свободным. На первый взгляд. На самом деле, главное направление вверх и вперед возглавил человек будущего, а именно – ребенок. Ваш сын Леонид Край. Усилия всей звезды не дали ему пропасть, замерзнуть, потеряться, не стать вашим сыном, не выучиться на следователя и, в итоге не спасти город от чудовищной силы взрыва, подготовленного внутренней оппозицией.
Тут у генерала брови поползли так, словно хотели спрятаться на затылке. Композиция получилась равновесной, изящной и осмысленной. И главное – имела выход в будущее.
-- Теперь, давай смоделируем сегодняшний баланс энергий и сил.
-- Давай… -- глядя на Госпожу, генерал вспомнил, как в старом Цирке Чинизелли, маленький Ваня Край первый раз в жизни увидел фокусника. Ушастые зайцы, карты и бумажные цветы возникали и пропадали самым чудесным образом. Сын адмирала понял, что мир устроен куда, как сложнее, нежели он мог придумать сам. Сейчас, Северный Ветер одним движением вернула смысл, порядок и взаимосвязь сложному процессу человеческих взаимоотношений. Кролик, на сей раз был извлечен не из шляпы, а из абсолютного ничего.
-- Смотрите внимательно… и, если не трудно, не дышите в мою сторону, -- колючим тоном сказала Северный Ветер. – Средний луч звезды устремлен вверх и в будущее. Здесь должен быть человек будущих времен. Проще говоря – ребенок. Не догадались? Н-н-н-да… становитесь шотландцем. Скорее всего, это ваш внук и наследник, не имею чести знать его имени.
-- Внук и наследник… -- как эхо повторил генерал.
-- Если он жив, конечно. Крысы опережают нас в разведке, -- Северный Ветер недовольно поморщилась, -- а вы граф пьянствуете, как Атос в своем замке! Спорить не надо! – Госпожа повысила голос. – Завтра, то есть, сегодня, с первыми лучами надо взять наследника, и его семью, под наше покровительство. Пока вернемся к пентаклю. Центр сильный, подвижный, целеустремленный, но очень противоречивый. Анастасия, Вереск и Гербера. Страшный сон властителя. В своем соперничестве они могут
