невозмутимости, как-то нелогично для всего этого растерялся в себе, сбился в уверенности и дыхании, и определённо отдался течению мысли своих рефлексов. Кои никогда не следует заложенному в человеке разумному началу, а действуют от своей природы, отвечая на внешний раздражитель так, как в них это предусмотрено всё той же природой.
– Я решил зарегистрировать брэнд «ИП». – Выдаёт вслух вот такую нетривиальность Фёдор, а по сути свою бизнес-идею, с помощью которой и за счёт сами потом поймёте кого, он собирался поддерживать своё благосостояние на прежнем уровне.
– Любопытно. – Говорит Прасковья. – Я бы вам посоветовала с этим делом не затягивать. А то сами знаете, как особенно летучи идеи. И не успеешь её высказать вслух, как она, как уже оказывается, пришла в голову кому-то ещё, кто к вашему большому сожалению оказался более расторопнее и сноровистей. Ну а если вы всё же окажитесь в этом деле опоздавшим, то я могу вам предложить новый, старый бренд «Секонд хэнд», в понимании, как проверенный пользовательским временем кластер. – Скороговоркой всё это выпалила и обрушила одновременно на голову Фёдора всю эту новость Прасковья. И не успел Фёдор во всех смысловых подробностях всё ею сказанное в себе переварить, как также бл*ь, куда подевался Юлиан?!
И оправдывать его незамеченный, без предупреждения уход из-за стола типа в туалет, лучше не пытайтесь. Фёдор не настолько наивный дурак, чтобы не догадаться, куда эта сволочь навострила свои уши. А именно туда, куда его спровадила эта незнакомка, а именно в патентное бюро, чтобы первому зарегистрировать товарный знак «ИП», и стать единственным правообладателем этого авторского права, позволяющего стричь купоны с тех физических и юридических лиц, кто будет признан за «ИП», а также за «ИА», если, конечно, у Юлиана хватит ума до этого додуматься.
Что маловероятно, и Фёдора начинает уже самого подрывать сорваться отсюда, в сторону своего обогащения, но ему не даёт это сделать его домашнее воспитание, не позволяющее ему покинуть товарищество за тем же столом без основательного предлога. Хотя бы того, что я переел и сейчас меня так вспучит, что никому тут мало не покажется. В общем, ещё толком не смог Фёдор к местным условиям и ценностям адаптироваться, где как раз уход сглаз долой из компании без предупреждения, является личным делом и ценностным качеством каждого уважающего себя и свою конституцию человека местной интеллектуальной и джентльменской формации.
И видимо та резкость, с которой сейчас обратился к Прасковье Фёдор, была следствием того, что он ещё не смог себя приспособить к местному культурному коду, который предполагает твою полную свободу перед внешними обязательствами и начинать всякое дело нужно прежде всего с уважения самого себя и учёта своих интересов.
– А ты кто? – задаётся вопросом Фёдор.
– Я? – недоумённо переспрашивает Прасковья. Прикладывая руку своей груди, чтобы не возникло никакой путаницы.
– Да ты. – Фёдор демонстрирует, что его не сбить со своего пути.
– Да я возможно из той же, что и вы серии людей, ищущих и не нашедших себя. – Говорит Прасковья, на миг задумывается и начинает вслух выдавать свои фантазии насчёт своего будущего, которое почему-то должно перекликаться с настоящим и будущим Фёдора, кого она по неким, только ей известным признакам и соображениям, уже записала и определила в некую серийную когорту людей. Чего не принимает Фёдор, как минимум, считая себя не тиражируемым человеком. А его тут решили списать в тираж, записав в серию. Просто наглость и безобразие в одном флаконе.
– А что вы скажите насчёт того, чтобы стать критиком? – вот такое вдруг спрашивает Прасковья, и не пойми на что она тут намекает. На отличное знание внутренних потребностей Фёдора, всё критиковать и всем быть недовольным, и получается, что его самого, или ещё что?
– Критиком? – повторяет вопрос Фёдор задумчиво. И как бы находит ответ на это предложение. Правда, в виде вопроса. – Системы?
– Хм. – Теперь уже Прасковья на мгновение задумывается, обнаружив в Фёдоре все достаточные основания для того, чтобы соответствовать тому, что она на его счёт сейчас надумала. – А почему бы и нет. – Делает вывод Прасковья. – Хотя бы для начала ресторанным критиком стать. Ведь рестораны, по своей сути есть часть системы, только общепита. Со своими правилами и установлениями, и значит, с возможностью нарушения тех же рецептур и регламентов по приготовлению вкусной и полезной еды. А насущная пища, чтобы не говорили теоретики осмысления человечества, ставящих духовную пищу на первое место для человека, всё же занимает первостепенное место для человека. Без полного витаминного рациона человек начнёт себя чувствовать недостаточно полноценно, что и приводит его к особо хищному воззрению на ближних своих. Так что поддержание порядка в этой системе общепита очень даже достойное занятие. – Сделала итоговый вывод Прасковья.
И хотя всё ею сказанное было озвучено серьёзно и всё выглядело логично, Фёдор, не сводящий своего взгляда с неё, чего-то не поверил тому, что она всё это говорит серьёзно и в тайне над ним не подшучивает. И что выводит из себя спокойного Фёдора, так это то, что он не может отнестись к этим её словам с насмешкой, а он всё это внимает более чем серьёзно.
Ну а Прасковья, видя, как ей с полуслова удалось заткнуть в себя этого напыщенного хлыща, Фёдора, решает на этом не останавливаться, и она закидывает в публичное информационное поле новую ловушку для Фёдора.
– А вообще, все критики системы и её высмеиватели, сатирики, как по мне, так её порождение, паразиты. И без неё и нет всех этих критиков. Кто ближе всех и находится к системе. – На чистом глазу вот такое прямо-таки кощунство для всякой передовой мысли, которая начинает свой путь с критики всего прошлого в настоящем, сказала Прасковья, даже не поперхнувшись под очень на неё сложным взглядом Фёдора, еле сдерживающим себя от выражения вслух сексистских взглядов в сторону Прасковьи. Кто, как и всякая баба, дура, раз она красивая блондинка, с рыжим оттенком волос. И лучше бы ты промолчала, умнее сказалась бы. И вообще, не место тебе там, где место людям с высоким айкью, где ведутся дискуссии и разговоры о высоком. Нет, не об обуви на высокой платформе, как и что на ум в первую очередь придёт самой умной блондинке, а о том, что тебя никогда не коснётся.
Но так как Фёдор и со своей стороны проявил завидную выдержку и сдержанность в плане не говорить лишнее и то, что может не просто обидеть, а это будет принято в штыки всякой не культурной бабой, и потом попробуй отбиться от неё и от всех этих грязных слов, которыми всегда начинают переполняться рассерженные в предел бабы, то эта относительно мирная дискуссия не перетекла в горячую стадию противостояния.
Правда, Фёдор всё же не смог удержаться от того, чтобы не уколоть Прасковью своим ей тыканьем. – Что ты хочешь этим сказать? – с задетым видом вопрошает Фёдор, таким конспирологическим способом провоцируя Прасковью на агрессивность и растерянность от всех этих непонятных им утверждений того, что они ранее где-то уже пересекались в баре, и выпивали на брудершафт, позволяющий ему быть с ней на ты (может быть и в постели). А попробуй она заикнись вопросом: «Это когда такое было?», то Фёдор многозначительно покачает головой, и с другим глубоким подтекстом озвучит то, чего бы ему не хотелось говорить в общественном месте. – Вот так забываемо проносятся самые лучшие мгновения своей жизни.
– А то! – с повышением голоса даёт ответ на вопрос Фёдора Прасковья, что указывает на то, что она, конечно, заметила расставленную им ловушку, но вы, всего лишь для меня вы, и нечего тут набиваться ко мне в близкие отношения. Ну а чтобы вы знали своё место, то сейчас я вас, конформист, прищучу по озвученному для всех делу. – Что все критики, да и сатирики, есть плоть от плоти системы.
А вот на этом месте Фёдор вдруг вспылил. – Что?! Да за кого вы меня считаете?!
А вот это действительно интересный для всех вопрос. Вот только когда таким вопросом интересуешься у девушки, то не стоит завышать свои прогнозы на её ответ, при этом повышая голос на неё. Что однозначно не приводит к объективности её взглядов на вас. А если вы ещё и сумели задеть в ней нотки бемольного минора, то уж сами на себя тогда пеняйте, услышав в свою сторону жизненный приговор.
– За приспособленца. За кого же ещё! – Сказала, как отрезала Прасковья, усмехнувшись и чуть ли не с презрением смотря сквозь Фёдора, кого она насквозь видит. Что и даёт ей возможность и желание провести МРТ головного мозга Фёдора, со своим эпикризом.
– Критик или тот же сатирик не выдаёт оригинальную идею. Он всегда отталкивается отчего-то уже созданного. То есть паразитирует. Правда, не всегда небезталантливо. – Прасковья этим своим заявлением прямо вдавила в себя Фёдора, ставшего белым, как полотно и одновременно красным в ушах.
И вот тут-то к полной неожиданности для всех, в том числе и для самого себя, Фёдор подскакивает с места и выдаёт такое(!), что люди всё это услышавшие, прямо в себе теряются и своим ушам не могут поверить, что в наш просвещённый век практически победившего прогресса, ещё имеют место вот такие атавизмы колониальной природы человека.
– Врезал бы я тебе, да… – Определённо с замахом на что-то большее, чем на слова, прохрипел так неокончательно, с многоточием, в сторону Прасковьи Фёдор, выглядя однозначно угрожающе и представляя из себя опасность для всякого здравомыслящего человека.
И видимо то, что Фёдор повёл себя так, как себе давно никто представить не мог в этом цивилизационном обществе победившего гуманизма, да ещё с таким напором на осуществление действий ознакомительного характера всего собой на несколько статей не только гражданского, но и уголовного кодекса наговорённого, не позволило Прасковье рефлекторно на всё это отреагировать, испугавшись и бросившись наутёк, а она, как стояла незыблемо на одном месте, так и осталась стоять. Правда, у неё имелись для всего этого свои объяснения, основанные на некоторых женских предубеждениях и фантазиях насчёт себя и своей смелости (не нашёлся ещё такой мужлан, кто может меня испугать).
А больше всего бесит и не устраивает Прасковью в последнее время, так это вот такая недоговорённость, которая для неё сравни лукавству, самому большому виду вранья. И если ты уж сказал «А», то будь любезен быть смелым и сказать «Б». И нечего под своей ложной скромностью на озвучивание самых нелицеприятных фактов и слов, их полагающих крайне негативно и нелепо, чуть ли ниже пояса, скрывать и прикрывать свою суть бескомпромиссного ко всякому благу и добру человека, Прасковья этого всего терпеть не будет.
– Не будь вы приверженцем равноправия. Правильно я вас поняла? – немедленно реагирует Прасковья на вот такое самонадеянное самоуправство Фёдора, который типа делает ей снисхождение, считаясь с её правами, тогда как он всё делает наоборот, считая её слабой и безвольной, требующей от него снисхождение. – Нет уж, ничего у вас, самодовольный и циничный хам, Фёдор, не получится. Вы всё равно ответите, что там дальше не договорили и сделаете то, что я от вас потребую. – С вот таким,
