тихонечко прикрыл за собой дверь.
Готтлиба Сергей старался избегать, с матерью не откровенничал. «Не злись, Готтлиб,— слышал он извиняющийся шепот матери,— привыкнет, дай ему время». Но Серёжка не собирался привыкать. Самая малая искра надежды лучше, чем полная безнадежность! Он задумал побег.
Наступала поздняя осень. Ночи становились тёмными и колючими. К побегу всё было готово: фляжка с водой, сушеный хлеб, нож. Осталось выждать момент. И он настал. В эту ночь разразилась страшная буря. Дико завыл ветер. Небо опалилось кровавым заревом молний. Раздался страшный удар грома. В глубине сада с треском повалилась яблоня. Сплошным потоком шумно полил дождь.
Тихонечко, стараясь не шуметь, Сережка приоткрыл окно, решительно прыгнул в сумрак ночи и побежал что было сил. Он чувствовал себя огромной сильной птицей, летящей над садами, лугами, над всем своим прошлым, туда, где над зелёной сопкой зарождалась новая заря!
Дождь постепенно затих. Небо прояснилось. На западе выкатил молодой месяц. И как поразительно тихо вокруг! Сделав небольшую передышку под раскидистой ивой, Сережка глотнул из фляги воды и поспешил к железнодорожному мосту. И тут случилось что-то невообразимое: земля закружила тело и подняла в воздух, огненная вспышка ослепила глаза, сознание разлетелось на мелкие осколки...
Очнулся Сережка в незнакомом месте. Болело всё: спина, ноги, особенно голова. Очень хотелось пить. А потом он услышал русскую речь.
— Как тебя зовут, сынок?
— Сергей Снегирёв.
— Не волнуйся, мы свои, партизаны! Считай, Серёга, что ты в рубашке родился. Отделался контузией да парой царапин. Это ж надо, прямо под взрыв моста угодить. Наши бойцы немецкий эшелон сегодня ночью взорвали.
Через неделю его на подводе отправили в полевой госпиталь, а оттуда — под Смоленск, в детский дом. 25 июня 1944 года Красный Берег был освобожден Советскими солдатами.
За двадцать лет не было дня, чтобы Снегирёв не вспоминал мать. Он слал письма и в «Красный Крест», и в Центральный архив Министерства обороны, но результатов пока не было никаких. Нет ничего труднее веры, и нет ничего теплее надежды. Сергей чувствовал, что мать жива, верил, надеялся: а вдруг повезёт. Архивы лагеря перед отступлением немцы сожгли. Спасти удалось лишь горстку детей. Какие из них могли быть свидетели. Не могла мать уехать в Германию! Он слишком хорошо её знал. Поэтому упорно и терпеливо продолжал поиски. Воспоминания военного детства иногда воскресали в памяти, но усилием воли он гнал их прочь. А если какой-нибудь настырный собеседник интересовался номером на руке, то отвечал резко и грубо:" Я хочу жить, больше не спрашивай."
Шел 1966 год. Негромко играло радио. По «Маяку» шла передача «Найти человека». Знакомый миллионам голос Агнии Барто зачитывал полученные письма, бюллетени розыска родных, потерявших друг друга в годы Великой Отечественной войны.
— К вам обращается мать, Александра Васильевна Снегирёва,1912 года рождения, попавшая с сыном, Снегирёвым Сергеем Семеновичем, в концентрационный лагерь «Красный Берег». У него на левой руке, ниже локтя, есть номер 286490, а под правой лопаткой родинка, похожая на дубовый листик. И у меня есть номер: 675497. Я проживаю в Минске, на улице Весенней, в доме 112, квартире 56.
Потрясённый, Сергей рухнул на диван и нервно закатал левый рукав рубашки. Он знал свой номер наизусть, просто не мог поверить! На минуту показалось, что откуда-то издалека, сквозь пространство дней и ночей, родной голос позвал его по имени, позвал с такой лаской и нежностью, какая бывает только у матерей от неудержимой любви к своему ребенку. Сергей зарыдал и утонул в ощущениях давно забытого счастья.
Потом были звонки в редакцию радио, уточнение данных, поездка в Москву. Ведущая передачи, Агния Львовна, после очередного визита Сергея с волнением набрала минский номер.
— Александра Васильевна, у меня радостная весть: ваш сын нашелся! Сомнений нет. Это он. Горячо поздравляю! Сергей сам сейчас перезвонит, не отходите от телефона.
— Мама! Мамочка! Это я, твой Серёжа. Я лечу к тебе!
— Это правда, ты?
— Правда, мамуль!
Такси остановилось около небольшого пятиэтажного дома. Сергей нетвердо ступил в полутемный подъезд, поднялся к квартире №56. Дверь была приоткрыта. С кухни сладко потянуло свежеиспечёнными оладьями. «Ну, вот теперь и для меня война закончилась», — выдохнул Снегирёв и смело шагнул через порог.
