Никто достоверно не знает - это быль, легенда или миф.
Во многих источниках, воспоминаниях известных людей тридцатых и сороковых годов прошлого века, история знакомства Сталина с музыкой Моцарта в исполнении прославленной русской пианистки Марии Вениаминовны Юдиной излагается в нескольких вариантах.
«Вождя народов» - Сталина - практически знал весь мир, Моцарта знали и до сих пор обожают многие любители классической музыки. А кто такая была Юдина? Какая связь между Моцартом, Сталиным и пианисткой Юдиной? Что нам известно о ней сегодня? К сожалению, не так уж много. «Но ведь она была гениальной пианисткой». Не «выдающейся», не «талантливой», просто – «гениальной» - говорил о ней Генрих Нейгауз - русский пианист, народный артист РСФСР.
Мария с детства отличалась страстным, неукротимым темпераментом, а её интересы были чрезвычайно широки и никогда не ограничивались только музыкой. Первые уроки игры на фортепиано она получила в возрасте шести лет от ученицы Антона Рубинштейна. Блестяще окончив консерваторию в 1921 году, Юдина была принята в её штат и начала активную концертную деятельность, впервые выступив с оркестром Петроградской филармонии.
Среди её однокурсников были, ставшие впоследствии знаменитыми, композитор Дмитрий Шостакович и пианист Владимир Софроницкий - любимый композитор Сталина. Иосиф Виссарионович даже возил его с собой на Потсдамскую конференцию 1945 года, чтобы произвести впечатление на президента США Трумэна, известного любителя фортепианного искусства.
Обучаясь в консерватории, помимо музыкальных занятий, Юдина активно посещала философский кружок. В 1930 году она вела фортепьянный класс, но была уволена за свои «религиозные взгляды». Ей было 16 лет, когда она написала следующее: «Я знаю лишь один путь к Богу - через искусство. Не утверждаю, что этот путь универсальный. Я знаю, что есть и другие дороги, но чувствую, что мне доступен лишь этот. Все божественное, духовное впервые явилось мне через искусство, через одну ветвь его - музыку. Это - мое призвание, верю в него и в силу свою в нем. Я должна неизменно идти по пути духовных созерцаний, собирать себя для просветления, которое придет однажды. В этом - смысл моей жизни. Я - звено в цепи искусства». Как раз в те годы воинствующие атеисты вели активную борьбу против религии – «опиума для народа». Но педагог консерватории Юдина смело и открыто высказывала мысли о том, что любая культура, любая сфера человеческой деятельности является «пустышкой» без религиозных корней. Прощать ей крамольные мысли не стали и из консерватории уволили.
В 1930-е годы, когда Юдина была профессором Ленинградской консерватории, в газете «Вечерний Ленинград» появилась клеветническая статья «Ряса на кафедре». После чего нашли повод изгнать её из Ленинграда. Она уехала в Грузию где два года работала в Тбилиси, а затем переехала в столицу и снова стала преподавать в консерватории. Прошло почти 15 лет и профессора Юдину снова уволили. Обвинили в том, что она вместо разоблачения упаднической музыки буржуазных композиторов, восхищалась сочинениями Стравинского, вела переписку с зарубежными композиторами и исполняла сочинения Шостаковича и Прокофьева,
которые по мнению идеологов «непонятные народу».
Отношения коллег к Юдиной зависело от уровня ума и совести каждого конкретно, поэтому и чувства их к ней были разными. Часто отношение было плохим. Она всю жизнь была в осаде, в опале, на фронте, а вокруг неё и с ней воевали бездарности. Но на них были «судейские мантии» и они регулярно выносили ей обвинительные приговоры: «Из Ленинградской консерватории - выгнать!» «Из Московской консерватории - выгнать!» «Из Гнесинского института и филармонии - выгнать!». Из института имени Гнесиных её уволили только за то, что на своих концертах она выходила на бис с огромным крестом на груди и читала стихи из романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго». И это было в то время, когда имя Лауреата Нобелевской премии Пастернака даже боялись произносить вслух!
Когда скончалась великая русская поэтесса Анна Ахматова, Юдина заказала панихиду по ней, о чем немедленно сообщило радио «Голос Америки». Когда ей об этом сказали, - вспоминал известный театральный деятель, - она перекрестилась: «Слава Богу, наконец-то и мое имя будет связано с именем Анны Андреевны…». В то время поведение Юдиной многие считали гражданским подвигом. Мария Вениаминовна всю жизнь шла против течения. До 1990-х годов о ней и её творчестве не говорилось ни в одной из публикаций. Свои взгляды по многим вопросам она высказывала смело, не оглядываясь на авторитеты, с редким бесстрашием и никогда не думала о возможных последствиях.
Юдина всего два раза была за рубежом: в ГДР и Польше. Первый раз она поехала в эти страны в пятидесятилетнем возрасте. Она знала, что в Лейпциге когда-то была Йоханес-кирха, в которой был похоронен композитор Бах. Во время войны она была полностью разрушена, и в 1949 году саркофаг Баха был перенесен в церковь Святого Фомы. Приехав в ГДР, Мария Вениаминовна вышла из поезда в Лейпциге, сняла обувь и босиком пошла к могиле Баха. Наши соотечественники приняли этот поступок, как чудачество. Но когда паломники босые идут за тысячи километров поклониться гробу Господнему, разве это чудачество? Не зря говорят, что поступки гения нам становятся понятны через полвека. А то и через век...
Советский дипломат, Нарком иностранных дел РСФСР и СССР, музыковед, автор книги о Моцарте Чичерин сказал: «У меня было в жизни две вещи: революция и Моцарт». У Марии Вениаминовны вообще ничего не было. У нее даже рояль был взят на прокат, но было две Святыни: Бог и Музыка. Бог и Бах. Никто из пианистов не играл так хорошо темперированный клавир Баха (цикл произведений Баха, состоящий из 48 прелюдий и фуг для клавира, объединённых в 2 тома по 24 произведения). Согласно семинару Яворского (музыкальное искусство выступает в триединстве: композитор - исполнитель - слушатель), каждая прелюдия и фуга являла собой какой-то библейский сюжет. Вот и шла по кладбищу босая Юдина поклониться своему святому, своей святыни.
Возможно, что те же порывы руководили ею, когда она, в августе 1961 года, через весь Малый зал консерватории, на коленях, шла к гробу Софронитского. Или когда она осенила крестным знамением лежащего в гробу Генриха Нейгауза. Она никогда не лгала и была совершенно равнодушна к тому, что называется внешним лоском. Одевалась она перед концертом очень просто, не меняла платья по три-пять раз за концерт (как это принято сейчас). На сцену всегда выходила в простом, чуть ли не черном монашеском платье. И в кедах - из-за больных ног.
Юдина была высокообразованным человеком. В библиотеке пианистки были книги по истории, музыке, литературе, математике, физике, химии, биологии. Были и книги на немецком языке, который Мария Вениаминовна знала как русский. Огромная подборка книг с автографами Пастернака, Заболоцкого, Маршака. Альбомы с репродукциями Клее, Шагала, Кандинского, Чюрлениса. Она прекрасно знала всю мировую литературу.
Юдина сама рано пришла к вере в Бога, приняла православное крещение. Всегда ходила с крестом, отчего имела большие неприятности. Как никто жила она по Божьим заповедям. Ее настольной книгой всегда была Библия. «Я единственная, кто работает с Евангелием в руках»— говорила она. Почти каждое утро была в храме. Кроме того, она прекрасно знала историю религии и православия. Уже то, что она состояла в переписке с Павлом Флоренским*, говорит о многом.
Юдиной не суждено было стать женой и матерью. В 1939 году её будущий муж, любимый человек и ученик альпинист Кирилл Салтыков погиб в горах при восхождении на вершину. Долгие годы она преданно заботилась о матери жениха Е.Н. Салтыковой. При этом инстинкт материнства в ней был развит невероятно. Как по отношению к своим ученикам, так и по отношению к друзьям тех, кто по возрасту годился ей в дети.
...Умерла она в 1970 году. Но, она жива, конечно, и в памяти музыкантов-современников, и в памяти музыкальной молодежи. К Юдиной и её творчеству проявляется очень большой интерес. Её помнят. Каждый год, в день её смерти, в Храме Ивана Воина - это недалеко от станции метро «Октябрьская», - отец Николай (Ведерников), который причащал умирающую Марию Вениаминовну, служил по ней панихиду. В этот день, каждый год там собирались друзья и почитатели её таланта. К сожалению, их становилось все меньше и меньше; все-таки прошло уже более 40 лет после её смерти.
Гонения на Юдину неожиданно уменьшились только в годы войны. Все вдруг стали ей петь дифирамбы, признавая ее искусство «политически корректным» и «актуальным». Но эти изменения произошли по очень серьезной и веской причине. Вполне возможно, что она так бы и умерла тихо и незаметно, но однажды...
***
По материалам книги блаженного Иоанна «Фортепианное Евангелие Марии Вениаминовны Юдиной».
…Однажды поздно вечером Сталин включил радио, чтобы как-то отвлечься от дневного напряжения и послушать последние новости. Говорят, что он любил голос Левитана. Прослушав последние известия, собрался, было выключить приемник и прилечь отдохнуть, но диктор объявила, что будет передан 23-й фортепианный концерт Вольфганга Амадея Моцарта в исполнении пианистки Марии Вениаминовны Юдиной. Легенда гласит, что когда Сталин услышал первый аккорд, то больше не смог оторваться от радио. Якобы он так и просидел в одном положении, пока звучала музыка. Случилось что-то странное. Музыка Моцарта в исполнении великой пианистки сотворила в душе Сталина переворот. Вместе с Моцартом, спящим где-то в братской могиле, и Юдиной он вдруг увидел тысячи заключенных Соловецких лагерей, отправленных туда по его прямому указанию. Ему вдруг стало страшно. Показалось, что тысячи этих ни в чем не повинных людей никуда не ушли, что они живы, предъявляют ему счет, и грозят ему с неба.
...В 1939 году, перед войной с Финляндией, Сталин говорил знаменитой революционерке Коллонтай, дочери царского генерала, которая в это время была полномочным послом в Швеции:
— Крепитесь. Наступают тяжелые времена. Их надо преодолеть… Преодолеем. Обязательно преодолеем! Крепите здоровье. Закаляйтесь в борьбе. И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут много злодеяний...
Ему стало жаль самого себя! Он хотел слушать музыку еще и еще, но… прямая трансляция закончилась. Сталин выключил радио. Некоторое время сидел с закрытыми глазами. Видения не исчезали, и он позвонил в Радиокомитет. Дмитрий Шостакович пересказывает этот случай в мемуарах, опубликованных в Америке музыковедом Соломоном Волковым. Ссылается на дружественную ему Марию Вениаминовну, вроде бы в личной беседе рассказавшую об этом звонке.
Начальник Радиокомитета снял трубку. Глухой голос Сталина нельзя было не узнать. Голос, наводивший ужас на всех вокруг, по сути, означавший смертный приговор, ввинчивающийся в мозг, подозревающий, угрожающий… Голос, которому нельзя сказать «нет».
Беседа, по словам Шостаковича, свелась всего лишь к трем фразам. Сталин спросил:
— Мне сказали, что из вашей студии сегодня транслировался концерт Моцарта для фортепиано с оркестром в