тогда явственно видел агрессивные поползновения кайзера Вильгельма. Несмотря на кровное родство, они с трудом терпели друг друга. Понятно, что обручению Николая с германской принцессой кайзер очень обрадовался: он надеялся, что со вступлением кузена на престол свободолюбивая Россия вернётся под крыло германского орла. Но всё пошло не так: кузен оказался не очень расположен к танцам под чью-то дудку.
В частности, Вильгельма задело, что Николай II назначил министром иностранных дел графа Михаила Муравьёва – в Германии он был известен как слишком активный адепт православия и вообще славянофил, утверждающий, что у России собственная гордость и свой путь, в котором нет места «подражательности» Западу.
А государь российский, наоборот, заметил умение графа легко и тактично решать проблемные вопросы, не доводя разногласий до сложной ситуации – то, что нужно настоящему дипломату.
– Михаил Николаевич, я с благодарностью выслушаю ваше мнение по поводу выросших расходов на военные и морские нужды, – попросил император главного дипломата. – Как вы оцениваете позиции казначейства и наших военных ведомств?
– Государь, я не вправе оценивать действия министерства финансов, – с поклоном ответствовал граф. – С высочайшего позволения выскажу лишь частное мнение. Считаю, что тратить почти четверть бюджетных расходов на армию и флот – это непозволительная роскошь для Российской империи. Всевозрастающее бремя финансовых тягостей расшатывает общественное благосостояние. Духовные и физические силы народа отвлечены от естественного назначения и расточаются непроизводительно. Полагаю, что охранение мира и сокращение чрезмерных трат на вооружение являются целью, к которой должны стремиться и мы, и все остальные государства…
Государь молчал поражённый. Вот оно! Как раз те самые слова, которые он не первый год проговаривал про себя, и именно так он обдумывал свою жизнь после тайного визита к лондонскому графу-прорицателю. Молчание затянулось.
– Повелеваю вам, любезный Михаил Николаевич, обратиться к правительствам державных государств, кои при Дворе нашем аккредитованы, с предложением обсудить эту важную тему на общей конференции, – произнёс наконец император. – Полагаю, нас все поддержат. Готовьте такую конференцию.
– Будет исполнено, Ваше Величество! – с какой-то даже радостью снова поклонился Муравьёв.
«Это будет главной целью моей жизни! – удовлетворённо думал государь. – Никаких больше войн, никакой гонки вооружения! Человечество должно спокойно трудиться на благо своих семейств во имя процветания родной земли. Тогда никакие мрачные прогнозы не сбудутся. Все люди, независимо от цвета кожи, станут жить долго и счастливо. Международная конференция – залог такого мира».
Но… не прошло и двух месяцев после разговора с графом Муравьёвым, как все газеты рассказали о взрыве американского броненосца «Мэн» на рейде Гаваны. И хотя почти никто не сомневался в причастности к этому самих американцев, Соединённые Штаты объявили войну Испании. Отдохнувшие от внутренних войн и набравшие силу США чётко следовали доктрине Монро и стали «отжимать» близлежащие чужие земли. Начали с островов в Тихом океане: Куба, Пуэрто-Рико, Филиппины. Они расправились с владениями некогда сильной Испанской империи за сто дней.
В тот самый день, когда война по ту сторону Атлантики закончилась, Николай Второй поставил свою подпись под циркулярным письмом.
«Гигантские средства расходуются на военное вооружение, которое сегодня представляется последним словом науки, а завтра потеряет всякую ценность из-за новых изобретений. Просвещение народа, его благосостояние пресекаются или направляются на ложные пути... Такое положение может роковым образом привести к бедствию, перед ужасом которого заранее содрогается человеческая мысль. Положить предел вооружениям, изыскать средства и предупредить угрожающие всему миру несчастья – таков ныне высший долг для всех государств. С Божьей помощью, конференция могла бы стать добрым предзнаменованием для грядущего века».
Эти заключительные слова ему понравились. Письмо ушло.
Европа была сильно удивлена предложением русского царя. Далеко не всем оказался по нутру его призыв к миру. Так, Вильгельм II в узком кругу заявил: «Я согласен с этой идеей, лишь бы царь не выглядел дураком перед Европой. Сам же в будущем буду полагаться только на Бога и на свой острый меч!». А кузену послал в Санкт-Петербург телеграмму: «Ники, вообрази себе монарха, распускающего свои полки, овеянные вековой историей, и предающего свой народ анархии и демократии. Любящий тебя Вилли».
Английский кузен Николая II – Джордж, ещё пока принц Уэльский, но уже женатый на бывшей невесте умершего брата – тоже был не в восторге от конференции. Но он выразился аккуратнее, поинтересовавшись деликатно: «А целесообразно ли сейчас менять международный свод законов и обычаев войны?».
Французы вспомнили подписанную «оборонительную конвенцию» против Германии, поклялись в вечной дружбе, но сворачивать военные расходы не собирались.
Соединённые Штаты Америки согласились участвовать в конференции, назвав эту инициативу «великим почином миролюбивого русского царя».
Конференция состоялась! В Гаагу приехали более ста делегатов из 26 стран. Открытие форума приурочили к 18 мая, ко дню рождения Николая Второго – такой своеобразный подарок сделали инициатору первой международной конференции по разоружению.
Впрочем, многих делегатов, в первую очередь американских, проблемы разоружения интересовали мало. А вот о том, что считать «правом войны» и как решать международные конфликты мирным путём, – дискутировали все с азартом. Договорились, что в Гааге учреждается постоянно действующий международный третейский трибунал. Российская делегация подробным образом расписала, как он будет действовать (он действует и до сих пор, но уже по американским инструкциям).
Также был принят ряд постановлений по проблемам, касающимся «предела непрерывных вооружений». В частности, подписаны декларации о запрещении бомбардировок населенных пунктов с воздуха, о запрещении применения отравляющих газов и разрывных пуль.
Конференция ещё не закончилась, когда в Доме Романовых появилась на свет очередная великая княжна. Граф Муравьёв засвидетельствовал своё почтение, поздравив императора с третьей дочерью. Зная, как государь ждёт сына-наследника, граф старался больше говорить о Гаагской конференции.
– Дело сделано большое, благодарю вас, Михаил Николаевич, – перебил его Николай. – Но у любой медали две стороны. И меня сегодня беспокоит, что стремление наше к миру может подтолкнуть державы, особенно заокеанские, к мысли о том, что сильная Россия им мешает. А в будущем ещё сильнее станет мешать, если они всё-таки затеют передел мира.
– Да, государь, вы абсолютно правы. Они боятся нашей мощи. Причём не военной даже, а духовной. Одной конференции мало, нужен постоянно действующий орган, куда бы все страны входили и совместно решали, как передела этого не допустить.
Так в Петергофском кабинете государя-императора всея Руси в конце девятнадцатого столетия обдумывались основы Лиги Наций и её преемницы ООН. Календарь показывал лето 1899 года. А осенью началась вторая англо-бурская война: Британии не давали покоя обнаруженные на юге Африки алмазы, и англичане, видимо, рассчитывали тоже за сто дней расправиться с непокорными аборигенами. Но эта война растянулась на два с лишним года.
В середине февраля «нулевого» года граф Муравьёв предложил Германии и Франции поднажать на Британию, чтобы та оставила в покое южноафриканских буров. Германия отказалась, а французы тут же, под шумок, послали дополнительный экспедиционный корпус на север Африки, укрепляя свои позиции в Марокко.
Конечно, немало нового 1900 год принёс. Что-то и унёс. Так, скоропостижно скончался граф Муравьёв. Военные действия России против китайцев начались без него. Слава Богу, эта война оказалась недолгой. Но и она заставила Николая II вспомнить предсказание о грядущих несчастиях.
А вот и они – тут как тут. Конец октября и почти весь ноябрь государь тяжело болел. Сначала думали, что у него грипп (тогда модно было говорить – инфлюэнца), но через несколько дней доктора решили, что это брюшной тиф. За ним ухаживала лично императрица Александра Фёдоровна, хотя сама, будучи опять беременной, не очень хорошо себя чувствовала. Она подписывала за мужа документы, так как царь отказался обсуждать вопрос о заместителе на время болезни.
При дворе уже шептались: «А если государь нынче умрёт? Кто престол займёт? Понятно, что великий князь Михаил Александрович давно объявлен наследником, но ведь императрица-то в интересном положении, а ну как сыном разрешится от бремени?».
Царица и сама беспрестанно молилась, и Иоанна Кронштадтского, священника синодального, призвала. Тот явился – порывистый, резкий. Посмотрел на больного в упор своим пронизывающим насквозь взглядом, провёл обряд елеосвящения, сказав при этом сурово:
– Не скорби́ безутешно о злополучии отечества, о войнах и потерях государственных. Скорби о том, что ты пока плохо подвигаешься к отечеству нетленному, вечному, на небесах уготованному. Ибо истинно тебе одному доверено отмолить все грехи земные о всеобщем безверии и развращении. Да воспрянет отныне спящий царь! Даруй ему Господь мужества, спокойствия, мудрости и дальновидности!
Царь воспрял, ожил, и в первый же день, как встал с постели, в столице отслужили грандиозный молебен.
Тут как раз при царском дворе появился некий французский целитель. Мсье Филипп стал лечить царицу от истерик, он также предсказал рождение наследника и поражение России в предстоящей войне на востоке. О второй части предсказания Николай умолчал, а первой части императрица безмерно обрадовалась. Даже похвасталась мужу:
– Мсье Филипп подарил мне икону с колокольчиком! Она бережёт от злых людей и всяческих несчастий!..
После святок пришло печальное известие – умерла королева Виктория, «европейская бабушка». На похоронах Дом Романовых представлял великий князь Михаил Александрович. Никто не знает достоверно, как скорбели в те дни принявший британский престол Эдуард VII и его племянник германский кайзер Вильгельм II, но, похоже, о российском императоре злоязычничали там немало. Время, когда они втроём стреляли рябчиков и оленей в шотландских лесах, то незлобивое время ушло. По-английски, не прощаясь. О новом «Союзе трёх императоров» приходилось только мечтать.
В марте дурные предсказания снова напомнили о себе. История давняя. Павел I оставил секретный ларец с письмом монаха Авеля, запечатанным личной печатью: «Вскрыть потомку моему в 100-летний день моей кончины». Царствующая семья собралась торжественно открыть вековую тайну. К поездке готовились как к веселой прогулке. Возвратились оба задумчивые и опечаленные, и о том, что прочитали в письме, никому ничего не сказали. Только после той поездки государь не раз отрешённо называл 1917 год роковым для себя и семьи.
Прилив оптимизма и сил принесла весть о выдвижении его номинантом на Нобелевскую премию мира. Это было
