Вдоволь насмотрелся волжанин на священный лотос - национальный цветок Индии, на павлинов с резкими неприятными голосами, полосатых тигров, огромных слонов, на плантации специй - гвоздики, перца, имбири, кардамона, муската, бетеля и прочих.
Несомненно, русский стрелец познакомился с Аюрведой, традиционной индийской медициной, приёмами которой его лечили от случавшихся с ним хворей.
Насмотрелся на удивительных йогов, всяких факиров, риши, садху.
Дивился огромному множеству местных богов, богинь, божков и святых – таковых тут имелись многие тысячи: Брахма, Вишну, Шива, Индра, Сурья, Яма, Агни, Варуна, Ваю, Кубера, Сома, Кали, Митра, Кама, Ганеша, Лакшми, Парвати, Сканда, Сарасвати, Варуна, Бхага, Рама, Хануман и тьма-тьмущая иных. Всех не перечесть!..
Но русич стойко хранил свою веру, соблюдал втайне православные обряды.
По знакомому пути
Справедливо сказано, всякое диво – диво на три дня. А волжанин в Стране чудес прожил аж девять лет. Несомненно, местная экзотика ему довольно скоро изрядно надоела, а затем сделалась хуже горькой редьки. Провести оставшиеся годы на берегах священного для индусов Ганга ему не хотелось, он вспоминал привольную гладь Волги, в которую впадает маленькая тёмноводная речка Самарка, давшая своё имя его родному городу. Тянуло на родину. И с каждым днём всё сильнее. Он искал пути возвращения домой.
Стрелец никому не открывал свои истинные чувства: многие восприняли бы их крайне неприязненно, ведь волжанин пребывал в окружении тех, кто считал христиан «кафирами», это синоним слову «гяур», которое в ходу в исламских странах, расположенных к Западу от Средней Азии.
И вот невольник в силу своих заслуг получил желанную свободу и с того дня его возможности расширились.
Русич всё подготовил, воспользовался случаем и, придумав внешне благовидную причину, добился получения отпускной грамоты. Затем двинулся по пути, уже проделанному им невольником, но в обратном порядке и в статусе свободного человека. Несомненно, по той причине, что дорога была ему относительно неплохо знакома.
Действовал осторожно. В Бухаре прожил три года, до середины 1680-х годов. Женился на «казанской жонке Анне Никифоровне». По-видимому, вначале он намеревался осесть тут всерьёз и надолго. Но всё же позже перебрался ближе к отчему дому – в Хиву, где прожил некоторое время, ожидая удобного случая.
И тут повернулась оказия: в 1669 году хан Хивы принялся собирать посольство в Москву. Ему указали на просто незаменимого человека: умного, много знающего и к тому же толмача, владеющего русским и восточными языками.
В результате Пётр оказался в составе ханского посольства, при этом ему дозволили взять с собой и супругу.
Скоро волжанин, после более чем тридцатилетнего отсутствия, оказался в Самаре.
Здесь нашлись сродники и товарищи Петра, которые его не забыли и были рады возвращению пропавшего стрельца.
Оставив жену в Самаре, Пётр с хивинским посольством продолжил путь в Москву.
Столь незаурядный человек и в ней обратил на себя внимание. Его неоднократно вызывали в царский посольский приказ, где по рассказам бывшего стрельца Петра Треногина подъячии записали его историю о хожениях по «Бухарии и Индее». Правда, они сделали это не кончиком иглы в уголках глаз, а чернилами и обычным гусиным пером на бумаге.
Несколько раз позже бывшего стрельца вызывали в Москву, не только послушать его действительно необычное подневольное хождение за три моря, сколько за необходимостью получить точные сведения о тамошних краях: обо всём, что он там видел и слышал. Несомненно, волжанин поведал немало интересного и полезного. Потом его оставили в покое.
Последующая жизнь Петрушки-стрельца осталась неизвестной. Несомненно, была не самой плохой, ведь он обладал многими выдающимися качествами и знаниями, оказавшимися ему очень полезными в прежней жизни, пригодились они ему и тперь. Но подробности его дальнейшем жизни и смерти неизвестны. Увы.
Дело посольского приказа, датируемое 1690 года, о необыкновенных и удивительных приключениях Петра-стрельца, удалого русского молодца, пролежало в архиве почти три века. Только в 1960 году специалисты его обнаружили, ознакомились с ним и дались диву, а позже предали огласке. Сегодня эти материалы находятся в Самарском областном архиве.
Известно о другом самарском стрельце Максиме Яковлеве, тоже побывавшем в плену в Индии немногим позже Треногина, но сведений о нём минимальное количество, а потому о нём в следующий раз.
Александр ЗИБОРОВ.
