беспомощные, розовые тельца, извивающиеся в предчувствии наступающего небытия. Я видела, я прекрасно это видела, что они всё понимали. Эти маленькие человечки обречённо ловили крошечными ротиками воздух чужого и жестокого мира, и их души, как и они крошечные, готовились улететь, неся с собой ужасную весть о хищной сущности человеческого мира».
Семён Борисович машинально взглянул в иллюминатор. Он только сейчас услышал ровный гул заработавших самолетных моторов. Самолет дернулся и потихоньку поехал на взлетную полосу. В иллюминаторе поплыли какие-то далекие строения, вкрадчивый женский голос из динамика напомнил о правилах полёта…Читать стало труднее, но Семён Борисович снова уткнулся в тетрадь.
«...Если человека можно постоянно ремонтировать, значит, есть смысл говорить о его бессмертии? Но это противоречит основному принципу движения Природы - принципу эволюционирования. Мне кажется, что мы стоим на пороге событий, когда Природа должна поставить на место зарвавшееся человечество. Нет, это не будет вселенская катастрофа, которой нас пугают все кому не лень: и ученые, и богословы. Это будет всего лишь корректировка развития земного Разума, которому со временем предстоит стать частью Разума вселенского. Мы стоим у края бездонной расщелины, не предполагая, что спасение наше не в отступлении, а в невообразимо ответственном прыжке. Мы ещё не знаем, что надо прыгать, а задние напирают и сталкивают передних в бездну. И все понимают, что надо что-то делать, а не знают что. И остановиться не могут...
...Вчера мы с Олегом ходили в кафе. Боже, как он был красив. Матовый оттенок кожи лица, аккуратная бородка, короткая с прямым пробором стрижка, большие выразительные глаза...
Я видела, как все женщины, сидящие в кафе, посылали ему со своих мест томные взгляды и ласковые, зовущие улыбки. Он вначале, как обычно, был весел и многословен. Но потом как-то враз потускнел и потух. «Не обращай на меня внимания», - сказал он мне и подозвал официанта, чтобы расплатиться. Он проводил меня домой, а на прощание сказал загадочную фразу, над которой я продумала всю ночь: «Если человек умирает осмысленно, ему не перед кем оправдываться...»
Семёна Борисовича бросило в жар: «Это же чёрт знает, что такое… кто он такой – Олег?». Чудовищный, невообразимой силы удар по самолюбию потряс его с такой силой, что он, оглушённый, потерял на какое-то время рассудок. «Зачем? С какой целью она дала мне почитать этот чёртов дневник? Почему не открылась раньше? Откуда у нее эта примитивная жестокость?»
Но посидев немного в отрешённой задумчивости, он пришёл в себя и решил трезвым рассудком понять суть только что прочитанных строк. Выхваченные из контекста, да… они выглядели ужасающим признанием в неверности. А с другой стороны... собственно, в чём была выражена эта неверность? В самом факте посещения кафе или в мыслях о красоте спутника? А что, если эта запись – плод больного воображения? Или еще хуже – попытка уязвления его, нечуткого мужа, самолюбия? А, может быть, это просто хорошо замаскированное послание с тонким воздействием на чувственные зоны его сознания?
- Чувственные зоны сознания, вы правы, являются непременным участником принятия нами всех наших решений. Более того, я вам скажу такую банальную вещь, все мы, психологически развитые существа живём в мире, в котором и вокруг нас, и внутри нас незримо присутствует эмоциональное поле.
Семён Борисович оторопело обернулся на голос и наткнулся на хитро улыбающиеся щелки глаз пожилого соседа с явно выраженной азиатской внешностью.
- Вы читаете чужие мысли? – спросил он и почувствовал неловкость за свою прямолинейность.
- А вы полагаете, что это возможно? - невозмутимо сверкнул ослепительно белыми зубами собеседник, - я просто считал один из вариантов поведенческого сценария вашего эмоционального состояния. (Семён Борисович, нервно моргнув, тут же захлопнул лежавший на коленях дневник). И, как я догадываюсь, оказался абсолютно прав.
- Вы психолог? – попытался угадать Семён Борисович.
- Скорее, нейролог… а, вообще, - специалист по робототехнике, - собеседник дружелюбно протянул руку, - Давайте познакомимся. Меня зовут Гоушен.
- А меня – Семёном Борисовичем… я, знаете ли, тоже робототехник… и лечу на Тайвань.
- О, мы, кажется, летим в одном направлении – на международную выставку. Не так ли, коллега?
- Так точно, мистер Гоушен, - повеселел Семён Борисович, - наша фирма тоже выставляет там два своих изделия.
- Кстати, дорогой Семён Борисович, вы не удивляйтесь, что я говорю по-русски почти без акцента. Моя мама – русская, а папа – китаец. Он очень большой чудак. Он меня назвал Гоушен… а это у нас означает «остаток собачьего корма».
- Остаток…корма? – не поверил Семён Борисович.
- Это старая китайская традиция, для запугивания духов… и я терплю.
- Ну, это и не важно, я правильно считаю? Мистер, Гоушен… а с какой стати вы заговорили со мной об эмоциональном поле?
- Я имел в виду простую истину, объясняющую то, что мы вкладываем в понятие «душа». Не вам ли, коллеге-робототехнику, сейчас начать пояснять природу наших чувств?
- Интересно… неужели и вы подступаетесь к расшифровке психологических процессов интеллекта?
- Подступаемся… вы правильно делаете, что сомневаетесь… попытка разработки подходящего программного кода, по моему глубокому убеждению, заранее обречена на неуспех. Ведь, если вдуматься, духовная сущность разума – это просто-напросто осмысленный перебор всех вариантов заранее известных причинно-следственных связей… и душа – это не что иное, как наша жизнь во всех её вариациях. А это, согласитесь, - хаос. Хаос, уважаемый Семён Борисович. Гигантская мозаика несвязанных между собой элементов, из которых разум, в соответствии со своим логическим и убежденно-нравственным аппаратом, выбирает только те, какие считает правильными. И, как вы думаете, дано ли нам, грешным земным людям, разобраться в том, что нам не дано понять?
…Гул самолётных двигателей одной высокой нотой уже несколько часов висел над клонящимися ко сну головами утомлённых пассажиров. Семён Борисович, забыв про свои давнишние страхи, так увлекся разговором с соседом, что не сразу заметил какую-то нервозную суету стюардесс.
- Вы ничего не находите странным в нашем полёте? – вдруг встрепенулся и мистер Гоушен и посмотрел внимательно в сторону кабины пилотов.
Самолёт резко тряхнуло, и на стенке кабины тут же высветилась надпись «Пристегните ремни! Идём на посадку!»
…Когда цветные, с преобладанием красного, огни в затуманенной голове Семёна Борисовича сменились картинками каких-то разрозненных эпизодов, он ощутил, что готов бодрствовать и попробовал проснуться. Но тягучая усталость сковывала все его мышечные усилия, и сил не хватало даже открыть глаза. Где-то совсем рядом журчал ручеёк, пахнуло свежим воздухом. Семён Борисович потянулся пересохшими губами к этому журчанию, но ручеёк внезапно иссяк, а журчание обратилось в монотонный говорок мистера Гоушена.
- …Так или иначе, принятие идеи создания искусственного интеллекта станет осознанным выбором человека на пути к бессмертию. Ваша жена, заметьте, не вы, а ваша жена, которой, казалось бы, нет никакого дела до наших профессиональных интересов, тоже поняла, что бессмертие человека лежит совсем в иной плоскости, чем думают об этом обычные люди.
…Другая сторона этой идеи – информационный массив, выработанный человечеством. Википедия, энциклопедия цивилизационного мышления. Он, этот массив, пускай и постоянно самосовершенствующийся, играет в развитии технического прогресса вспомогательную роль, поскольку не встроен в центральный пульт аппаратов генерирования идей. Другими словами, уважаемый коллега, не способен человеческий мозг видеть суть идей во всём их глобальном хитросплетении друг с другом.
- А кто вам сказал, что идея бессмертия прошла мимо меня? – обиженно возразил Семён Борисович, так и не поняв проснулся он или еще спит, - не мы ли с вами разговаривали о программировании психологических процессов?
- Да… разговаривали… но вы же сами понимаете, что человеческому разуму эта задача не по силам…
- Вы хотите сказать…
- Да, уважаемый Семн Борисович… да-да… находясь на одной плоскости событийной действительности, человечеству не по силам увидеть множество таких действительностей, расположенных к тому же в разных плоскостях. Вы меня понимаете? Мы не можем даже подступиться к проблеме создания искусственного разума, не кибернизировав собственный.
- Вы… это серьезно? – не сразу осознав суть сказанного мистером Гоушеном, задумался Семён Борисович, - не хотите ли вы сказать, что люди отдадут идею бессмертия в руки неких киберчеловеков, оставаясь при этом смертными? Ведь переход на роботизацию человечества не произойдёт одномоментно. А где в таком случае гарантия того, что киберчеловеки не начнут вытеснять отовсюду обычных людей, как неконкурентноспособных… а то и попросту – неприспособленных к реалиям цивилизованной жизни?
- Нет никаких гарантий… вы совершенно правы. Но киберчеловеки, как вы их изволили называть, будут совершенно целенаправленно стремиться к созданию разума с полновесным аппаратом духовной гармонии. Это, несомненно, будет учтено программистами-людьми. А что касается человечества… давайте не будем лукавить. При всех наших слабостях и склонностях к грехам даже сама мысль о бессмертии носит оттенок заговора тёмных сил.
- Мистер Гоушен…- снова попытался найти глазами собеседника Семён Борисович. Он хотел повернуть голову, но мышцы не слушались. Глаза тоже не открывались, а в распахнутой лазури пространства лопались и снова надувались разноцветные пузыри, - почему я не вижу вас?…
- Вы только не волнуйтесь, Семён Борисович, - отозвался откуда-то сбоку журчащий голос, - но вас уже как бы нет…
- Я умер? – спросил уже начинающий все понимать Семён Борисович.
- Вот только давайте без паники…
- Но вы могли хотя бы ради приличия спросить моего согласия?
- И вы бы согласились?
- Но я хотя бы морально к этому был готов.
- А вы и так готовы… мы же не случайно выбрали этот рейс, где большинство пассажиров оказалось робототехниками.
- А что с самолётом?
- С самолётом? … обычная авиакатастрофа… в смысле, - для всех. А для науки – пятеро из всех пассажиров находятся на территории спецлаборатории международного института искусственного интеллекта.
- Вы хотите сказать, что остальные…
- Да, остальные пассажиры пропали без вести… и их сейчас ищут в глубинах Тихого океана.
- Боже мой…- простонал Семён Борисович, - значит, и моя Тата будет думать, что я погиб.
- «Если человек умирает осмысленно, ему не перед кем оправдываться»…Вы помните эту фразу? – голос Гоушена начинал становиться твёрдым и назидательным, - Пускай мысль о том, что ваша жена сама догадается о вашей судьбе, даст вам сил и мужества… вам это очень скоро будет нужно. А жизнь... что такое, в конце концов, бренная жизнь индивидуума в сравнении с бессмертием человечества? Не правда ли, Семён Борисович?
Продолжение следует.
