То лето было столь засушливым, что трава, не успев подрасти хоть на немного, начинала сохнуть, почва – трескаться. И с начала мая ни одного дождя. В воздухе стояла такая сухость, что казалось, всё живое отчаянно просило милости у солнца. И даже вечером, когда, обыкновенно, должна приходить живительная прохлада, она не наступала. Уснуть не удавалось иначе, как завернувшись в мокрую простыню, которая высыхала за десять минут. И если за это время не приходил сон, то уснуть не удавалось совсем. Это изнуряло так, что провалившись в короткое забытье, я словно выпадала из реальности до утра, а утром ощущала себя так, как будто не спала вовсе.
В то время я - девятнадцатилетняя девушка училась на литературном факультете N-ского университета, заканчивала второй курс. Тем летом почти все наши ребята разъехались по родительским домам, предварительно отыскав себе летнюю практику в родных местах, по большей мере, в городских архивах. У нас на курсе училось много иногородних студентов. Бесхозными «болтались» лишь четыре сокурсницы, я в том числе. Мы никак не могли определиться с предстоящей практикой, о которой надлежало составить к началу нового учебного года подробное описание и получить отметку руководителя.
И тогда мы попросили оставить нас на кафедре, обратившись к заведующему кафедрой Ирине Анатольевне. Та сокрушённо покачала головой, такого поворота событий она не предполагала. Бумаг на конец учебного года скопилась «бездна», так она выразилась. А мы её отрывали от этой «бездны». Ирина Анатольевна, озадаченно напряглась, жара давала себя знать, и пригласила нашего преподавателя зарубежной литературы. Заговорщически пошептавшись с ним, намеренно громко, она сказала: «Эрнест Вениаминович, принимайте пополнение, образовывайте молодое поколение». И подмигнув нам, снова углубилась в свои дела, как видно, посчитав эту тему исчерпанной. А "Э", как мы его называли между собой, неопределённо развёл руками и произнёс: «Подходите завтра в девять утра к парадному входу».
Нужно отметить, что Э, был для нас, думается, что и для всех в университете, абсолютно закрытой личностью. Никто никогда не знал о его планах и делах хоть сколько-нибудь. Да и по правде говоря, не было большой охоты узнавать. Он производил впечатление человека, жившего комфортно своим внутренним миром и на столько самодостаточного, что невольное уважение к нему читалось на лицах не только студентов, но и старшего преподавательского состава. Его образ окружал ореол таинственности, это, как запретная тема в узком кругу близких людей. Лекции Э можно было слушать на одном дыхании. Они долго не отпускали. В аудитории на его уроках стояла такая глубокая тишина, что можно было услышать скрип ручек о бумагу. Это был единственный преподаватель в университете, у которого многие годы отмечалась стопроцентная явка студентов. После его лекций, если это была даже не последняя пара, я следующих в тот день занятий, уже не посещала. То необыкновенное состояние, которое возникало у меня на его лекциях, я боялась расплескать, не хотелось разговаривать, возвращаться в прежний мир. Любимыми днями стали вторник и четверг, когда мы все слушали лекции по зарубежной литературе. В этот период я перечитала всего Драйзера, Стендаля, Золя, Джека Лондона и многих - многих других зарубежных классиков, которым так мало места отводили в школьной программе, и совсем немного на факультативных курсах.
Поэтому, когда Ирина Анатольевна, прикрепила нас к Э, мы были немало заинтригованы.
В этот день и весь вечер я пребывала в крайнем возбуждении, не замечая даже изнурительной жары. И спать мне не давала вовсе не она, а мысль - что же такое будет завтра? Казалось, ну что интересного тут можно выдумать для нас. И вот, это завтра наступило.
Мы, все четверо, пришли в назначенное место, не в девять, а в восемь утра. Ожидание висело в воздухе. Мы обменялись приветливыми кивками и больше уже не разговаривали. Э появился ровно в девять. На нём прекрасно сидела светлая просторная хлопчатобумажная рубаха с короткими рукавами и такие же хлопковые брюки. Тогда этот фасон брюк в нашей среде называли «банан». Его льняные волосы, волнистые и шелковистые стягивала на затылке в тугой хвост узкая резинка. Такой гриве волос могла позавидовать любая девчонка. Ни у кого на курсе не было ни малейшей иронии по поводу его длинных волос. Карие глаза искрились таким неиссякаемым блеском, что казалось, в них отражался весь земной свет. Э, в своих белых одеждах, был окутан неким блаженным бесконечным спокойствием, мягко стелившимся за ним по узкой, вымощенной булыжником, дорожке. Он осторожно катил перед собой небольшую тележку, похожую на те, что сейчас используют в продуктовых супермаркетах. Шагая к нам, Э улыбался, открыто по-доброму, приветствуя нас. И ведь каждой казалось, что это улыбка предназначена именно ей. Он сказал: «Ну что? Вы готовы мужественно пробыть сегодняшний день под открытым небом? Или у кого-то есть сомнения на этот счёт?». Мы озадаченно смотрели на него. А Э достал из своей тележки четыре свёртка и отдал каждой из нас. Потом я долго размышляла, предназначался каждой девушке именно свой свёрток, либо он раздал их наудачу. Я тогда ещё не задумывалась о том, что ничего случайно в нашей жизни не происходит.
«Это цветы» - просто сказал Э. «Вы должны их продать… и, непременно, сегодня. Иначе... впрочем, сами всё поймёте». Удивлённые таким предложением, мы ошарашенно молчали, ожидая дальнейших указаний. «Вопросы есть? Задавайте, - он мгновение смотрел на нас, - ну, тогда время пошло».
Каждая принялась разворачивать свои цветы. Мысли мои обгоняли друг друга, будоража воспалённый от жары, мозг: «Ну как же это? Где продавать? По одному, или все разом? Какую назначить цену? И, в конце концов, в этом что ли и есть вся летняя практика? Стоп! Так не бывает, насмешка какая-то!» Когда мы опомнились, Э уже не было рядом, и никто из нас даже не заметил, как он исчез. Как будто его не было вовсе. И тележки тоже след простыл, но в руках каждая держала бумажный свёрток. Значит всё-таки был Э, и задание выдано.
У Светы в пакете лежали розовые цветы с алой окантовкой на лепестках, похожие на первые весенние колокольчики, мы в детстве называли такие «кукушкины слёзки». У самого цветка со стороны стебля выделялись смешные маленькие завитки – усики-локоны, похожие на разноцветные ленточки, которыми завязывают букеты. Только те весенние цветы фиолетово-голубого цвета, а эти розовые с алым. Стебель не высокий, сантиметров пятнадцать, и листья какие-то странные, как будто от другого цветка. Я таких экспонатов в жизни не встречала.
У Ирины оказались цветы, похожие на ландыши, только почему-то жёлтые, со множеством маленьких колокольчиков и на каждом стебле. Да и не ландыши это вовсе. Что же это за растение такое?
Оля держала в руках ромашки с лепестками каждый разного цвета, как у «цветика - семицветика». Я всегда думала, что такие только в сказках встречаются. Стебли у этих ромашек невысокие, как у самых обычных, что везде растут.
Но главное отличие наших свёртков состояло в том, что мой свёрток оказался очень длинным, как будто туда завернули кувшинки со стеблями, которые тянутся с самого дна озера. Я никак не могла справиться со своим пакетом, боясь, что такой длинный стебель может сломаться прямо у меня в руках. Когда я наконец, открыла свой свёрток, оказалось, что я стою у входа в здание уже совсем одна. Я даже не заметила, как, распалась наша компания, и сколько времени прошло с того момента, когда каждая получила свой букет. Странно, тогда я будто потеряла ощущение времени. Посмотрев вверх, отметила, что солнечные лучи падали почти отвесно, значит уже полдень, и у меня оставалось всего около пяти – шести часов. Опишу подробно, доставшиеся мне, цветы. Я насчитала всего одиннадцать штук.
Стебель, непропорционально длинный – около шестидесяти сантиметров. Цветок тоже длинный – сантиметров двадцать. По пропорциям это напоминало камыш. Стебли столь тонки, что казалось вот-вот переломятся и, к тому же, достаточно сухие. Чтобы, взявшись за стебель, удерживать цветок вертикально, не могло быть и речи, сразу бы переломился. Так и произошло у меня с одним. Сам цветок состоял из маленьких пушинок, как созревший одуванчик. Но они так крепко держались за стебель и друг за дружку, что никакой ветер их не мог оторвать от центра. Каждая пушинка ослепительно белого цвета представилась мне маленьким светлячком, а весь цветок напоминал миниатюрный светящийся торшер. Листья растения, расположенные в самом низу стебля, особо не привлекли моего внимания.
Мой взгляд устремился к самим цветам, я не могла от них оторваться ни на секунду. Мои пушистые камыши казались такими невесомыми и лёгкими, что думалось, букет давно высох. Но растение, тем не менее, оставалось живым. Корешки его бережно завернула в мокрую тряпицу чья-то заботливая рука, обернув ткань сверху целлофановой бумагой. Цветы лежали в свёртке на траве, и нести их не представлялось возможным только двумя руками, положив стебли горизонтально на открытые, широко расставленные, ладони. Я попыталась выложить их на траву, и соорудить из бумаги небольшой навес, что бы прямые лучи солнца не обжигали моё сокровище. На траву из кулька выпал крошечный, смятый в пучок, листок - обрывок старой, пожелтевшей от времени, газеты. Даже трудно предположить, в каком году её напечатали. Я развернула бумагу и прочла: «Магический цветок, который способен вызывать дождь». Далее, по всей видимости, было указано место произрастания, но буквы оказались столь вытерты, что разобрать их мне не удалось. Да и времени, по правде говоря, у меня оставалось мало. Я опустилась на колени. «Ну что же мне теперь делать с вами? - беспомощно думала я. - До рынка целых две остановки, да и в автобус мне с таким грузом лучше не пытаться. Не доедут цветы целыми до рынка».
-Ты что, дитятко, здесь молиться вздумала. Или, может, тебе жара совсем голову замутила? Хоть бы, косынку какую надела, что ли.
Я подняла голову. Надо мной стояла старушка в белом платке в цветочек, аккуратненькая такая, приветливая.
- Нет, это я так, отдохнуть присела. А что, бабушка, где тут поблизости цветами торгуют, Вы случайно не подскажете?
-Да на остановке и торгуют, тут совсем рядом, а каких тебе цветов надо, может у меня возьмёшь? Вот только зайду к вам в институт баночку наполнить. Такая жара, вся вода в банках высохла. Цветы пропадают.
Я подумала: «Да и впрямь, как же я могла забыть, тут ведь рядом совсем».
- Да мне не купить, мне продать нужно… вот эти, – неуверенно сказала я.
- ЧуднЫе какие, откуда они у тебя? Я таких цветов отродясь не видывала. А место-то есть у тебя?
- Какое место? – не поняла я.
- Да там же ведь у каждого своё место, и платить за него приходится… Хотя, сегодня продавцов мало. Жара... шутка ли. Да и покупателей не богато. От солнца никакого спасу. Вставай рядышком, мне веселее будет, – и старушка поспешила в здание нашего корпуса наполнить водой свои банки.
Я бережно подхватила цветы на обе руки, а сломанный положила сверху, чтобы не упустить. Мы со старушкой быстро добрались до своих «рабочих мест».
-А как тебя
В моей жизни была одна необычная история, о которой я хочу вам рассказать. С тех пор прошло много лет. Дорога моя через ручейки и болотца, а бывало, через непроходимые заросли сухого колючего вереска, выводила меня порой к таким райским оазисам, о которых хочется молчать и хранить в тайниках своей памяти первозданными, нетронутыми. Слова, как известно, настолько умаляют суть, что стоит рассказать, и картинка блёкнет, ускользает её неповторимый аромат, тает ореол таинственности. Это был один из тех немногих случаев, о которых хотелось молчать даже с близкими людьми, и который так отпечатался в моей памяти, что стоит мне закрыть глаза, и кажется, что всё происходит наяву.