В Колышках очень уважали Никиту Юрьевича Астахова. И часто ставили его в пример детям.
- Простой деревенский парень, а окончил московский университет. И как его потом жизнь ни била, сумел выбиться в люди. В Москве сейчас огромными деньжищами ворочает. Учись, лодырь, авось тоже человеком станешь!
И каково же было удивление земляков, когда по селу разнесся слух - внезапно приехавший из Москвы на родину Никита Юрьевич выбросился с балкона мезонина и теперь в тяжелом состоянии лежит в районной реанимации.
- Уж если надумал старик сигануть из окна, чё в Москве этого не сделал. Зачем было в Колышки-то переться - поближе к кладбищу, что ли?
- Говорят, в Москве место на кладбище чуть ли не миллион стоит, а у нас копай, где душа пожелает. Никита же продуман всем известный.
- Но не настолько же! Странный курбет.
Надо сказать, что также считали все члены семьи Астаховых, собравшиеся в старом родительском доме. Подавленные дочери, сестра с племянником и единственный внук Вадим после отъезда полиции сидели в горнице за столом.
- Следователь считает, что дед вряд ли мог специально или по неосторожности упасть с балкона, - заявил Вадим после долгого напряженного молчания. - И пока нас по одиночке не поволокли на допросы в полицию, давайте разбираться, что же всё-таки произошло. Он окинул испытывающим взглядом угрюмые лица родственников: "И зачем я в пятницу перезвонил матери?"
Позавчера в конце рабочего дня ему принялась названивать мать. Вадим сначала не отвечал, по опыту зная, что пятничный звонок Софьи Никитичны сулит, как минимум, субботнюю поездку на дачу или бесконечный забег по магазинам. А он планировал встретиться с Илоной - девушкой, за которой давно ухаживал. Но потом Вадим все же перезвонил. Его дед недавно перенес инсульт, и он опасался рецидива.
- Не вздумай сегодня напиться, - грозно предупредила родительница. - Умерла баба Маня.
- И что? - взорвался Вадим. - Почему из-за неизвестной усопшей я должен ломать свои планы?
- Дедушка желает, чтобы мы поехали в Колышки на похороны.
- Да это же на краю географии!
- Он просто хочет, чтобы семья собралась вместе, и не вокруг его гроба. А ещё с нами поедут Тамара и Инна. Так в дороге будет веселее.
"Зашибись, как весело!"
Чтобы вовремя попасть к Астаховым и забрать по дороге теток, Вадиму пришлось встать в пять утра. Затолкав объемистые сумки и инвалидную коляску деда в багажник, он выдвинулся из Москвы в медленно ползущей колонне припозднившихся дачников.
Матери с сестрами тотчас ударились в воспоминания о юности, проведенной в Колышках в компании коров, свиней и кур.
- Раскудахтались! - в какой момент рявкнул дед на дочерей. - Голова от вас заболела.
И в машине воцарилась ласкающая слух тишина.
"Вот ведь, - рассуждал Вадим. - Если бы не инсульт, старпер сейчас мутил бы какое-нибудь прибыльное дельце. И уж точно проигнорировал бы смерть бабы Мани, кем бы ни была эта таинственная старуха. Ведь ещё недавно деловые партнеры называли дедугана пираньей. Жаль его."
Никита Юрьевич действительно был человеком неординарным. В свое время честолюбивый сельский паренек сумел поступить в плехановский институт, жениться на москвичке и приобрести нужных друзей. Уж очень хотелось ему остаться в Москве - здесь кипела жизнь, маячили блестящие перспективы, а также можно было достать любые дефицитные товары. Москвич - в СССР это звучало гордо, словно ты на ступеньку поднимался над всеми, кому не повезло жить в столице.
Однако на распределении что-то пошло не так, и Астахов получил направление на Дальний Восток. Сообразив, что от Рязани до Москвы все же ближе, чем от Владивостока, Никита проявил чудеса изворотливости и оказался там, откуда и начинал - стал работать экономистом на консервном заводе в родных Колышках.
- Не реви, - виновато обнял он заплаканную жену Ирину. - Слово даю - вернемся мы в Москву. Кстати, места здесь хорошие: лес, заповедное озеро - туристы со всего мира приезжают поглазеть. А ты любуйся бесплатно.
Однако выбраться из Колышек оказалось непросто даже после окончания отработки. Отъезду постоянно что-то препятствовало, и когда у супругов через шесть лет после старшей Сонечки родились одна за другой ещё две дочери, им уже не захотелось мотаться по съемным квартирам.
Никита переделал доставшийся по наследству родительский дом, украсив его мезонином и пристроив просторную веранду. Развел хозяйство, возил на рынок яйца, молоко и творог. Он упорно копил деньги на домик где-нибудь в ближнем Подмосковье. Москва по-прежнему оставалась его заветной мечтой.
Все планы рухнули в начале 90-х. Закрылся кормивший их семью завод, и обесценились сбережения.
Теперь вопрос о переезде встал ребром. Только в Москве можно было найти достойно оплачиваемую работу. Но тут онкологией заболела Ирина и после года мытарств по больницам умерла. И как будто мало было бед, семнадцатилетняя сестра вернулась в Колышки с новорожденным сыном.
Никита съездил в ПТУ, в котором училась Аглая, но уговаривать соблазнителя жениться на сестре не стал.
- Утырок никчемный, а не парень! - угрюмо сказал он по возвращении. - Не нужен такой отец Жорику. Родителям покойным обещал за тобой присмотреть, поэтому как-нибудь прокормлю. Но всё, отныне и навеки дальше Колышек носа не высунешь. Вот ведь... Аглая!
Старинное имя сестре дали в честь бабки, но в устах уставшего от её выходок Никиты оно часто звучало, как ругательство.
У другого руки опустились бы, получив столько иждивенцев, но не у Астахова. Чем он только не занимался, чтобы прокормить свое семейство! И табачный ларек в районном центре держал, и челночил - возил товары из Польши, и рассадой с овощами торговал. Мог проводку починить или отопление сварить.
Чтобы заработать лишний рубль, Никита договорился с туристической фирмой, что будет проводить экскурсии по местным достопримечательностям. Язык у мужика был подвешен хорошо и на отсутствие фантазии не жаловался. Каких только баек не сочинял, чтобы заморочить головы доверчивым туристам: и про таинственных берендеев рассказывал, и про "места силы" в окрестных лесах. Лишь бы люди ездили и платили!
А в конце 90-х оборотистый Астахов открыл пункт приема металлолома.
Весь огромный двор дома теперь был завален терриконами ржавых кроватей и останками сельскохозяйственных агрегатов.
Однажды Астахов заподозрил, что у него воруют металл.
Можно было завести ещё пару собак в помощь к уже имевшемуся Рексу, но Никита пошёл другим путем.
Накануне кто-то из местных алкашей приволок ему электрический сварочный аппарат, попросив бутылку водки. Никита сначала попробовал - работает ли он? А потом, неожиданно увлекшись, принялся за работу.
- Чего это ты затеялся? - через пару дней заглянула к нему под навес Аглая.
- Брысь! А то зайчиков нахватаешься, - буркнул Никита, вновь надвинув сварочную маску.
И как-то утром ошеломленные домочадцы увидели торчащего посреди двора жуткого трехметрового монстра. Сваренное из разнокалиберных кусков металлолома чудо-юдо имело вместо головы помятое ведро без дна, к которому был приварен нос из куска ржавой пилы, вместо глаз красовались разбитые фары, а на месте рта щерился сломанный капкан на волка. Туловище, руки и ноги были сварены из распиленных спинок кроватей и кусков арматуры.
Необыкновенно гордый своим творением Никита довольно улыбался, любовно смахивая с него соринки
- Чтобы ты понимала! Это джанк-арт, - ответил он на возмущение сестры.
- Чего?
- Особый вид искусства - скульптура из металлолома или старых вещей. Правда, хорош?
- Ты, братец, точно умом тронулся. Место такому уроду только на свалке.
- Аглая ты и есть Аглая. А мой Чунчо-барабанщик не только арт-объект, но и сторожем будет. Надеюсь, что вор при его виде сразу обделается.
Аглая только пальцем у виска покрутила. И оказалось, что зря.
Как сторож Чунчо пригодился мало, потому что буквально через пару дней в "берендеевские места" прибыла очередная группа туристов из Скандинавии. Увидев во дворе у экскурсовода страхолюдного монстра, один из них необычайно возбудился и пожелал его купить.
За сколько конкретно был продан Чунчо знал только сам Никита. Но, видимо, сумма оказалась кругленькой. Вскоре Астаховы, наконец-то, переехали в Москву. Сначала вложили деньги в открытие овощной палатки, потом обувного магазина, а потом... в общем, дела пошли в гору.
Со временем отец купил Тамаре и Инне по квартире, но право владения оформлять не стал. Не доверял. Тамара с головой погрузилась в экзотические духовные практики, находясь в постоянном поиске просветления. В противовес сестре хулиганистая Инна якшалась с рокерами, пропадая на подозрительных тусовках. Оставшаяся после развода без жилья Софья переехала к отцу.
Аглая же с Жориком так и остались в доме Астаховых в Колышках.
- Только такой дуры Москве и не хватало. Здесь, по крайней мере, тебя все знают, - грубо заявил Никита сестре. - Астаховский дом будешь содержать в чистоте и порядке, а я тебе за это назначу зарплату. На жизнь с избытком хватит. А Жорику, когда придет время учиться, помогу стипендией.
Крепко Никита Юрьевич держал домочадцев в кулаке, решительно вмешиваясь, когда около дочерей появлялись неподходящие, с его точки зрения, мужчины. Наверное, поэтому ни одна из них так и не устроила толком личную жизнь.
Первым решил скинуть чрезмерную дедовскую опеку Вадим. Окончив университет, он устроился программистом и стал хорошо зарабатывать. И, несмотря на противодействие родственников, снял квартиру, а потом и вовсе оформил ипотеку.
Но на последнюю выплату ему всё-таки пришлось занять у деда две тысячи долларов - временно оказался на мели из-за покупки машины.
И хотя Вадим собирался рассчитаться в ближайшее же время, долг его изрядно тяготил.
Вадим не бывал в Колышках с детства, но хорошо помнил большой бревенчатый дом с мезонином, огромный двор и чувство бескрайнего простора, каждый раз охватывающее мальчишку, когда мать привозила его из Рязани на лето к деду.
Но сегодня, виртуозно выворачивая руль, чтобы не застрять в огромных лужах, он едва не проскочил родовое гнездо, если бы не окрик Никиты Юрьевича.
Вадим вылез из машины, вдохнув запах свежести и разросшегося под окнами душистого табака.
Калитка скрипнула, и навстречу гостям вышли Аглая с Жориком. Двоюродный брат матери был всего лишь на пять лет старше племянника. Когда-то они увлеченно играли во дворе между грудами старого железа, но теперь, когда мать с сыном навещали родственников в Москве, Вадим старался избегать встреч. Не любил вертлявого родственника. Тридцатипятилетний Жорик отвечал Вадиму тем же, считая его избалованным мажором.
Сейчас, криво ухмыляясь, он топтался за спиной матери.
Вадим достал из багажника инвалидное кресло, помог выбраться из машины деду (тот ходил, но плохо - мог запутаться ногами в траве), и завез его в калитку.
Неожиданно старик невнятно вскрикнул. Вадим испуганно нагнулся к нему.
- Что-то болит?
Никита Юрьевич ткнул пальцем в угол двора. Вадим глянул и обомлел. Там стоял... Чунчо! По крайней мере, такой же монстр из металлолома.
- Откуда это здесь? -
