Так не бывает

готовиться. Всё станет ясно по ходу встречи. Сорваться? Не сорвусь, думаю. Только вот спокойно, спокойно только…

Конечно, она сильно переменилась. Стала не куколкой, а женщиной молодой. И привлекательной. Если честно, то – не хуже Маши. А если совсем честно, то - лучше. Ярче. Стройнее. Как мужчина, я Игоря, пожалуй, понимаю. Увидел её, как только вошла в кафе и оглядела редких посетителей. А глаза такие яркие. Разве были и раньше такими? У людей такие бывают?..
Сначала подошёл её запах, потом сама. Поздоровалась, села. Всё гармонично: и то, как скрестила ноги и руки, и пальцы такие длинные. Красиво держит и чашку с кофе, и сигарету (ещё один изысканный запах).

- Борис Михайлович, а ведь всё это из-за вас случилось.
- ???
- Вы Александру помните?.. Львову?

Помнил ли я Сашеньку? Теперь мне кажется, что всегда. Встретились на одной из поточных лекций уже в сентябре на первом курсе. Ну точно! Именно Сашины глаза теперь лучились на Маринином современном лице!
Помню всё сразу. Ведь это даже не роман, не любовь была, а какая-то молния. И как в молнии – всё было. И свет, и дождь, и гром… И озон был. Было много воздуха и счастья. Абсолютного, когда мы оба были переполнены друг другом. Переполнены настолько, что ни для чего другого места уже в нас обоих не оставалось. А уж для такой малости, как учёба,- тем более. А потому – первая же сессия стала для обоих последней. Какая ерунда! Поедем куда-нибудь на Север, будем работать. И учиться будем. Потом.
Но это не казалось ерундой нашим родителям. Особенно моим. Особенно папе, человеку властному и, как оказалось, жестокому:
- Чтооо? Мой сын неуч? Какая любовь? Какой ребёнок может быть у моего ещё ребёнка? Ничего, аборт сделает. Отнесёшь ей деньги, пусть избавится. Нет? Хорошо, я сам отнесу. Где живёт - знаю. С мамой её мы уже встречались. Она с нами согласна… Я тебе уйду из дому! К тётке в Ленинград поедешь. Там и учиться дальше будешь. Перевод я устрою. Всё. Надо будет – свяжу и насильно увезу, и не только в Ленинград. Не дури, иначе Сашу твою за такой Можай загоню, где водятся только синее небо и волки. И мамаше её не поздоровится, что такую безнравственную дочь вырастила. И во всём этом ты виноват будешь. Никаких «проститься»! Всё. Начинаешь новую жизнь. С чистого листа…


Так помнил ли я Сашеньку? Всегда. И всё помнил. И ничего этого Марине рассказать не мог.
А Марина всё поняла и продолжала:
- Я всё знаю. Мама рассказала. Да, она жива, разумеется. Где живёт, не скажу. Да вам и не нужно. Я сначала хотела вашу семью, Борис Михайлович, поломать. Потом подумала, что больнее будет, если – вашей дочери. А тут Игорь мне и вправду понравился. Он ведь, сами знаете, надёжный такой. И перспективный.
А ведь правда, бессердечно вы мою маму тогда бросили. И до сих пор она вас не простила. И не простит.
Погасила сигарету в пепельнице, изящно так выкинула ноги из-за стола, встала упруго, волосы оправила, вскинула сумку на плечо. И сделала уже шаг к двери. А потом, потом как-то застыла почти в воздухе на мгновение, обернулась через плечо перед тем, как уйти навсегда из моей жизни:
- И я не прощу… папа…